Джулия мечтательно смотрит на этот богатый дом с огромным двором.
– Она поселится здесь, – и прощай наша Ирина… Нас с тобой сюда уже никогда не пустят. Понимаешь, у них будут дети… Они – полноценные люди… Вот люди живут… Красота… Смысл…
Тупая Пенелопа о своем:
– Джулия, мне в попе натирают трусики… жмут…
Джулия злорадствует:
– Кто тебя заставлял в них втискиваться? Думаешь, не видят все, какая ты дылда?
– И туфли жмут, Джулия…
– Мечта… Красота… Я так рада за них… – Джулия шлет влюбленным воздушный поцелуй. – Вы никогда больше на своих вечеринках не увидите такую пошлость, как я!
Подчас интимная близость двух людей удивляет: как много им хочется рассказать друг другу даже во время секса…
– А еще я ему сказала, чтобы он шептал мне всякие слова, прикасаясь губами между лопаток… И, вообще, у меня такое ощущение, что мы сейчас втроем…
– Втроем?
– И я не могу понять, чье я сердце чувствую сейчас в твоей головке…
– Не мое?
– Кажется, нет.
– Почему?
– Ты слишком большой, сильный и уверенный. У тебя уже нет такого сердца, которое было у твоего сына.
– Ты до сих пор чувствуешь сердце моего сына?
– Да. Во рту. И теперь там…
И она засмеялась, с легкостью признавшись в этой подробности.
– Но это и мое сердце.
– Может быть. В конце концов вы же похожи… Но ты любишь меня не так, как любил меня твой сын.
– Это важно?
– Это разные вещи.
– Ну, хорошо… Я второй на очереди. После сына.
– Я люблю вас обоих, но по-разному. И хочу вас обоих. Но по очереди. И по разному.
– Хорошо. Я второй в очереди. Пусть будет так всегда – второй. Возможно, это и должно быть так…
Пенелопа все бубнит и бубнит о своем о девичьем.
– А я еще в сорок третий хотела влезть, – дура я, правда?
Принюхивается.
– Вот и Эсмеральда обкакалась, переживая за меня…
– Ну-ка дай туфельку, которая жмет…
Получив обувочку, Джулия в гневе начинает колошматить ею Пенелопу по израненной голове. Та убегает, Джулия – за ней.
– И эту идиотку тоже больше не увидите! И эту порнографическую собачку тоже не увидите никогда!
– Джулия, что с тобой? Что ты делаешь, Джулия! Господи, она опять меня бьет!
– Дура затупелая! Они людей повторят, понимаешь? У них есть хотя бы одна на двоих священная дырка, понимаешь! А у тебя что есть, кроме твоей тупой задницы? Как ты меня достала, пидовка гнилая! Детдомовка!
Пенелопа рыдает.
– Ой, помогите! Она опять меня бьет! Она сошла с ума! Что я тебе сделала?
– Долго ты меня будешь парить, пидовка несчастная? Сирота приблудная!
За Джулией и Пенелопой бегут девушки, с ними какой-то любезный долговязый парень.
– Джулия, успокойся! Возьмите кто-нибудь собачку!
– Я сойду с ума! – вопит Пенелопа на все поднебесье. – Не бей меня по голове, меня все детство били по голове в детдоме! Может поэтому у меня провалы…
Она достает из сумочки пачку смертоносных таблеток.
– Видела? Видела? Все! Сейчас пойду и повешусь! Она избивает меня круглые сутки! Прости, Эсмеральдочка! За все!
Алексей Германович тащит Ирину к цыганам.
Красивые разноцветные цыгане томят и томят душу неземными напевами.
Медленно вошел
В комнату ко мне
Вечер.
Он позолотил
Волосы мои
И закатом тронул
Плечи.
Он меня спросил,
Где теперь живет
И с кем делит кров
Милый?
Улыбнулась я
И ответила:
Будь сегодня ты
Мне
Любимым…
Алексей Германович подтаскивает Ирину к молодой цыганке-солистке, кивая:
– Она?
Цыганка кивает: да.
– Мне?
Цыганка благосклонна: тебе.
– Любимой?
Любимой.
– Это ты нагадала, чертовка, ты?
Цыганка улыбчиво и загадочно качает головой. Другие пузатые цыгане обступают Ирина и Андрея, подносят водку.
Алексей Германович выпивает до дна.
– Пойте… Пойте про все…
Он падает в экстазе на колени, прислоняет ухо к животу Ирины.
– Он здесь, Егорушка наш, здесь он! Здесь он теперь!
Ирина благосклонно улыбается. Алексей Германович тащит Ирину дальше…
Дальше и дальше от праздничных столов… К воротам…
И вот они уже за воротами. Они опять уходят, так как хотят опять остаться вдвоем. За ними летит песня…
А что же наши шумные девушки?
Девушки сидят на траве, примиряясь. Джулия заботливо поправляет на Пенелопе парик, припудривает фингал. Она обнимает закадычную подругу.
– Ну, иди ко мне пожалею, дура… Понимаешь, они родят детей, – богатые и счастливые. А мы с тобой умрем от СПИДа, понимаешь?
– От СПИДа…
– И ты не придешь ко мне на могилу, потому что тебе проломят череп раньше…
– Точно, раньше…
– …чем мне оторвут яйца, крошка безмозглая, ты это понимаешь?
– Крошка безмозглая…
Обе от души плачут.
– Джулия, извини, что у меня мозги кривые… Но за это нельзя меня бить… Я – круглая сирота.
Джулия ласково целует подругу.
– Ну, конечно, у такой уродины, как ты разве могут быть папа-мама?
Джулия с Пенелопой молча смотрят Ирине и Алексею Германовичу вслед. Лошадиная челюсть Пенелопы почему-то нервно дергается. Наверно потому что ее часто били по голове.
Но вот наши девушки, как по наитию, встают и медленно идут за ними. Они окликают влюбленных:
– Ирина! Ирина!
Слышат ли их влюбленные? Это неизвестно.
Может, слышат, а может, нет.
А цыгане все поют и поют свои вечные песни о странствиях влюбленных сердец по земным дорогам…
И Джулия с Пенелопой останавливаются, понимая, что влюбленных им не догнать.
