-- А они правда мне разрешат учиться на целителя? -- кривится ребёнок. -- с глухим-то именем?
-- Ты же знаешь, что кроме нас с Яной все земные целители на Муданге -- с глухими именами! Конечно, разрешат.
-- Ну ладно, -- уныло соглашается Кир. -- Хоть на выезды-то возьмёте меня?
-- А как же! Я на выезде без тебя никак, -- категорично заявляю я.
Кир расцветает.
-- Тогда согласен!
-- В таком случае, -- резюмирует Азамат, -- завтра собирай своих друзей -- и к Унгуцу. Айша, тебя тоже касается.
Девочка недоумённо смотрит на него, потом на Кира.
-- Её же Алтонгирел учить собрался, -- переводит Кир.
-- Он собрался её учить духовным искусствам, -- уточняет Азамат. -- И я не уверен, что ему хватит терпения на азбуку и арифметику. Не говоря уже обо всяких глупостях типа правил хорошего тона...
Меня разбирает смех. Да уж, это лучше от кого другого перенять.
Алтонгирел внезапно лёгок на помине. Судя по всему, он побывал в душе -- волосы мокрые, а лицо сухое, да и одет он в Азаматов домашний диль, обёрнутый вокруг него вдвое. Эцаган входит следом, слегка подталкивая духовника, чтобы бойчее шевелился.
-- Мы пришли поесть, -- сообщает Эцаган. -- Ритуалы окончены, моцоги тоже, Старейшины нам разрешили. Капитан, вы не против, что я в вашем шкафу порылся? Надо было во что-то чистое одеться...
-- Да пожалуйста, -- недоумённо улыбается Азамат. -- Если вас не смущает, мне-то всё равно...
Дорчжи суетливо обеспечивает Алтонгирела чаем с плюшками. Сказывается глухое имя: вообще-то он совершенно не обязан никого обслуживать.
Айша осторожно заглядывает своему новоиспечённому наставнику в лицо. Лицо усталое, но спокойное, что не может не радовать.
-- Алтонгирел, мы как раз обсуждали, -- вкрадчиво начинает Азамат, -- что Айше неплохо бы походить в клуб, помимо обучения у тебя. Ты как на это смотришь?
-- К кому? -- без выражения спрашивает духовник.
-- К Унгуцу.
Он кивает.
-- Хорошо смотрю. Я бы вообще предпочёл, чтобы она поменьше имела дело с психами вроде меня.
Эндан и Дорчжи переглядываются, Айша сникает.
-- Во-первых, она вот сидит, -- напоминаю я. -- Прибереги свои заморочки для тех, кто знает, в чём дело, а то бедный ребёнок ещё решит, что ты не хочешь её учить. Я понимаю, для тебя это долг и всё такое, но она живой человек с чувствами.
-- Я просто не хочу научить её плохому, вот и всё, -- откликается Алтонгирел, убедительно притворяясь здравомыслящим.
-- Ну знаешь! -- фыркаю я. -- Я вот, между прочим, не далее как этой весной человека убила. Что теперь, я не имею права говорить своим детям, что хорошо, а что плохо?
Алтонгирел смотрит на меня живо, как будто напрочь забыл об истории с джингошем.
-- А что, тебя совесть мучает?
-- Нет, -- подумав, говорю я. -- Это был несчастный случай, да и его намерения на мой счёт были совсем не безобидными. Но всё равно это меня не украшает. И если меня ребёнок спросит, можно ли убивать людей, я скажу, что нельзя, и что я была не права. Вот и всё.
-- Значит, всё-таки мучает, -- настаивает Алтонгирел.
-- Ну почему? -- возражает Азамат. -- Все совершают ошибки, и я, и Эцаган, и Старейшины. Но мы же не рыдаем во сне и не срываемся на других из-за этого. Да, если бы было возможно, я бы многое в своей жизни исправил. Например, Кир бы ни дня не провёл в приюте. Мне жаль, что так вышло, я бы многое отдал, чтобы это изменить. Но это не значит, что я не имею права наставлять его как отец сына. С другой стороны, вот твой бывший наставник, он-то уж точно никогда совестью не мучился. И что, ты хочешь сказать, что он хороший человек? Я согласен, признать свою неправоту и жить с этим -- трудно, но это лучше, чем всю жизнь заниматься самобичеванием или наоборот, притворяться, что ты безгрешен. Уж ты-то, духовник, а теперь и Старейшина, должен понимать такие вещи.
-- Я тебя услышал, -- тихо говорит Алтонгирел, и эта фраза кажется мне очень странной и нехарактерной в его устах. -- Я попробую. Но Айше всё равно стоит походить к Унгуцу, в конце концов, я понятия не имею, как учить ребёнка писать и считать.
-- Никто и не против, -- улыбается Азамат. -- Ну ладно, время позднее, вам уже домой пора наверное?
-- Капитан, а можно мы тут переночуем? -- просит Эцаган. -- Все?
-- Да пожалуйста... А чего вдруг? Дома что-то не так? -- хмурится Азамат.
-- Нет, просто... -- Эцаган пожимает плечами. -- Тут у вас так тепло... И я не только про температуру.
Хос, который был занят обнюхиванием плюшки, оглушительно чихает.
Мы с Алэком в детской читаем сказки из книжки, в которой, когда открываешь страницу, надувные персонажи сами набирают воздух и становятся объёмными, и тогда ребёнок может их хватать и тискать, а они пищат.
-- Динь-дон-ток! -- заливается птичка, из которой Алэк вознамерился выжать сок, судя по усилиям.
-- Ди-до-до! -- радостно вторит ей ребёнок.
Я зеваю, едва не откусывая ему голову. Тирбишева матушка идёт на поправку, и я изо всех сил желаю ей скорейшего выздоровления, хотя и из корыстных соображений. Привыкла всё-таки за шесть месяцев, что у меня и помимо ребёнка какая-то жизнь есть, в особенности утренний сон.
У Алэка же энергия хлещет через край: книжка дочитана, надо срочно выплеснуть полученные эмоции. Ребёнок просачивается у меня между коленками и как заводной ползёт в угол, где хранится сложенный туннель. Ну что ж, я не сплю, так и остальным чтоб неповадно было...
Туннель у нас огромный, разветвлённый, с окошками. В разложенном виде занимает всю детскую и половину гостиной. Ребёнок, впрочем, не дожидается, пока я расставлю всё, а смело ползёт внутрь, выскакивает с другого конца и требовательно пищит, чтобы я скорее уже ставила следующие сегменты. Заодно выясняю у него, куда ставить: направо, налево? В результате получается такая паутина, что я бы там внутри давно померла от клаустрофобии несмотря на окошки, а ребёнок ползает кругами и восьмёрками, сообщая о своём местонахождении радостным визгом. Моей паранойе, правда, этого недостаточно, поэтому у нас туннель с детектором и выводит мне на планшет карту со светящейся точкой -- где искать чадушко, если оно там, скажем, заснёт.
Кир с Айшей возвращаются с прогулки с Филином. Зимой на снегу он не пачкается, и я разрешаю пускать его в жилую часть без предварительной санобработки. Туннель, впрочем, Филину не нравится: у него паранойя получше моей, так что он принимается скакать через цветную трубу там и сям, гавкая и пытаясь выкурить Алэка на воздух. Не на того напал, у меня норный ребёнок. Он радуется, хохочет и быстро-быстро убегает. Филин пытается пролезть в окошко, но габариты не позволяют, всё-таки дворцовых собак хорошо кормят.
-- Ну чё ты орёшь! -- возмущается Кир. -- Зайди с торца и ползай там сколько влезет! Ну во-от, смотри!
Кир подводит пса ко входу в туннель, Филин со всем пастушьим рвением туда ныряет... скулит, пятится и поджимает хвост.
Кир на всякий случай заглядывает внутрь -- там ничего.
-- Ты норки испугался? -- презрительно спрашивает он.
Филин прижимает уши и выглядит пристыжённым.
Айша хихикает и тоже заглядывает в туннель, а потом и залезает внутрь. Ей это несколько легче, чем Филину, по размеру. Пёс в ужасе заходится лаем, пытаясь донести до хозяина, что происходит что-то ужасно неправильное. Мы с Киром хохочем.
На лай из дальней комнаты выходит Хос в кошачьем обличье, чёрный и хмурый как туча. Открывает огромную розовую пасть и зевает. Филину большего и не надо -- мгновенно затыкается и -- юрк в туннель. Страха как не бывало. Мы с Киром заходимся ещё пуще.
Наш гогот, видимо, окончательно убеждает гостей, что спать кончилось. Дверь распахивается с треском, и взъерошенный Алтонгирел в едва накинутом диле являет нам своё гнев.
-- Вы совсем тут охренели в такую рань так орать?! -- вопрошает он гнусаво.
Похоже, он оправился от вчерашних потрясений. Мы с Киром покатываемся с удвоенным усердием. Хос, которому не нравится, когда у него над головой гнусаво вопрошают, трясёт ухом и лениво шипит. Алтоша замечает его, делает в воздухе еле заметный простому глазу пируэт и как-то неожиданно оказывается за спинкой дивана, на котором валяемся мы с Киром. Понятное дело, нам это членораздельности не придаёт.
-- Вы что, тоже яиц объелись? -- благодушно спрашивает Азамат, выходя из спальни. Он уже умыт, причёсан и одет на работу. А я так надеялась его ещё повалять до ухода...
Из окошка напротив меня высовывается собачья морда и озабоченно тявкает. Метрах в трёх в соседнем витке Алэк приподнимает крышу и машет папе ручкой. В дальнем конце комнаты Айша выпадает из выхода и сдувает с носа наэлектризованную прядь волос.
-- Почему ты не запрещаешь им так шуметь? -- продолжает возмущаться Алтоша из безопасного укрытия. -- Люди же спят!
-- Ладно тебе, -- укоряет его Эцаган, выползая из гостевой комнаты. Он не завитый и от этого выглядит очень непривычно. -- Мы же сами вчера напросились остаться, забыл уже?
Алтонгирел бросает на него быстрый взгляд, по которому понятно, что он всё прекрасно помнит, но предпочёл бы сделать вид, что нет.
