Необходимо вырасти и, возможно, завести собственных детей, чтобы до конца понять, что твои родители жили полной и сложной жизнью еще до того, как ты появился на свет. Стивен знал лишь общие контуры и мелкие детали тех далеких историй: мать за прилавком универсального магазина, ее хвалят за то, как аккуратно повязан бант у нее на спине; отец шагает через разрушенный немецкий город или бежит по бетонированной площадке аэродрома, чтобы вручить официальное извещение о конце войны командиру эскадрильи. Но несмотря на то, что некоторые из этих историй начинали касаться его лично, Стивен практически ничего не знал о том, как познакомились его родители, что привлекло их друг в друге, как они решили пожениться и как сам он появился на свет. Так трудно прервать обыденное течение дней и задать ненужный, но такой важный вопрос или осознать, что при всей очевидной близости даже родители остаются чужими для собственных детей.
Ради своей любви к ним он не должен позволить, чтобы их жизнь ускользнула в небытие, пропала в забвении. Он готов был встать с постели, выбраться на цыпочках из дома Дарков и, поймав такси, пуститься в длительную поездку через ночь к дому своих родителей, явиться к ним, зажав свои вопросы в кулаке, и призвать к ответу варварскую забывчивость времени. Да, он решительно готов, вот он уже достает ручку, он оставит Тельме записку и тут же уйдет, он уже тянется за своими носками и ботинками. Единственное, что еще удерживает его, это необходимость закрыть глаза и отдаться течению других мыслей.
Впрочем, есть все основания полагать, что чем больше отец проявляет ежедневной заботы о маленьком ребенке, тем ниже падает его авторитет в глазах малыша. Ребенок, испытавший на себе отцовскую любовь, в которой должным образом сочетаются привязанность и отчуждение, эмоционально лучше других подготовлен к разлукам – неизбежным спутникам взрослой жизни.
Официальное руководство по детскому воспитанию (Управление по изданию официальных документов, Великобритания)
В одно июньское утро, предварительно обменявшись с женой ничего не значившими открытками, Стивен отправился навестить ее. Они с Джулией не виделись несколько месяцев. После того как она вернулась из своего пансиона, вернее, монастыря, где миряне, желавшие уединения и тишины, могли получить комнаты внаем, их совместная жизнь в квартире продолжалась всего несколько недель, в течение которых она подыскала и купила себе новое жилье. Небо, впервые с самого апреля, было затянуто облаками. В том, что повсюду стояла прохладная тень, была прелесть новизны, словно хороший вкус вновь вступал в свои права. Джулия снабдила Стивена наспех набросанными указаниями, чтобы он не сбился с пути. Не желая глубоко вдаваться в мотивы своей поездки, Стивен вместо этого сосредоточился на самом путешествии, приятная сторона которого заключалась в том, как целеустремленно и последовательно грохот Центрального Лондона сужался до тишины вокруг одинокого коттеджа в сосновой роще, расположенной почти в тридцати милях от города. С каждой новой пересадкой вокруг оставалось все меньше людей. Сначала переполненный вагон метро доставил Стивена на вокзал Виктории. Затем громыхающий поезд повлек его через широкое белое небо реки. Стивен прошел вдоль состава в поисках самого уединенного купе. Невыносимое меньшинство рода человеческого рассматривает путешествия, даже самые короткие, как возможность для приятных знакомств. Есть люди, готовые навязывать частные подробности своей жизни первому встречному. Таких путешественников следует избегать, если вы принадлежите к большинству, которому путешествие дает возможность помолчать, поразмышлять, погрезить. Для этого нужно немного: незагороженный вид на меняющийся ландшафт за окном, пусть сколь угодно унылый, и отсутствие запахов, телесного тепла, бутербродов и конечностей других пассажиров.
Стивен разыскал пустое купе в первом классе и плотно прикрыл за собой дверь. Поезд двигался из прошлого в настоящее. Они ехали вдоль стоящих в ряд домов в викторианском стиле, отгородившихся от железной дороги садами, разбитыми на задних дворах, и пристройками, через открытые двери которых можно было мельком заглянуть на кухню; мимо эдвардианских и предвоенных построек, объединенных общими стенами; а затем стали пробираться через пригороды, сначала на юг, а потом на восток, мимо островков крохотных новых домиков, перемежаемых грязными, замусоленными клочками сельской природы. Достигнув развилки нескольких направлений, поезд сбавил скорость и, вздрогнув, остановился. Во внезапной, выжидательной тишине, повисшей над железнодорожными путями, Стивен вдруг ощутил, как ему не терпится скорее приехать. Они стояли перед новым жилым участком из дешевых, грубо сколоченных низкорослых домов с общими стенами. На участке еще работали самосвалы. Садики перед домами были изрыты следами колес. На задах белые пеленки трепетали на металлических деревьях геометрической формы в знак капитуляции перед новой жизнью. Под ними двое маленьких ребятишек, еще неуверенно стоявшие на ногах, взявшись за руки, махали поезду. Незадолго до того как Стивену пора было выходить, пошел дождь. Его станция, точнее простой полустанок, пряталась в длинном туннеле из крапивы. Несмотря на дождь, Стивен остановился на пешеходном мостике, глядя вслед испещренной темными точками крыше своего поезда, уползающего сквозь хрупкую авансцену сигнальных огней, чтобы затем, устремившись в перспективу и громыхая на стыках, медленно исчезнуть за поворотом. После этого в воздухе повисла бархатная, деревенская тишина, на фоне которой все прочие мелкие звуки казались филигранно выточенными и отшлифованными: быстрые удаляющиеся шаги другого пассажира, сложные птичьи рулады и более незамысловатое насвистывание человека. Стивен продолжал стоять на мостике, ощущая детское – или мальчишеское – удовольствие от вида полированных перил, уходивших в тишину по обе стороны от него. Однажды, когда он был ребенком, они с отцом стояли на более высоком мосту, ожидая, когда внизу под ними пройдет поезд. Стивен разглядывал убегающие линии рельсов и спросил, почему вдалеке они все ближе сходятся между собой. Отец посмотрел на него сверху вниз, иронически-серьезно сузив глаза, а затем прищурился вдаль, туда, где соединялись вместе вопрос и ответ. Он, казалось, как всегда сохранял выправку по стойке «смирно». Отец держал Стивена за руку, их пальцы были переплетены. Пальцы отца были короткими и грубыми, со спутанными черными волосами на костяшках. Часто, играя, он как ножницами зажимал пальцы Стивена своими, пока тот не начинал пританцовывать от боли и восторга перед такой непреодолимой силой. Отец, глядя на горизонт, объяснил, что поезда, убегая вдаль, делаются все меньше и меньше и рельсам приходится делать то же самое, чтобы ширина колеи соответствовала размеру колес. Иначе, сказал отец, поезд сойдет с рельс. Вскоре после этого мост качнулся от промчавшегося внизу экспресса. Стивен изумлялся замысловатым взаимоотношениям вещей, разумности неодушевленной природы, тайной симметрии всего сущего, вынуждавшей ширину железнодорожной колеи точно совпадать с размерами уменьшавшегося поезда: как бы быстро тот ни ехал, рельсы всегда были наготове.
Миновав станцию, Стивен остановился и стал читать присланные Джулией указания. Дождь превратился в тонкий туман, и ее почерк казался размазанным, почти неразборчивым. Стивен направился по дороге, которая Убегала из деревни и по которой, по словам Джулии, когда-то ходил автобус. Он миновал торговый центр с его переполненной десятиакровой автомобильной стоянкой и пересек шоссе по изящно изогнувшемуся бетонному мостику. Еще через полмили он свернул на пешеходную дорожку, которая прямой линией прорезала лесной участок. Теперь, когда Стивен оказался посреди настоящей природы, под открытым небом, он почувствовал себя беззаботно. По обеим сторонам от него росли шеренги хвойных деревьев, между которыми вспыхивали ровные просеки, когда один ряд сменялся другим, – приятный эффект, создававший иллюзию быстрого передвижения. Это был геометрический лес, не обремененный зарослями кустарников или пением птиц. Дорожка ярко белела под дождем. Ее простая прямизна радовала Стивена, ему хотелось бежать. Пройдя полмили в глубь леса, он увидел расчищенный участок, огороженный высоким забором из колючей проволоки, за которым кивал головой осел. Серое животное апатично поднимало тупую тяжелую голову, издавая равномерное урчание. Затем Стивен увидел другие загоны, расположенные на равных расстояниях друг от друга вдоль дороги. Рядом с одним из них стоял нефтевоз, заправлявшийся из резервуара. Водитель сидел в кабине, задрав ноги на приборную доску, пил пиво из жестяной банки и читал газету. Увидев Стивена, водитель поднял руку и улыбнулся, и это еще больше подняло Стивену настроение. Он уже и забыл, как приветливы люди за городом.
