Когда я сообщаю Трише, что снова поеду в Такому на выходные, она смотрит на меня очень странно. Она меня, конечно, не остановит. Мне восемнадцать лет, да и в любом случае это никогда не было в ее духе.
– Там что, какой-то парень? – спрашивает она.
– Что? Нет! За вещами Мэг. Как тебе такое в голову могло прийти?
Сощурив глаза, она начинает водить носом, словно пытается что-то на мне унюхать. А потом дает мне двадцатку на дорогу.
Я пишу Элис эсэмэску, что снова еду к ним, и спрашиваю, можно ли у них переночевать, она отвечает мне с кучей восклицательных знаков, словно мы с ней подружки. Говорит, что в субботу она почти весь день будет на практике, но в воскресенье сможем пообщаться. Гарри я тоже предупреждаю, что еду, и он отвечает, что сразу же посмотрит комп и что ждет с нетерпением.
Приезжаю я поздно, но мне подготовили диван, и я засыпаю на нем. Утром мы с Гарри идем в его комнату, где собрано где-то пять компов, все включены и гудят. Мы запускаем ноутбук Мэг. Сначала он открывает ее почтовый ящик.
– Не уверен, что удастся восстановить стертые письма, – говорит Гарри, немного покопавшись. – Этот почтовый клиент работает через IMAP, так что все, что стерли тут, стирается и с сервера.
Я киваю, как будто что-то поняла.
Он нажимает на зашифрованный файл.
– Его она, наверное, тоже собиралась удалить, но что-то случилось с кодировкой, и машина не смогла его стереть.
– В каком смысле?
– Ты его в корзине нашла, так?
Я снова киваю.
– Она наверняка пыталась ее очистить, но вот посмотри… – Гарри выбирает в меню опцию «Очистить корзину».
– Нет! – вскрикиваю я.
Он останавливает меня жестом. Что-то удаляется, но потом появляется сообщение об ошибке: «Невозможно завершить операцию, потому что “Безымянная папка” используется другим приложением».
– Я специально создал несколько пустых папок, и вот они пропали, а тот самый файл – нет. А вообще за него не беспокойся – я сохранил копию на своем компе. Мое предположение – она хотела его удалить, но не смогла.
– А.
– Но что бы там ни было, Мэг не хотела, чтобы кто-то это увидел. Ты уверена, что тебе это надо?
Я качаю головой. Я совершенно не уверена.
– Дело тут не в том, чего я хочу.
– Ладно. У меня есть одно дело во второй половине дня, но до и после я с этим поковыряюсь. Тут потребуется время.
Я собираюсь извиниться за неудобства, но вижу, что у него глаза горят, словно я задала ему самую интересную задачку на свете. Так что я говорю спасибо.
Гарри кивает.
– А как котята?
– Не в курсе. Их этот Бэн забрал.
– Который в Сиэтле живет?
Я пожимаю плечами. Вроде он так говорил.
– Если хочешь их навестить, мы сегодня с ребятами из церкви туда поедем – красить молодежный центр. Можем тебя подвезти.
– Гарри, это же котята, а не дети. Может, их даже там уже нет. Он собирался их матери отвезти. – Хотя Бэн не произвел на меня впечатления человека, который ездит к маме каждую неделю. – В общем, это больше не моя забота.
Гарри поднимает руки:
– Извини. Мне показалось, что ты их полюбила. Как Мэг.
– Я не Мэг.
Он снова кивает.
– Ладно, тогда поработаю над файлом.
Утро тянется целую бесконечность. Элис и Упоротого Ричарда дома нет, Гарри не выходит из комнаты, так что я сижу на крыльце и смотрю на дождь. В углу я замечаю мышку с кошачьей мятой, с которой котята играли часами. И мне кажется, что она смотрит на меня.
Ну ладно. Я хватаю телефон и пишу эсэмэску Бэну: «Как котята?»
Он отвечает немедленно: «На дворе. Ловят дождь». И присылает картинку, как они резвятся на улице.
«Хорошие игры у котят в Сиэтле».
«Лучше, чем за хвостом гоняться».
«Да уж».
«Ну! Ты где?»
«В Такоме».
Ответ на это приходит не сразу. «Может, заедешь? Они так быстро растут».
Не знаю, что за странное ощущение в животе, – вообще, мысль о встрече с Бэном МакКаллистером внушает и отвращение, и противоположное этому чувство одновременно. Не успев толком подумать, я пишу: «Ок».
Через три секунды: «За тобой заехать?»
«Доберусь сама».
Прислав свой адрес, Бэн просит меня написать ему, когда выеду.
В фургончик, едущий от церкви Гарри, набивается целая куча народу, и, к моему крайнему удивлению, сзади сплюснутый оказывается и Упоротый Ричард.
– Привет, Коди, – здоровается он.
– Привет, Ричард, – отвечаю я. – И не думала, что ты…
– Христианин? – смеется он. – Да я просто краской подышать. А то трава кончилась.
Какая-то девчонка со среднего ряда швыряет в него валик.
– Ричард, заткнись. Какой же ты урод.
Злоупотребляющие, сквернословящие добродетельные христиане. Лаааадненько.
Потом девчонка поворачивается ко мне:
– Его отец – пастор в Бойзе. А ты в церковь ходишь?
– Хожу, но лишь потому, что заупокойные службы часто проводятся именно там.
Она, Ричард и Гарри переглядываются, и даже, хотя, как мне кажется, она не учится в Каскейдс, она понимает, о чем – и о ком – я говорю.
Кто-то врубает Суфьяна Стивенса[18] на полную, и Ричард, Гарри да и все остальные подпевают всю дорогу до пригородов Сиэтла. Я отправляю Бэну СМС, что я рядом.
«Еще Раз только что попал в лоток, – отвечает он. – Оставлю специально для тебя».
Я позволяю себе отправить смайл в ответ.
– Будь осторожна, – говорит Упоротый Ричард, мы заворачиваем на съезд, и он начинает переползать через спинки сидений.
– Да это ты лазишь по машине на ходу.
Он втискивается рядом со мной.
– Я таких парней знаю. Видел, как он себя с Мэг вел. Снаружи само очарование, а внутри – полное говно.
И вот что самое безумное и страшно-ужасное. Я какую-то секунду была готова взяться защищать Бэна. Но вовремя осознала это и ужаснулась, ведь Ричард прав. Бэн – говнюк. Переспал с Мэг и послал подальше, а после ее смерти ему, конечно, стало стыдно, и он пытается быть со мной повежливее, чтобы загладить вину.
Я толком не понимаю, что я делаю здесь, бередя раны, которым лучше бы зарубцеваться. Или в Сиэтле, перед бунгало в районе Лоуэр-Куин-Энн. Но мной как будто движет что-то более сильное, чем я, потому что я не успеваю передумать, сказать доброжелателям, что я пойду красить с ними. Гарри уже сообщает мне, что обратно они поедут в районе пяти, а Ричард смотрит на меня отеческим взглядом, иначе и не скажешь, хотя я меньше кого бы то ни было на свете в курсе, как это выглядит, и фургон с ревом уезжает.
Я стою перед выцветшим голубым домом, перед которым валяются пивные банки и окурки. Я пытаюсь вызвать злость и ненависть к Бэну, чтобы они дали мне сил войти.
Дверь приоткрывается, и мимо меня проносится нечто маленькое и серенькое. Раз. Бэн был прав – он стал больше.
Затем дверь открывается шире, и за ним выскакивает сам Бэн – босиком и с мокрой головой.
– Черт!
– Что такое?
– Мы их в переднюю дверь не выпускаем, – он ныряет под куст и выносит оттуда Раза за шкирку. – Машин слишком много.
– А.
Бэн протягивает мне покорного котенка. Я целую его в пушистый лобик, а он царапает меня прямо под ухом.
– Ай! – вскрикиваю я.
– Да, он жутко неугомонный.
– Вижу, – я протягиваю его Бэну обратно.
– Заходи, – говорит он.
И открывает дверь. Пол деревянный и потертый, но повсюду красивые новые встроенные деревянные полки с кучей книг, дисков и мерцающих свечей с религиозными изображениями. Включив свет, Бэн наклоняется ко мне, я на миг даже воображаю, что он меня поцелует, и у меня сжимаются кулаки. Но он убирает волосы и смотрит на шею.
– Царапина серьезная.
Я трогаю ее пальцем, она проходит по шее неровной полоской.
– Ничего.
– Надо обработать перекисью водорода.
– Все нормально.
Он качает головой.
– Котята ходят в лоток. От царапины может быть заражение.
– Да это все бред, просто слова из песни[19].
– Нет, все абсолютно реально. Могут воспалиться гланды.
– Откуда ты столько всего знаешь о кошках?
– Когда я рос, у нас их было много. Мама считала неправильным кастрировать их и стерилизовать. Как для них, так и для людей.
Я вхожу вслед за ним в розовую ванную комнату, отделанную в стиле шестидесятых, тут еще влажно после того, как он принимал душ. Порывшись в шкафчике, Бэн достает пузырек перекиси. Смочив ватный диск, наклоняется ко мне.
Я выхватываю диск.
– Сама справлюсь, – говорю я. Царапина белеет, перекись пузырится, одну секунду жжет, а потом все становится хорошо. А мы остаемся стоять в маленькой, жалкой и влажной ванной.
Я выхожу, Бэн – за мной и показывает мне дом: в гостиной мебель разных стилей, зоопарк музыкального оборудования в подвале. Потом свою комнату: низкая темная кровать, темные стены, акустическая гитара в углу и те же красивые полки, что и в гостиной. Но в дверь я не захожу.