– А, почему в Мендосе опасаются – именно – российских шпионов? – уточнил Егор. – Они какие-то особенные? То есть, чем-то кардинально отличаются от американских, немецких и английских?
– Безусловно, отличаются. Да, ещё как…. Мы уже подъезжаем, я вам данную коллизию объясню на месте. И расскажу, и покажу на ландшафте…. Не возражаете?
Машина, проехав метров четыреста пятьдесят вдоль высокого сетчатого забора, остановилась.
– Вылезайте, дамы и господа! – объявил водитель. – Приехали…. Как легко догадаться, мы сейчас находимся на границе двух частных владений. За забором располагается искомое вами строение – за номером двадцать четыре. А рядом с ним – сами видите, что…
От дороги – до тусклых речных вод – тянулся заброшенный прямоугольный пустырь, густо заросший пыльной травой и высокими кустами чертополоха. Посредине участка располагались неаккуратные развалины неизвестного сооружения, а на высоком речном берегу – в призрачных вечерних сумерках – наблюдался величественный чёрный монумент-обелиск.
– Здесь когда-то имела место быть шикарная вилла с мраморными колоннами, принадлежавшая легендарной Иде Матьё, известной опереточной певичке, – приступил к повествованию русскоговорящий таксист. – Говорят, что девица была очень симпатичной и смазливой, но невероятно-ветряной. Среди её многочисленных любовников числился даже сам Мартин Борман, знаменитый нацистский преступник, скрывавшийся – после окончания Второй мировой войны – от международного правосудия…. И, вот, в приснопамятном 1955-ом году, через несколько дней после свержения аргентинского диктатора Хуана Перрона, Борман тайно прибыл в Мендосу – на очередную жаркую встречу с любвеобильной и пылкой Идой…. Интересуетесь, на чём прибыл? К этому конкретному месту – на речном паровом катере. А к реке Мартин Борман – в сопровождении многочисленной и надёжной охраны – прилетел из Чили, на двухмоторном самолёте…. Но здесь беднягу уже ждали суровые советские диверсанты, посетившие Аргентину по личному приказу самого Климента Ефремовича Ворошилова. От дома Матьё – к речному берегу – вёл секретный подземный ход. И одна из русских шпионок, вошедшая в доверие к легкомысленной Иде, спрятала в этом ходе пару десятков ампул с нитроглицерином.… Когда Мартин Борман, сойдя с катера, вошёл в тайный коридор, то наши, засевшие вон на том холме, – уважительно махнул рукой в сторону, – стрельнули – одни говорят, что из армейского гранатомёта, другие утверждают, что из противотанкового ружья. Тутошнюю почву, естественно, сильно тряхнуло, и нитроглицерин, сдетонировав, взорвался. Подземный ход завалило, дом Иды Матьё полностью разрушился, начался страшный пожар…. Следствие, которое проводилось откровенно вяло, констатировало, что всего при взрыве погибло более пятидесяти человек. Причём, личностей большинства из них установить так и не удалось. Понятное дело, что и гибель Мартина Бормана власти официально не подтвердили…. А у Иды Матьё обнаружились неизвестные наследники, которые решили оставить развалины дома в покое, а на берегу реки – через некоторое время – установили памятный чёрный знак-обелиск, изготовленный, кажется, из базальта…. Почему местные жители обходят это место стороной? По Мендосе ходят упорные слухи, что звёздными ночами, чаще всего в полнолуние, здесь регулярно разгуливают, взявшись за руки и оживлённо болтая между собой на немецком языке, Ида Матьё и Мартин Борман. В смысле, их бестелесные Призраки…
– Но, ведь, это – лишь красивая легенда? – засомневалась недоверчивая Санька. – Мол, действительно, здесь когда-то прогремел сильный взрыв, а Бормана и русских разведчиков – несколько позже – обыватели присовокупили сюда…м-м-м, ради красного словца? Не так ли?
– Трудно сказать однозначно, – нервно подёргал вислыми «запорожскими» усами водитель. – Более того, здешние старожилы даже называют имена-фамилии людей, входивших в советский диверсионный отряд. Естественно, имена и фамилии, под которыми эти люди тогда проживали в Аргентине.
– Может, озвучите?
– Пожалуйста…. Алекс, Мария и Мартина Сервантесы. Оскар Рамос и Анхен Мюллер. Извините, уважаемые соотечественники, но мне – пора. Приятно было поболтать и всё такое…. Давайте-ка честно-заработанный гонорар, и я поеду к дому. Молоденькая жёнушка, наверное, заждалась…. Хватит, сеньор! Вполне достаточно. Премного благодарен…. Адиос[15]! Всех благ!
Старенькая японская малолитражка шумно завелась, развернулась – в три приёма – на узкой дороге, и, громко тарахтя, уехала по направлению к центру городка.
Машина уехала, а Чёрный Обелиск, неподвижно застывший над сонной рекой, остался…
Мари Гонсалес? С ней ссориться – себе дороже…. Знаешь, как её здесь называют? «Сеньора-гаучо»! Она одна – на всю Аргентину – «сеньора-гаучо». Представляешь? Э, да я смотрю, ты совершенно не проникся. Ты хоть знаешь, кто такие гаучо? Говоришь, мол, пастухи? Что-то вроде североамериканских ковбоев? Ну, ты, брат, даёшь – ляпнуть такое! Пастухи?! Хорошо ещё, что тебя не слышал никто из местных патриотов. Ладно, просвещу тебя, неуча дремучего, а то попадёшь ещё в неловкую ситуацию, засмеют, а то и на дуэль вызовут…. Слушай. «Пампа» – на древнем языке индейцев кечуа – обозначает – «ровная земля». Но это – полное враньё! Пампа – это бескрайние равнины, густо усеянные множеством невысоких холмов, покрытых лесом и кустарником, есть здесь и пустынные районы с соляными озерами, и классические степи с высокими травами.…В своё время сюда пришли жестокосердные испанцы и за несколько веков уничтожили всех местных индейцев – и кечуа и керанди, перестреляли почти всех гуанако и страусов-нанду, потом завезли из Европы и выпустили в пампу всякий домашний скот. Но Аргентина, где не оказалось богатых залежей золота и серебра, испанцев совершенно не интересовала, и они стали – весело и дружно – переселяться в Перу и Парагвай. Одичавший рогатый скот и лошади очень быстро размножались и чувствовали себя в пампе просто превосходно. Для парнокопытных здесь идеальная среда и климат, так сказать…. И тогда в пампу пришли бродяги самых разных национальностей, бедные – как худые церковные крысы. Чтобы не умереть с голода, они отлавливали всех этих полудиких лошадей, буйволов и коров, и загоняли их на наспех огороженные территории…. Так в Аргентине появились ранчо и гаучо – вольная и свободолюбивая разновидность людей, не признающая общепринятых устоев. Жизненная мораль у гаучо проста: – «Мы были никому не нужны. Когда наши дети пухли от голода, то никто не помог, все презрительно отвернулись в сторону. Мы всего добились сами, собственными руками, безо всякой помощи со стороны…. Поэтому теперь мы ничего и никому не должны! Пошли вы все в грязную задницу – с вашими законами, конституциями и прочим уродством! Мы живём, как хотим, и никто не имеет права вмешиваться в нашу жизнь…». Гаучо – страшные и неисправимые гордецы. Даже с современными мужчинами-иммигрантами они почти не общаются, считая это ниже своего достоинства. Что тут говорить про женщин-иностранок? Так вот, Мария Гонсалес – самая желанная гостья в любом поселении гаучо. Чем она их всех взяла? Неизвестно…. Но это – непреложный факт, известный на всю страну. Об этом и в тутошних газетах много раз писали…
Этот зимний июльский день ничем не отличался от череды других.
Голубое безоблачное небо, холодный южный ветер, с утра на градуснике было всего плюс восемь-девять градусов по Цельсию.
– Поедем, любимый, за город, – сонно предложила Мартина, нажимая на кнопку будильника. – Погуляем по тихой зимней пампе, подышим свежим воздухом, позапускаем воздушного змея. Когда мы с Иваном были ещё маленькими, то с отцом часто ходили в пампу, запускали в небо змеев – каждый раз нового…
В пункте проката Денис взял в аренду нежно-голубой, почти новый «линкольн». Наскоро перекусив в ближайшем кафе, они выехали из города. На заправочной станции он залил полный бак бензина и купил большую картонную коробку со сборным воздушным змеем.
Через два с половиной часа они проехали городок Талар, после чего ещё минут сорок-пятьдесят медленно колесили по ухабистому жёлтому просёлку. Когда машина забралась на очередной пологий холм, Денис нажал на тормоз и заглушил мотор.
Пампа встретила их чистой и звенящей тишиной. Марта вытащила из багажника толстый шерстяной плед и, расстелив его на пожухлой бурой траве, позвала:
– Иди ко мне, ложись рядом, будем смотреть в небо.
Целый час они пролежали, обнявшись, и нежно поглаживая друг друга ладонями. Просто лежали, смотрели в голубое бездонное небо, вздыхали горьковатый и тревожный воздух пампы, молчали…
Высоко над их головами – крохотными точками – кружили орланы.
– Мы же совсем забыли о воздушном змее! – оживилась Мартина. – Давай, записной лентяй, поднимайся. Будем заниматься делом.
