Екатерина Вильмонт - Гормон счастья и прочие глупости

— Ну а как же! Сыграть рыцаря ничего не стоит. Но не волнуйся, я человек цивилизованный, женщин не бью. Даже таких блядей…

— А я вот нецивилизованный и хамов всегда бью!

— Андрей! — завопила я. — Не надо! Уходи, Женя!

В этот момент прибежал Венька:

— Что тут происходит? Буська, в чем дело?

— Буська? А что, собачья кличка тебе очень подходит. Прости за «обезьяну», ты и в самом деле больше похожа на собаку. Настоящая сука!

Течная!

Андрей рванулся к нему, но Венька его опередил и сильно пихнул Женю. Тот только рассмеялся:

— Точно течная сука, вон кобели как ярятся. Пока, Буська!

И он перепрыгнул через парапет прямо на песок пляжа.

Андрей рванулся было за ним, и Венька тоже.

— Не надо! — крикнула я. — Не надо, не связывайтесь!

Хорошо, что в кафе еще играла музыка. Андрей пожал плечами.

— Вообще-то хамов надо наказывать, но желание дамы — закон. — С этими словами он вернулся к столу.

А я разревелась, прижавшись к Веньке.

— Ты чего ревешь? Жених бросил? Да тебе перекреститься надо. Он тебе не пара совсем. Говно мужик!

— Я не знала…

— Что он говно? А почему брату не предъявила? Я бы сразу разобрался, что к чему. Ну все, не реви! Я терпеть не могу, когда ревут… Пошли, выпьешь немножко — и успокоишься.

— Нет, я пойду в гостиницу.

— Тоже дело. Я тебя провожу.

— Не стоит.

— Что за чушь! Пошли! Слушай, а как он пронюхал?

— Полька меня сдала.

— Вот паршивка!

— Она его любит, а мной гордится… Вот и решила, что он тоже будет гордиться…

— Если хочешь знать, он никуда не денется. Попсихует и успокоится.

— Я не хочу больше…

— Вот и умница. Нам такой хоккей не нужен. А кстати, что там делал Андрюха?

— Проходил мимо.

— Что-то он часто проходит мимо…

— Не выдумывай, он помешан на Лариске, следит за ней, проверяет…

— Будем надеяться.

Венька поднялся со мной в номер.

— Буська, ты собираешься тут реветь в одиночестве?

Я прислушалась к себе. Плакать не хотелось.

— Нет, лягу спать. Устала очень.

— Заснешь?

— А если нет, ты будешь меня убаюкивать, колыбельную петь? Вень, а правда, что Вовик «голубой»?

— Ты не знала?

— Нет, он мне так нравился…

— Бедная Буська, сколько разочарований…

— Да ну тебя, дурачина!

— Но не простофиля! Но Полине всыпь по первое число! Что за дела!

— Больше всех пострадала она сама. Она в Жене души не чаяла.

— Ну и дура!

Утром я проснулась довольно поздно. Как ни парадоксально, спала я прекрасно. Море за окном было уже синее, и видны были легкие волны. К тому же я зверски проголодалась. Вчерашний день, такой длинный, насыщенный, отодвинулся очень далеко. Женю я вспомнила без злости, скорее с какой-то сторонней иронией. Как будто он не со мной объяснялся, а с кем-то другим, а я со стороны на это взирала. Наверное, все к лучшему, в этом, безусловно, лучшем из миров.

За завтраком я встретила Барышеву. Остальные то ли еще спали, то ли уже поели.

— Броня, что вчера был за скандал? Андрей молчит как партизан. Вы с Вениамином смылись потихоньку…

— Ой, Татьяна Ильинична, ничего интересного. Скандал на почве ревности.

— Кто к кому приревновал-то?

— Один дурак к моей новой ипостаси…

— Не хочешь говорить?

— Я стараюсь забыть.

— Правильно, между прочим. Извини за вопрос. Не знаешь, нам сегодня далеко ехать?

— Нет. Сегодня мы тут играем, в Тель-Авиве, и завтра тоже. А потом едем на Мертвое море.

— Ох, хорошо, два дня никуда не ехать… Приятно, черт побери. А ты знаешь. — она вдруг как-то таинственно понизила голос, — похоже, Андрей на тебя глаз положил.

По спине побежали мурашки.

— Да ну, с чего вы взяли?

— У меня глаз знаешь какой наметанный. Он мне нравится, хороший парень, талантливый. Только крученый очень… Для жизни негодный, а пороманиться с ним можно… Одни глаза чего стоят…

— Он мне не нравится.

— Да ты что! Почему?

— Слишком мрачный и вечно небритый. Не люблю. Да и не до романов мне сейчас… Татьяна Ильинична, можно вас спросить?

— Спрашивай.

— Мне один человек сказал, что я ничего не умею… Я и вправду не умею, я сама понимаю, но это сильно бросается в глаза?

— Ты о чем?

— Ну.., я играть не умею…

Она улыбнулась:

— Разумеется, не умеешь. Откуда бы? Но смотришься мило, обаятельно, а поешь просто здорово. А потом, Юра так много умеет, что тебе необязательно. Одно скажу, если тебя это волнует, — обедню нам ты не портишь.

— Спасибо.

— А ты дальше-то что думаешь делать?

— После гастролей?

— Ну да.

— Становиться актрисой не собираюсь. Поздно уже.

— А петь?

— Тоже поздно.

— Ну петь-то, положим, не поздно. Хотя сейчас, чтобы пробиться…

— Нет, не хочу я никуда пробиваться, да и не умею. И потом, у меня дочке двенадцать лет, возраст такой трудный, надо ею заниматься, а не артистической карьерой. Так что вернусь на работу, к прежнему имиджу, и буду с радостью вспоминать эту безумную эскападу. Она мне уже стоила жениха!

— Да ты что? Так это он вчера там базарил?

— Он.

— Он что, здешний?

— Да нет, из Москвы не поленился прилететь, чтобы меня прищучить… Но если честно, я даже рада.

Произнеся это, я вдруг опять почувствовала неимоверное облегчение. Я рада, что не выйду замуж за Женю! Я вообще не хочу ни за кого замуж! Будь я замужем, разве могла бы ввязаться в такую упоительную авантюру, как эта поездка? Да Веньке никогда даже в голову бы не пришло просить меня ни о чем подобном.

После завтрака я пошла на пляж. Разговор с Барышевой подействовал на меня благотворно. Я словно сбросила с плеч огромную тяжесть. Я, конечно, ничего не умею, но обедню не порчу. А что, собственно, от меня требуется? Не портить обедню до конца гастролей. Я почти уверена, что мне это удастся. А потом прости-прощай, Полина Брон. И Женя тоже прости-прощай! А Полька сама себя наказала. И теперь уж не сможет укорять меня за то, что я рассталась с ее любимым Женечкой! Ура! Свобода! И, выходя из моря, я вдруг впервые по достоинству оценила красоту тель-авивской набережной, синеву неба.

— Буська! — раздался вопль. Прямо на меня по воде бежал Венька. И я вдруг каким-то сторонним взглядом увидела, как он красив. Я любила сейчас весь мир, а особенно Веньку — за то, что он спас меня от надвигавшейся депрессии. Ведь когда человек чувствует, что сам себе надоел, — это начало депрессии. По крайней мере, мне так кажется. А он меня вылечил.

— Венька! — заорала я в ответ и повисла у него на шее.

— Буська, ты веселая?

— Я веселая! Я такая веселая, Венечка! Ты мой самый лучший в мире братик!

— Что это с тобой, Бусечка?

— Радость жизни!

— Это от потери жениха ты так радуешься?

— Может быть, но не только!

— Ой, Буська, а у меня для тебя сюрприз, да какой!

— Сюрприз? Что-то многовато сюрпризов…

— Этот тебе понравится.

— А где он?

— В кармане шортов.

— Покажи!

— Дай искупаться!

— Купайся, а я посмотрю!

— Валяй!

Он поплыл к волнорезу, а я принялась обшаривать карманы его шортов. Как назло, их было четыре. Кошелек, носовой платок, мобильник, расческа, записная книжка, свернутая небольшой квадратик газета, вернее, кусок газеты и два презерватива. Господи, до чего предусмотрительный парень! И что тут предназначено мне? Не презервативы же! Может, газета? Я развернула ее. Ну конечно. Статья о наших гастролях и один абзац отчеркнут. «Обращает на себя внимание прелестная Полина Брон. Ее чарующий голос и неискушенность актерской игры. Впрочем, я видел в этой же роли с тем же великолепным Гордиенко Анну Тимошину и должен признать, что здесь неискушенность госпожи Брон куда уместнее профессионализма знаменитой актрисы».

Ну ни фига себе! Я еще раз прочитала отчеркнутый абзац, не померещилось ли? Потом пробежала всю статью. В ней подчеркивалось, что наша маленькая труппа работает на совесть, с полной отдачей, что не так часто тут бывает, и, вероятно, в этом заслуга Вениамина Романовского, импресарио, к чести которого служит то обстоятельство, что он, будучи популярным и одаренным артистом, предпочел остаться в тени своих весьма талантливых коллег. Пожалуй, лишь госпожа Дружинина несколько проигрывает рядом с мужем, замечательным Андреем Дружининым. Однако красота ее ног вполне искупает некоторое однообразие актерской палитры. Бедная Ларка, подумала я. Какая там актерская палитра в этом водевильчике? Вероятно, критик — мужчина маленького роста, которого угнетает такая высокая женщина.

— Ну что? Наслаждаешься? — спросил Венька.

— Про Лариску хамство.

— Женская солидарность? Нет, все правильно.

— И про меня?

— И про тебя. Хочешь соку или мороженого?

— Хочу!

— Хотя мороженого, пожалуй, не нужно. И холодного соку тоже.

— Скотина!

— Согласен. Пошли все-таки в кафе. Посидим в тенечке, потреплемся. А потом еще искупаемся.