Тома поднял голову и вопросительно посмотрел на него.
— Все хорошо. Они наложили несколько швов.
— Ему было больно? — тихо спросил мальчик.
— Нет. Сейчас он спит.
Жереми взял Тома за руку и хотел привлечь к себе, но тот отпрянул — и разрыдался. Жереми обнял его за плечи, еще чувствуя слабое сопротивление. Он все же притянул его к себе, и Тома наконец поддался.
— Все хорошо. Ты настоящий мужчина. Я восхищаюсь твоим мужеством. Ты ведь испугался, правда?
Шмыгнув носом, Тома кивнул.
— И никак этого не показал. Чтобы не напугать его. Я горжусь тобой, сынок.
При этих словах Тома оторвал лицо от плеча отца и уставился на него озадаченно.
— Это правда, я действительно очень тобой горжусь.
Они сидели, прижавшись друг к другу.
«Я должен любить его, защищать, утешать. А ведь я чувствую себя совсем молодым, незрелым для такой ответственности!»
Раздался звонок. Тома подскочил. Он порылся в кармане и достал мобильный телефон.
— Это мама. Ты скажешь ей?
Жереми взял телефон.
— Виктория?
— Жереми? Где Тома? Я оставила ему свой телефон.
— Он рядом со мной.
— Вот как? Где вы?
— Ты только не волнуйся, но… мы в больнице.
— Как? Что случилось? — сорвалась она на крик.
— Симон. Он поранился.
— Поранился? Как это? Боже!
Виктория ударилась в панику.
— Виктория, успокойся. Все хорошо, уверяю тебя. С Симоном все в порядке. Рану зашили. Он отдыхает.
— Зашили… Да о чем ты говоришь? Что произошло?
— Он разбил стакан и упал на осколки. Сильно порезал руку, но ничего страшного, честное слово.
— Ты мне правду говоришь?
— Да. Разумеется. — Он помолчал. — Я виноват, Виктория…
— Оставь! Что говорят врачи?
— Я еще не знаю. Мы сейчас ждем того доктора, который им занимался. Не беспокойся.
— Как это мне не беспокоиться? Ты соображаешь? Я уехала всего несколько часов назад — и мой сын попал в больницу!
Теперь она размышляла вслух.
— Что я могу сделать? Я не могу приехать прямо сейчас. Я в трехстах километрах и без машины.
— Придумай что-нибудь. Симону ты наверняка нужна.
Он думал только о себе, говоря это, и тотчас почувствовал себя виноватым: разве можно так пользоваться ситуацией?
— Поезд только завтра. Я… я не знаю, что делать!
«Завтра? Но это слово теперь для меня ничего не значит! Я не увижу ее! Я снова ее потеряю».
Он хотел было умолять ее приехать, но тревога Виктории заставила его прикусить язык. Что она подумает о нем, если он станет скулить и жаловаться?
— Мой сын в больнице, а я здесь! Он будет звать меня! — простонала она.
— Нет, он будет спать. А если проснется, я скажу ему, что ты скоро приедешь.
Виктория помолчала. Жереми слышал ее вздохи. Может быть, она плакала?
— А Тома? — спросила она, овладев собой. — Как он реагировал?
— Он вел себя очень мужественно.
— Передай ему трубку.
Жереми протянул телефон сыну.
Он был счастлив, что поговорил с Викторией. И ужасно разочарован, что не сможет увидеть ее до завтра.
Держа трубку у уха, Тома посмотрел на отца.
— Знаешь, мама, папа не виноват. Это несчастный случай. Папа очень хорошо о нас заботился… Дать его тебе?
По раздосадованному взгляду Тома Жереми понял, что Виктория отказалась с ним говорить.
Тома отключился и, повернувшись к Жереми, пожал плечами в знак своего бессилия.
— Она приедет завтра, — обронил он как бы в утешение.
— Она сердится на меня, да?
Тома опустил глаза.
— Я плохо с ней себя вел в последнее время?
Мальчик не ответил.
— Я сейчас немного не в себе. Скажи, что ты об этом думаешь?
Ребенок наверняка должен был иметь свое мнение о сложившейся ситуации.
— Ты себя нехорошо ведешь, и… тебя все время нет.
— Я слишком много работаю?
Тома кивнул.
— Тебя все время нет. И мама говорит, что тебе до нее больше нет дела.
— Ты думаешь, это правда?
— Да, правда. И до нас тебе тоже нет дела.
— Ты сердишься на меня?
Мальчик опять кивнул.
— Знаешь, я постараюсь измениться. Обещаю тебе.
Едва у него вырвалось это обещание, как он о нем пожалел.
«Глупо давать ему надежду! Человек, которым я стал, похоже, только и делает, что сеет горе вокруг себя. Мои дети, жена, отец, мать…»
— Надо позвонить дедушке и бабушке, — сказал он Тома. — У тебя есть их номер?
По удивленному лицу сына Жереми понял, что неприятные новости еще не кончились.
— Ну что?
— Ничего… Сейчас позвоню, — ответил мальчик, не поднимая головы. — Бабуля? Это Тома… Я в больнице… Нет, нет, даю папу, он тебе все объяснит.
Он протянул телефон Жереми.
— Мама?
— Да… Что случилось? Несчастье?
Сердце Жереми сжалось, когда он услышал ее голос.
Он рассказал ей о случившемся и успокоил насчет Симона.
— Почему не Виктория мне позвонила? — спросила она более сурово.
— Ее здесь нет. Она у своих родителей.
— Она оставила на тебя детей? — переспросила мать саркастически.
— Мы немного поссорились, кажется…
— Тебе кажется?
— Но все уладится. А ты? Как ты поживаешь?
— Как я поживаю? Тебе есть до этого дело? Что это с тобой сегодня? Ты так испугался за сына? «Скорая помощь», больница, страх, скручивающий нутро… это травмирует, а?
— Правда…
— Такие страхи порой помогают вернуться к действительности. А действительность — это твои родители, которых ты забыл. Которым не давал о себе знать почти шесть лет. И вот сегодня ты мне звонишь, потому что ты один, растерян, потому что тебе страшно.
Жереми был убит. Невыносимо было слышать, как сурово говорит с ним мать.
— А Виктория приедет?
— Завтра.
— Скажи ей, чтобы мне позвонила.
— Мама, я хотел…
Но она уже повесила трубку. Сухой щелчок показался ему пощечиной.
Он закрыл глаза, готовый расплакаться, но тут к нему обратился сын:
— Она сердится?
Жереми, не в состоянии ответить, только пожал плечами.
— Мама говорит, что мы всегда осознаем свои ошибки, но часто предпочитаем скрывать их от самих себя.
— Да так, что даже забываем. Но я хотел бы выслушать твое мнение. Ты можешь все мне сказать.
Тома чуть поколебался и начал с сокрушенным видом:
— Ты никогда не ходишь к дедушке с бабушкой. Не хочешь говорить с ними по телефону. Когда мы идем к ним, тебя всегда нет. Бабушка иногда плачет, когда мы говорим о тебе. А дедушка сказал, что у него больше нет сына. Он убрал все твои фотографии. И не разрешает говорить о тебе при нем. Так что, если ты хочешь помириться, будет трудно. Но можно. Посмотри, вот мы с тобой… сегодня утром я тебя ненавидел, а теперь… теперь все-таки лучше.
Каждое слово, сказанное сыном от сердца, рвало ему душу, и он заплакал.
Тома обнял его своими маленькими ручонками и прижал к себе.
— Все будет хорошо, папа, все будет хорошо.
Когда вернулся хирург, они оба почти задремали. Он походил на врача из телесериалов: волевой взгляд, быстрый шаг, халат нараспашку, рукава засучены. Вся его повадка говорила о том, что он не может терять время зря. Настоящий врач, твердый и решительный с пациентами, властный с коллегами.
— Месье Делег?
Жереми встал.
— Все в порядке. Один порез был глубокий, но останется только маленький шрамик. Он полежит под наблюдением эту ночь. Где его мать? Он звал ее.
— Она приедет завтра. Но почему вы оставляете его в больнице?
— Из-за черепной травмы. Все-таки была потеря сознания.
Жереми опустил глаза и внимательно посмотрел на Тома. Он ожидал слов утешения для ребенка, но хирург молчал.
— Можно мы переночуем здесь с ним? — спросил мальчик.
— Это не разрешается.
— А увидеть его можно? — попросил Тома настойчивее.
— Да. Только ненадолго. Ему надо отдыхать, — бросил врач, уже убегая по коридору.
— Дурак! — фыркнул Тома, глядя ему вслед.
— Ты что? Так нельзя говорить! — одернул его Жереми.
— Я говорю, как ты. Ты иногда еще и похуже говоришь!
В палате Симон дремал. Он открыл глаза и улыбнулся им.
— Тома! Где ты был?
— Рядом, — ответил Жереми. — Ну, как тут мой сынок?
— Смотри, папа, какой скотч у меня на руке!
— Это не скотч, это повязка, — возразил Тома улыбаясь.
— Нет, это скотч!
Голосок у малыша был слабый. Ему хотелось поегозить, поболтать, но его уже одолевал сон.
— Тебе больно? — спросил Тома.
— Нет, уже не больно. А где мама?
— Она скоро придет, — заверил Жереми, надеясь, что ребенок уснет, не успев обнаружить его ложь.
— А когда мы пойдем домой?
— Ты пока останешься здесь, до завтра, — ответил Жереми, взяв его за ручку.
— Один?
— Нет, мы подождем, пока ты уснешь, а когда проснешься, будем уже здесь.
