Я еще раз просмотрел письма Принчипессы. Вероятно, мой друг Бруно не ошибся, советуя искать ее среди женщин, которым я не уделил или не уделяю достаточно внимания.
Затем я убрал посуду из раковины, схватил куртку и направился в галерею.
Часы показывали половину двенадцатого, самое время заняться делом.
Стоял погожий субботний день, и на бульваре Сен-Жермен царило оживление. Местные жители спешили по делам, пробираясь сквозь толпы туристов. Последние то и дело останавливались поглазеть на витрины, прижавшись носом к стеклу. Влюбленные пары, взявшись за руки, гуляли по узким тротуарам. Сигналили автомобили, грохотали мотоциклы, за столиками кафе «Дё маго» посетители грелись на солнце, любуясь церковью аббатства Сен-Жермен. Люди приветствовали друг друга — поцелуй налево, поцелуй направо, — разговаривали, курили, смеялись, помешивали в чашках кофе с молоком или апельсиновый сок в стаканах. Париж пребывал в хорошем настроении и заражал им каждого.
Я бежал вниз по улице Сены, словно летел на крыльях. Жизнь казалась прекрасной и полной чудес. Из моей галереи вышли два элегантно одетых господина. Смеясь и оживленно жестикулируя, они исчезли в одном из переулков.
Я толкнул дверь. В первый момент мне показалось, что в зале никого нет, однако потом я увидел Марион и потерял дар речи.
На этот раз она действительно превзошла саму себя.
Моя ассистентка сидела на одном из четырех кожаных барных стульев, что стояли в задней части зала возле кофейного аппарата, и, напевая что-то себе под нос, обрабатывала пилочкой ногти. Ее длинные ноги едва прикрывала полоска бурой замши, не то юбка, не то широкий пояс, а просторная белая блуза больше подошла бы официантке пляжного бара на Гавайях, так много она позволяла увидеть.
— Марион! — закричал я.
— А, Жан Люк! — Обрадованная Марион уронила пилочку и соскользнула с табурета. — Хорошо, что ты пришел. Звонил Биттнер. Он спрашивал, встретишься ли ты с ним сегодня.
— Нет, Марион, это никуда не годится, — возмутился я.
— Так позвони и скажи ему об этом сам, — пожала плечами она.
— Я имею в виду твой костюм. — Я оглядел ее с неодобрительным видом. — Может, тебе лучше устроиться официанткой в бар? Что это за набедренная повязка, ты издеваешься?
Марион улыбнулась:
— Это купил мне Роки. — Она сделала полный оборот вокруг своей оси. — И она мне идет, согласись.
— Ты хороша, но не у меня в галерее. — Я вложил в свой голос всю строгость, на какую только был способен. — В таком костюме ты будешь смущать наших клиентов и отвлекать их от картин своим вырезом и трусами.
— Не преувеличивай, — возразила Марион. — Во-первых, нижнего белья, к сожалению, не видно. А во-вторых, отсюда только что вышли два очень любезных итальянца, которых нисколько не смутил мой наряд. — Тут она немного оттянула юбку. — Напротив, мы с ними мило поговорили, они купили большую картину Жюльена и в понедельник собираются ее забрать. — Она протянула мне визитную карточку. — Итальянцы понимают толк в женской красоте!
— Марион! — Я взял визитку и погрозил ей пальцем. Эта девушка за словом в карман не лезла, однако дело знала. — И все же прошу тебя так не одеваться. Рассчитывай впредь не на изысканных итальянцев, а на простого французского обывателя. Не советую больше попадаться мне на глаза в таком виде!
Она усмехнулась, ее зеленые глаза засверкали.
— Ну, не пугай меня так, мой тигр, хотя… — Марион посмотрела на меня так, будто видела впервые. — Может, это и не такая плохая идея… — Она задумалась, кокетливо приложив палец к губам, но тут же решительно покачала головой: — Нет, боюсь, Роки не согласится.
— Ты меня поняла, — кивнул я, делая знак, что разговор окончен.
— Все ясно, шеф, — отозвалась Марион и подмигнула мне.
Она наклонилась поправить пряжку на правой туфле, и моим глазам открылись ее маленькие ягодицы. Признаюсь, в этот момент я еле сдержался, чтобы не отшлепать ее, как моя ассистентка того заслуживала.
Когда же Марион снова выпрямилась, я велел ей приступать к выполнению своих обязанностей, не закрывать галерею раньше двух часов и еще раз позвонить в типографию, которая печатала приглашения на выставку Солей — последнюю в этом сезоне перед большими летними каникулами. Что-что, а торговаться Марион умела.
— Хорошо, — кивнула она, сняла трубку и поднесла ее к моему носу. — Не забудь про Биттнера.
— Ах да!
Я застал Карла в гостинице — он из тех людей, для которых день начинается не раньше одиннадцати часов. Мы договорились вместе перекусить в ресторане «Ферма Сен-Симон». Нужно было за ним заехать. Только положив трубку, я вспомнил, что не расспросил Луизу Конти о даме, которая мной интересовалась.
Была ли это одна из моих клиенток, не заставшая меня в галерее, или кто-то еще? Может, та самая загадочная женщина, что ни как не хотела открыться? Тут я представил себе привидение.
Марион махнула мне рукой через стекло, когда я уже стоял на улице. Я помахал в ответ. Сейчас от нее веяло надежностью и уютом, несмотря на жвачку во рту и все наши разногласия. Потому что, вспоминая всех своих женщин, исключая самые мимолетные и случайные связи, я был уверен в одном: Марион не Принчипесса. Марион — это просто Марион. И за одно это я был ей благодарен.
В гостиницу «Дюк де Сен-Симон» я вошел, погруженный в раздумья. Во всяком случае, я не был готов к тому, что увидел. И застыл как громом пораженный.
Карл Биттнер стоял на коленях перед регистрационным столом, точнее, перед мадемуазель Конти, которая, держа в руке черные очки, давилась от смеха.
— Надеюсь, я не помешал?
Я хотел, чтобы это прозвучало как шутка, однако сам уловил в своем голосе нотки раздражения. Что бы это значило? Неужели я ревновал сварливую регистраторшу к Биттнеру?
Не вставая, Карл повернул ко мне голову и улыбнулся:
— Ничего страшного, мой друг, мы всего лишь ищем авторучку мадемуазель Конти.
Я хотел было присоединиться к поиску, как вдруг понял, что его проказливое «мы» относится только к нему самому и мадемуазель Конти. Она же, смеясь, шарила глазами по полу, не обращая на меня никакого внимания. Что-то витало в воздухе, не знаю, что именно, но на какое-то мимолетное мгновение я вдруг почувствовал себя ребенком.
Извинившись перед Луизой, Биттнер засунул руку под ящики антикварного письменного стола. А я усмехнулся, потому что в этот момент разгадал его намерения. Что ж, неплохо! Этот парень умел выставить напоказ свой шарм.
Однако Луиза Конти, похоже, ни о чем не подозревала. Она восторженно взвизгнула, а потом заметила:
— Ну… что я могу иметь против мужчины у моих ног?
— Может, мне зайти позже? — робко спросил я.
— А… вот она! — воскликнул Биттнер, ничего не слыша. Потом вытащил «Ваттерман» мадемуазель Конти и, поднявшись с пола с грацией пантеры, вернул драгоценную канцелярскую принадлежность владелице. — Вуаля!
— Спасибо, месье Шарль.
Месье Шарль? Я посмотрел на мадемуазель Конти. Она действительно покраснела или мне привиделось?
— Всегда к вашим услугам. — Биттнер отвесил изящный поклон.
Тут мне показалось, что галантная сцена несколько затянулась, и я прокашлялся, чтобы снова напомнить о себе.
— Ну что, идем?
Биттнер кивнул, но тут зазвонил его мобильный. Он достал телефон из кармана брюк, сказал «да» и прикрыл трубку рукой.
— Жан Люк, простите, что задерживаю.
С этими словами Биттнер вышел во внутренний двор.
Сквозь белое зарешеченное окно, достающее почти до пола, я видел, как он разговаривал, сильно жестикулируя и нервно расхаживая взад-вперед.
Я повернулся к мадемуазель Конти. Она уже успокоилась и теперь, устроившись в кожаном кресле, как ни в чем не бывало листала толстую регистрационную книгу.
— Мадемуазель Конти!
— Да, месье Шампольон!
Она поправила черные очки и посмотрела на меня со строгой вежливостью монахини, у которой слишком мало времени. Должен признать, это звучало совсем иначе, чем только что сказанное «месье Шарль».
— Меня здесь кто-то спрашивал… Женщина.
Мадемуазель Конти подняла брови:
— Совершенно верно. Некая дама интересовалась вами сегодня утром. Но она сказала, что это не срочно, и собиралась перезвонить еще раз. — Она снова опустила глаза, словно давая этим понять, что разговор окончен.
— И как ее звали? — спросил я, начиная раздражаться.
Мадемуазель пожала плечами:
— Я не запомнила, по правде говоря. Она ведь собиралась перезвонить вам в галерею, а у меня как раз дел было невпроворот. — Она о чем-то задумалась, держа во рту кончик авторучки. — Как будто американка. Джун… Джун… как ее…
— Ее звали Джун? Может, меня спрашивала Джун Миллер?!
Я перегнулся через стол, наклонившись к Луизе. Разумеется, это все меняло!
