— Где и когда вы видели эту статую, мистер Винанд?
— В моей художественной галерее, сегодня утром.
— Где вы её приобрели?
Наступила его очередь выразить удивление:
— Разве вы не знаете?
— Нет.
— Её прислал мне ваш приятель Эллсворт Тухи. В подарок.
— Чтобы устроить мне эту встречу?
— Мотивировка его была не столь откровенной, как, я полагаю, вы подумали. Но по существу да.
— Он мне этого не сказал.
— Вы не против того, что статуя у меня?
— Не особенно.
— Я ждал, вы скажете, что восхищены этим.
— Совсем нет.
Винанд без стеснения уселся на край стола, вытянув ноги и скрестив лодыжки. Он спросил:
— Я полагаю, вы потеряли след статуи и пытались найти её.
— В течение двух лет.
— Вам не вернуть её обратно. — И прибавил, следя за её лицом: — Но вы можете получить Стоунридж.
— Пожалуй, я изменю своё мнение. Я счастлива, что Эллсворт Тухи отдал её вам.
В этот миг он испытал горьковатое торжество, смешанное с разочарованием. Выходит, он всё же может читать её мысли, и мысли эти, оказывается, лежат на поверхности. Он спросил:
— Потому что это позволило вам встретиться со мной?
— Нет. Потому что вы предпоследний человек на свете, которого я бы хотела видеть владельцем этой статуи. Но Тухи — последний.
Ощущение торжества ушло — это было совсем не то, что должна говорить и думать женщина, добивающаяся Стоунриджа. Он спросил:
— Вы не знали, что она у Тухи?
— Нет.
— Вероятно, следовало бы разобраться с нашим общим приятелем, мистером Эллсвортом Тухи. Мне не нравится быть пешкой, и вряд ли это нравится вам. Мистер Тухи многое предпочитает замалчивать. Имя этого скульптора, например.
— Он вам не сказал?
— Нет.
— Стивен Мэллори.
— Мэллори?.. Не тот ли, кто пытался… — Он громко рассмеялся.
— В чём дело?
— Тухи сказал, что не может вспомнить имени. Этого имени.
— Неужели мистер Тухи вас всё ещё удивляет?
— За последние дни даже не раз. Это особая разновидность хитрости — подавать себя столь вульгарно, как это делает он. Очень редкая и сложная разновидность. Его артистичность заставляет меня почти уважать его.
— Не разделяю ваших вкусов.
— Ни в какой области? Ни в скульптуре, ни в архитектуре?
— В отношении архитектуры — определённо.
— А вам не кажется, что именно этого вам не следовало бы говорить?
— Вероятно.
Он посмотрел на неё и сказал:
— А вы интересная.
— Это не входило в мои намерения.
— Это ваша третья ошибка.
— Третья?
— Первая связана с мистером Тухи. В данных обстоятельствах можно было ожидать, что вы начнёте восхвалять его. Цитировать его, опираться на его огромный авторитет в вопросах архитектуры.
— Но можно было ожидать, что вы знаете, что такое Эллсворт Тухи. И к чему тогда были бы цитаты?
— Я рассчитывал сказать это вам, если бы вы дали мне такую возможность.
— Это было бы забавно.
— Вы ожидали, что вас будут здесь забавлять?
— Да.
— Рассказом о статуе? — Это была единственная уязвимая точка, которую он обнаружил.
— Нет. — Голос её стал резким. — Не о статуе.
— Скажите, когда она была создана и для кого?
— Это ещё одно, о чём забыл мистер Тухи?
— По всей видимости.
— Вы помните скандал со зданием, которое называли храмом Стоддарда? Два года назад. Вас здесь в это время не было.
— Храм Стоддарда?.. Кстати, откуда вы знаете, где я был два года назад?.. Минутку. Храм Стоддарда. Вспоминаю: святотатство вместо церкви или нечто подобное, что дало повод библейской команде устроить детский крик на лужайке.
— Да.
— Там была… — Винанд осёкся. И заговорил тем же тоном, что и она, — резко, с усилием: — Там был скандал вокруг статуи обнажённой женщины.
— Именно.
— Понимаю.
Он немного помолчал, затем резко, как будто сдерживая приступ гнева, источник которого она не могла угадать, начал:
— В это время я был где-то рядом с Бали{66}. Мне неприятно, что весь Нью-Йорк видел статую до меня. Но на яхте я не читаю газет. Я отдал приказ вышвырнуть за борт любого, кто принесёт на яхту газету Винанда.
— Так вы не видели даже фотографий храма Стоддарда?
— Нет. Здание было достойно статуи?
— Статуя была почти достойна здания.
— Оно ведь было разрушено, правда?
— Да. С помощью газет Винанда.
Он пожал плечами:
— Помню, для Альвы Скаррета это были славные деньки. Большая сенсация. К сожалению, я всё пропустил. Но Альва хорошо поработал. Да, кстати, откуда вы узнали, что я отсутствовал, и почему сам факт моего отсутствия остался в вашей памяти?
— Эта сенсация стоила мне работы у вас.
— Работы? У меня?
— Разве вы не знаете, что раньше моё имя было Доминик Франкон?
Его плечи под пиджаком модного покроя подались вперёд — знак растерянности и беспомощности. Он просто смотрел на неё несколько секунд, затем сказал:
— Нет.
Безразлично улыбнувшись, она сказала:
— Кажется, Тухи хотелось всё как можно больше усложнить для нас обоих.
— К чёрту Тухи. Мне надо с этим разобраться. Ничего не понимаю. Так вы — Доминик Франкон?
— Была.
— И вы работали здесь, в этом здании?
— Шесть лет.
— А почему я раньше вас никогда не встречал?
— Уверена, что вы не встречаетесь с каждой вашей служащей.
— Я думаю, вы понимаете, что я имею в виду.
— Хотите, чтобы я выразила это за вас?
— Да.
— Почему я не пыталась встретиться с вами раньше?
— Да.
— У меня не было желания.
— А вот этого я как раз и не понимаю.
— Мне следует пропустить это мимо ушей — или понять?
— С вашей красотой и знанием моей репутации отчего же вы не пытались устроить свою карьеру в «Знамени»?
— Мне никогда не хотелось настоящей карьеры в «Знамени».
— Почему?
— Возможно, по той же причине, которая заставила вас запретить газеты Винанда на своей яхте.
— Это неплохая причина, — спокойно согласился он. Потом спросил беззаботным тоном: — Интересно, что же вы сделали, что я вас уволил? Пошли против нашей политики, скорее всего?
— Я пыталась защитить храм Стоддарда.
— Вы что, не могли придумать ничего лучше, чем проявить искренность в «Знамени»?
— Я рассчитывала сказать это вам, если бы вы дали мне такую возможность.
— Забавлялись?
— Тогда — нисколько. Мне нравилось здесь работать.
— Кажется, в этом здании вы одна такая.
— Одна из двоих.
— А кто второй?
— Вы, мистер Винанд.
— Не будьте так уверены. — Подняв голову, он увидел в её глазах лёгкую насмешку и сказал: — Вы хотели поймать меня на подобном заявлении?
— Пожалуй, — спокойно ответила она.
— Доминик Франкон… — произнёс он. — Мне нравились ваши статьи. Я почти жалею, что вы пришли не просить вернуть вас на прежнюю работу.
— Я пришла договориться о Стоунридже.
— Ах да, конечно. — Он откинулся в кресле, приготовившись наслаждаться длинной речью, призванной его убедить. Он подумал, что интересно услышать доводы, к которым она прибегнет, и увидеть, какова она в роли просительницы. — Так что же вы хотели мне сказать по этому поводу?
— Я бы хотела, чтобы вы отдали этот заказ моему мужу. Я понимаю, конечно, что у вас нет причин это делать, — если взамен я не соглашусь переспать с вами. Если это является для вас достаточно веской причиной, я согласна.
Он молча смотрел на неё, не позволяя себе никак проявить свою реакцию. Она смотрела слегка удивлённо: что же он медлит, будто её слова не заслуживают внимания. Ему не удалось, хотя он напряжённо искал, увидеть на её лице ничего, кроме неуместно невозмутимой невинности.
Он сказал:
— Именно это я и намеревался предложить. Но не так грубо и не при первой встрече.
— Я сэкономила ваше время и помогла обойтись без лжи.
— Вы очень любите своего мужа?
— Я презираю его.
— У вас огромная вера в его художественный гений?
— Я полагаю, он третьеразрядный архитектор.
— Так почему же вы это делаете?
— Это меня забавляет.
— Я думал, что я единственный человек, руководствующийся этим принципом.
— Не обращайте внимания. Я не верю, чтобы вы когда-нибудь считали оригинальность желанной добродетелью, мистер Винанд.
— Так вам безразлично, получит ваш муж Стоунридж или нет?
— Абсолютно.
— И у вас нет никакого желания спать со мной?
— Никакого.
— Я мог бы восхищаться женщиной, которая способна разыграть такую сцену. Но ведь вы не играете.
— Не играю. И, пожалуйста, не восхищайтесь мной. Я хотела бы избежать этого.
Когда он улыбался, явных движений лицевых мускулов не требовалось; что-то похожее на усмешку всегда было на его лице, просто на мгновение она проступала резче, а затем вновь пряталась. Сейчас усмешка стала видна отчётливее.
