Морев прислушался. Действительно, слышны удары, но сквозь рев ветра и волны определить, что это, трудновато.
– Похоже на якорь, но боцман божился, что все в порядке. За Скаген спрячемся, проверим.
Согласно кивнув, командир спустился к себе в каюту.
Забодяжив в кружке «медведя», старпом залез в командирское кресло и расперся ногами. Иначе было не усидеть. Отхлебнув, он взбодрился.
«Медведь» – замечательное флотское изобретение – крепкий чай с двумя большими колотыми кусками сахара, вымоченными в спирте. И не уснешь, и не простудишься.
Аладушкину не спалось, и в каюте ему было тревожно. Он решил подняться на мостик, разузнать, как дела. По пути он остановился около нового стенда «Члены Политбюро». Любовно огладив его взглядом, поднялся по трапу на ходовой мостик. Уцепившись за поручень пульта управления, помполит наклонился к Мореву и с надеждой спросил:
– Саш, эт как думаш, проскочим?
Морев подбирал слова, чтобы не обидеть помпу ответом. В этот момент, уперевшись руками в переборки, показался начальник радиостанции Володя Бухарев.
Не дождавшись ответа от старпома, Аладушкин обратился к Бухареву:
– Маркони, эт что новенького слыхать-то?
– Брежнев умер, а так больше ничего.
Наступила гробовая тишина, было впечатление, что и судно растерялось.
Лицо Аладушкина сделалось злым. Жидкий чубчик встал на голове восклицательным знаком. Набычившись, брызгая слюной, он заорал:
– Ты, эттвать мать, что себе позволяш? Да я, знаш, тебя из партии к чертям за такие шутки!
– Валентин Иванович, я же беспартийный.
– Все равно эт к чертям собачим из партии!
С такой святой яростью крестоносцы бились за гроб Господень.
– Да сами послушайте, я сейчас вам на ходовой по громкой связи выведу.
Через минуту из динамика послышалась польская речь.
Экстра новини. Неофициалне ведомо, же джесьетого листопада змер секретаж генералный КПЗР Леонид Ильич Брежнев. Официална Москва жмерч не коментуе.
Как рыба, выброшенная на берег, помполит хватал ртом воздух и осмысливал услышанное.
– Эт, знаш понимаш, какая-то провокация. Саша, пошли к командиру.
Экстренное совещание длилось несколько часов. Аладушкин, потрясая чубчиком, вновь и вновь ставил два вопроса: верить ли информации и что говорить команде?
Ответов не было.
– Борис Борисович, давай эт телеграмму с запросом отправим. Живой он или того-этого?
Слов «смерть» и «умер» все трое старательно избегали.
– Ну Валентин Иванович, спасибо! Вы хоть представьте, приносит оперативный донесение адмиралу – не подскажете случаем, Брежнев не откинулся? Да я до Балтийска не дойду, меня вертолетом снимут и в дурдом отправят!
Появился мичман Дроцюк.
– Разрешите, товарищ командир?
– Что у тебя, срочное что-то?
– Подтверждение на проход проливов пришло, и еще вот тут скорбное.
Спасительная радиограмма прекратила коллективные муки.
– Ну слава богу! Валентин Иванович, вот тебе текст некролога, иди зачитай по трансляции.
Дрожащим голосом, с влажными от слез глазами Аладушкин читал:
– 10 ноября 1982 г. на семьдесят шестом году жизни скоропостижно скончался Генеральный секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, четырежды Герой Советского Союза и Герой Социалистического Труда Леонид Ильич Брежнев. Ушел из жизни выдающийся деятель Коммунистической партии и Советского государства, международного коммунистического и рабочего движения, крупный теоретик и талантливый организатор. Вся его большая, яркая жизнь была без остатка отдана великому делу Октября, партии Ленина, интересам трудового народа, строительству коммунизма.
За это время судно успело перевалить за мыс Скаген и войти в пролив Каттегат. Ветер и море были почти комфортными. Полуостров Ютландия надежно защищал от непогоды. Командир делал обход судна. Подсчитывали потери.
На сигнальном мостике срезало стойку метеостанции, на баке срезало вьюшку с буксирным тросом, она лежала на боку под надстройкой крана, и еще кое-что по мелочи.
– Ну пойдем глянем, что там стучало.
Поднялись на бак, Бор Бор перегнулся через леера.
Увиденное впечатлило.
Командир был человеком интеллигентным и если кого и драл, то с добрыми интонациями.
– Боцман, старый хрен, ты что натворил? Лучше бы ты этот якорь себе в анус вставил!
Что такое анус, Павлюк не знал, но кожей ощутил, что командир очень зол.
Под правым подзором лапой якоря в борту пробило дыру.
Через час поставили временную заплату и откачали воду из цепного ящика. Вьюшку приварили на место, а вот метеостанция где-то кормила рыб.
Старпом докладывал командиру:
– Борис Борисович, все устранили.
– А чего боцман не докладывает?
– Вы же знаете, он переживает. Теперь два дня есть не будет.
– Ну-ну, хорошо, что он хохол, а не японец, а то бы сделал харакири. Часов в четырнадцать будем проходить Зунд. Взбодри-ка штурманов.
Зунд прошли без происшествий и наконец вышли в Балтийское море.
Командир вышел на крыло и закурил. Сладко затягиваясь, он подытожил:
– Ну вот, собственно, и все, завтра в пятнадцать будем в Балтийске. Три дня на разграбление – и в Гдыню, на ремонт, друзья мои. Саша, ты бы с Аладушкиным пообщался, а то он мутный какой-то ходит.
Помполит сам нашел Морева.
– Слышь, эт не по-людски как-то. Надо бы, понимаш, помянуть. Ты как? Генсек, как ни крути.
– Ну давайте через час у меня в каюте.
Старпом вызвал кока и поставил задачу:
– Накрой так, чтоб помпа скорбеть перестал.
Маленький кривоногий крепыш с масляной рожей, Толя Косенко понимающе кивнул.
Через час стол был накрыт по высшему разряду.
– Толя, а это богатство откуда? – Морев показал на литровую бутылку «Зубровки».
– Это Аладушкину от команды. Скажите, что мы его горе уважаем.
Валентин Иванович, как человек воспитанный, появился за пять минут до назначенного срока.
Оглядев стол, он произнес:
– Третий нужен, мы эт не татары какие. Зови Мотрю, он эт старый партиец, с ним можно.
Усевшись за стол, Аладушкин взял инициативу в свои руки:
– Ну эт, по первой не чокаясь. За верного, понимаш, ленинца, упокой Господь его душу.
Помполит перекрестился и отработанным движением опрокинул рюмку.
Через час уже вовсю травили анекдоты про Брежнева. Он был или добрым молодцем, побеждающим Змея, или хитрецом, дурящим тупых американцев, или мудрым дядькой, смеющимся над соцдействительностью. В общем, поминали Леонида Ильича по-доброму.
На следующий день, как и планировали, ровно в пятнадцать часов ошвартовались во внутренней гавани Балтийска.
Встречал командир местного дивизиона гидрографических судов капитан II ранга Мурзаев.
Выслушав доклад командира, он с сильным кавказским акцентом похвалил:
– Молодец командир, точно по плану перехода пришел. Но вы сильно не расслабляйтесь, на пятнадцатое ноября назначены похороны Брежнева. В двенадцать часов сорок пять минут мы должны дать трехминутный салют гудками. Отдыхайте пока.
Наступил день похорон. С утра затеяли большую приборку. Аладушкин подбадривал драящих палубу матросов, проверил со штурманом работу наутофона и каждые пятнадцать минут мучил старпома вопросом:
– Приборочку эт к сроку успеем? Похороны генсека – дело политическое.
В двенадцать сорок команда была построена на полубаке. По трансляции передавали траурную музыку. Погода стояла отличная, на воде дремали чайки. Иван Иванович Павлюк с гордостью оглядывал чистейшую палубу.
Ровно в двенадцать сорок пять раздался гудок. Гудел весь Военно-морской флот, весь водный и железнодорожный транспорт Советского Союза.
Перепуганные чайки с криком взлетели и дружно опорожнились на судно.
– Ну спасибо тебе, дорогой ты наш Леонид Ильич! – проворчал боцман.
Дежурный по дивизиону лениво брел по причалу. Повязка съехала по рукаву кителя, пустая кобура шлепала по ляжке, под мышкой был зажат журнал телефонограмм.
Полчаса назад пришло указание из политуправления флота. Всем свободным от дежурства офицерам предписывалось в одиннадцать часов прибыть в Дом офицеров флота слушать лекцию об арабо-израильском конфликте. Лектор будет из Агитпропа.
Так в обиходе называли Отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС.
Лекторы были и в компартиях союзных республик, и в обкомах, и в горкомах, и даже в райкомах.
И в зной, и в стужу они мотались по городам и весям, месяцами не бывая дома, пропагандируя коммунистические идеи и советский образ жизни. Диапазон их аудитории был широк – от лекций в колхозных клубах до встреч с руководителями областей и министерств. Нам прислали лектора из Москвы. Это была высшая каста. Они знали то, о чем другие только догадывались, и говорить им позволялось больше, чем остальным. Это интриговало и завораживало.
