«Делать то, что делала». Дина опять нахмурилась так, что заныл лоб. Перед глазами то и дело начинало плясать воспоминание об экране мобильника и её собственные фото в «Инстаграме». Вот это убожество, выпячивающее губы перед зеркалом школьного туалета — это она? Как получилось, что вещи, которые она должна была бы презирать, она же и делала? Кадры, кадры, кадры. Людный, ярко освещённый зал, Дину почти заслонил затылок Игоря. Целуются они, что ли? Кто их снимал? Какая-то вечеринка… Она мысленно понадеялась, что папа и инста — две разные планеты.
Она опаздывает, а Елена всё не заканчивает тренировку. Дина устала и злится. Гардемарин устал и вредничает. Елена устала и раздражается на Дину. А ей отчаянно хочется послать нафиг все будущие соревнования вместе взятые, Елену Прекрасную, коня вместе с конюшней и этот душный вечер — её ждёт Игорь!
Мама и папа уверены, что Дина снова заночует у Люськи. Но не на этот раз! У Люськи она только переодевается и наспех подкрашивает лицо.
— Ой, подруга-а, — тянет Люська, но никакого укора в её голосе Дина не слышит. Люська отчаянно завидует Дине, и вовсе этого не скрывает.
— Нет, ну ты смотри! Смотри на себя — красотка! Василевский в обморок упадёт, когда увидит!
Дина стоит перед зеркалом. И правда — со щеками, горящими румянцем, и лихорадочным блеском в глазах, в длинном Люськином платье с высоким, до самого бедра, разрезом, — она кажется самой себе взрослой прекрасной незнакомкой.
— Шикарная бабочка вылупилась наконец из нашей гусеницы! — Подруга подходит сзади и кладёт ей подбородок на плечо. Теперь их в зеркале двое — заговорщиц. Секунду они смотрят на отражение, а потом одновременно начинают смеяться.
— Сама ты — гусеница! — давясь от смеха — нервного, слишком бурного — восклицает Дина.
— Ну уж нет! Я — стрекоза! Элегантная, с такими, — Люська плавно взмахивает руками, — прозрачными крыльями.
— Это которая лето красное пропела? — хохочет Дина.
— Нет, зайка моя. Мне мой муравей пропасть не даст, главное — его найти, — усмехается целеустремлённая и практичная Люська.
Дина обнимает подругу, шепчет:
— Ты — самая лучшая.
— Да знаю я. Иди, заждался твой принц.
На пороге Дина оборачивается и ловит Люськин взгляд — задумчивый, изучающий.
«Завидует», — думает Дина и улыбается. Есть чему. От счастья и сладкого ужаса замирает сердце — она едет к Игорю домой. Впервые. На всю ночь…
Воспоминание оборвалось, оставив привкус счастливого ожидания и леденящий сердце вопрос: неужели у них что-то было? Нет! Не может быть! Дина резко отстранилась от Алекса, помотала головой.
Он глянул удивлённо, быстро спросил:
— Что?
— Ничего!
Ответ получился резким, почти грубым.
Дина прикусила губу, тронула парня за рукав:
— Прости, это так неожиданно происходит. Бац! И ты барахтаешься в обрывке незнакомой тебе жизни, а потом снова — бац! И ты опять здесь…
— Ничего. Всё в порядке, я понимаю.
Алекс и не подумал обидеться, а Дину вдруг разозлила эта его чрезмерная «хорошесть». Ну вылитый ангел, крыльев только не хватает! Что он мог понимать? Девушка сердито отвернулась, чувствуя себя так, словно была виновата в чём-то посерьёзнее неоправданной грубости.
Долго молчать не получилось. Тишина угнетала.
Дина потеребила рукав его толстовки и смущённо попросила:
— Расскажи что-нибудь? Про Доктора? Ты вроде хотел… Почему он живёт в ларьке?
— А какая разница, где жить, если не помнишь свой дом? — пожал плечами Алекс. — Доктор умный мужик, много знает. Не смотри, что он выглядит, как бомж. Здесь ведь это без разницы. Витёк, вон, вырядился, а толку? Магазины открыты, бери, что хочешь, только это ведь не поможет.
Он помолчал и продолжил:
— У Доктора друзья были. Компания. Раньше. Они пытались выбраться отсюда. Весь город обследовали. Доктор рассказывал, что за городской чертой ничего нет.
— В смысле? — не поняла Дина.
— В смысле совсем. Чернота вроде тумана. Граница. Один в неё вошёл и не вышел. Больше никто не рискнул. Потом решили искать таких, как ты, после того, как Доктор сообразил, что вам помощь нужна. Это «уходящим» уже не поможешь. И тех, кто возвращается, Тьма не трогает до заката.
— Стоп! — затормозила девушка. — Ты меня запутал, как же не трогает, если она за мной в школе гналась и дома?
— Других, не таких, как ты, — вздохнул Алекс.
— А у таких, как я, название есть?
— Вообще-то есть, — неохотно ответил он. — «Дичь».
— Что? — она округлила глаза. — Почему?
— Не знаю. Это же не я придумал, — поспешил оправдаться Алекс. — Может быть, потому, что Тьма за вами охотится?
— Что ей надо? Что в них, во мне, такого?
— Никто не знает. Доктор с друзьями пытались это понять и не смогли. Вас таких совсем немного. Я заметил только одно: перед тем как вернуться, «дичь» вспоминает что-то особенное, даже страшное, потому что некоторые кричат или начинают плакать… И исчезают. Возвращаются.
— И никто не рассказал тебе, что именно вспомнил? — усомнилась Дина.
Алекс грустно посмотрел на неё и вздохнул.
— На это не остаётся времени.
— Время, время, — передразнила девушка, машинально поднимая руку с бесполезными часами на запястье. — Тут его совсем нет, времени. Сколько мы уже бродим? Часов восемь, если не больше…
Поясница у Дины ныла, гудящие ноги служили лучшим подтверждением словам.
— Время здесь есть, — возразил Алекс. — «Уходящие» его не замечают, им всё пофиг, а счастливчикам «возвращенцам», которых по пути обратно не трогает Тьма, обычно его бывает достаточно. Для нас, кто здесь застрял, его слишком много, а для «дичи» — слишком мало.
Дина невольно задрала голову: солнце висело высоко.
— Не называй меня «дичью», пожалуйста, — тихо попросила она Алекса.
Он серьёзно кивнул и снова взял девушку за руку.
Под невысоким путепроводом через Ланское шоссе, боком притулившись к бетонной стене, сидел на корточках человек. Он бормотал одно и то же, монотонно и непрерывно:
— Иди-иди. Вперёд-вперед. Туда-туда. Зовёт-зовёт.
Босой, в серых брюках и синей майке, он даже не дрожал. Появления Дины с Алексом — не заметил. Просто смотрел перед собой тусклыми глазами и бормотал. Приглушённое эхо шепеляво вторило: «…ити-ити, от-от».
Дина осторожно подошла и прикоснулась к плечу неподвижной фигуры.
— Не надо, — устало посоветовал Алекс. — Ещё один «уходящий». Он ничего не чувствует и не слышит. Даже не видит, наверное. Они всегда спотыкаются, но никогда не теряют направления. Пойдём. Ему нельзя помочь.
Дина отдёрнула руку — поросшее редкими чёрными волосками, плечо мужчины было холодным, словно у покойника. По её спине пробежали мурашки. Девушка вдруг осознала, что стоит в тени, а у самой стены, кажется, что-то едва заметно шевельнулось. Она коротко взвизгнула и выскочила на свет. «Мамочка-мамочка-мамочка!» — запульсировал в висках дикий, иррациональный страх перед живой Тьмой. Как можно было так беспечно расслабиться, чтобы почти забыть об опасности! Алекс потянул её прочь от путепровода и скорчившейся под ним фигуры, и Дина безропотно последовала за ним, пытаясь прийти в себя.
Довольно большой отрезок пути они прошли в молчании. За это время им встретилось ещё несколько «уходящих» и один «возвращенец» — дядька с румяной физиономией и огромным пузом, обтянутым красным свитером. Он был настолько напуган, что издалека шарахнулся от них, как от прокажённых, раньше, чем Дина успела раскрыть рот. С неожиданной для его комплекции резвостью чемпиона мира по бегу он припустил обратно во дворы, откуда и появился.
— Слушай, Алекс! — молчание угнетало, и она прервала его первой. — Как ты тут живёшь? У меня и без половины воспоминаний в голове полная каша, а что должен чувствовать ты, не представляю!
