– И, помнишь, – произнёс он, – мы вчера с тобой…
– Я помню, – сказал Стае, кивнув, – Чурикову.
– Да, Чурикову, – кивнул в такт Стасу Жора, – именно!
– Чурикову?..
– Чурикову?..
– Чурикову?..
– Чурикову?..
Это «Чурикову?..», словно снежная лавина, неслось на Жору со всех сторон. Наконец, воцарилась тишина, которая ждала Жориного ответа.
– Инну?.. – не удержалась и Инна.
Тишина просто царапала наши души.
А Жора уже сидел на своем стуле-вертушке и, казалось, вчитывался в какой-то текст на той же странице того же «Nature». С карандашом в руке. Затем, привычно дернув скальпом и улыбнувшись произнес:
– Да, Инну!
Теперь он смотрел в глаза Инне.
– Если нам удастся собрать воедино, – мягко произнес он, – всех ваших Инн и всех ваших Чуриковых, мы и получим ту самую Инну Чурикову, в которой каждый, каждый из нас и найдет Его Высочество Совершенство!
Я не помню, чтобы Жора когда-либо так яростно отстаивал совершенство женщины. Он помолчал, затем коротко дернув плечами, произнес:
– Как можно этого не понимать?
Затем тоном, не терпящим возражений, мягко добавил:
– Чурикову и Чурсину… Неужели не ясно?
И снова вперил свой взгляд текст той злополучной статьи, которую все еще не мог осилить. С карандашом в руке.
Чуич, Чурикова, Чурсина… Чу!.. Жора набирал себе команду чудотворных?
– И Аллу Демидову, и Наташу Фатееву, и Семину, и…
Жора загадочно улыбнулся.
– И Ксению, Ксению… Мне.
– Алферову?
– И Лаврову. Ксюха наконец-то нашла время потрясти мир своими талантами…
– Алферова?
– И Лаврова! Ты видела ее иллюстрации к моей книжке?
– Ты и книжку уже успел написать? Дал бы хоть на картинки взглянуть, – сказала Света.
– На.
Жора взял с полки свою нашумевшую книгу «Жить вредно» и протянул ее Свете.
– Держи, – сказал он, – и устрой со своим Переметчиком громкую читку. Вслух! Он уже выучил алфавит?
Света лишь пожала плечами.
– Он уже, – сказала она, словно оправдываясь, – прочитал голубую книжку и теперь раскрашивает розовую. С алфавитом у него еще трудности-трудности… Он все еще путает буквы «жы» и «фы». И водит пальцем по строчкам.
– Как же их можно спутать? – удивляется Рона.
Света только пожимает плечами, мол, вот так!
– И Лолу, – сказал Жора напоследок.
– Лолу?!.
– Ага, – сазал он, – и Лолу. Если хотите.
– Ты знаешь и Лолиту? – спросила Кира.
Жора только хмыкнул.
– Зачем тебе весь этот га-арем? – споросил Вит.
– Чем более гетерогенна популяция, тем она устойчивее к действию факторов окружающей среды. А Лола… Лола… Ну, ты и спрашиваешь – хм, зачем?!. И мне, знаете, еще нравится Катенька… Катенька Гусева…
– Да-а-а… – протянул Вит, – Е-э-катеррри-ина – да!
– Жор, – спросила Рада, – зачем тебе весь этот… курятник?
– Милая моя, – ответил Жора, – представляешь, какой это банк генов! Плавильный котел! Здесь же целая Новая Америка! Ведь каждая из них, совершенно не важно каким путем, добилась известности! В каждой проявили себя гены успешности и знаменитости! Если сбить их все воедино, в кулак и затем… Это же будет такая упоительная композиция, если хочешь – божественный коктейль совершенства! И если ты не турок…
Он не стал продолжать, делая вид, что ищет свою трубку.
– И вы всех их клонировали?
– Жора велел…
Второй бесспорной парой стали Цезарь и Клеопатра. Мир трубит о них, не переставая. Здесь не о чем было спорить. За ними следовали креолка с Мартиники и Великий корсиканец. Жозефина Таше де ля Пажери! Какое звучное имя! Правда, было время, когда Наполеон был по уши влюблен и в хорошенькую ослепительно белокожую, белокурую Маргариту-Полину Белиль, ради которой готов был развестись с Жозефиной. Слава Богу, этого не случилось, и нам не пришлось сомневаться в правильности выбора этой пары.
Леонардо да Винчи и Мона Лиза были так же бесспорны, как Лаура с Петраркой, и Данте с Беатричче, и Тургенев с Полиной Виардо. И как Гете со своей Анжеликой…
– Не Анжеликой, а Ульрикой.
– Все равно…
– Жор, – сказала Сесилия, – пришло время выбирать, – ты ведь можешь многим из них сказать свое дерзкое «прощай».
Жора улыбнулся и произнес:
– Дело в том, родная моя, что в нашей Пирамиде нет слова «прощай». И это прекрасно! Тебе не кажется?..
Сесилия задумалась.
– А вы читали вот это? – спросил Жора, подняв журнал над головой. – Здесь наш Коля Грановский предлагает создать «Орден совершенства»!
– Коля?..
– Грановский?..
– Орден, – сказал Вит, – орден… Ордена нам пригодятся. Готовьте свои груди.
Пришло время считать наших цыплят. Долгожданная плодоносная осень, как мы и планировали, наступила зимой. Здесь зима не вьюжная, не промозглая, не ледяная. Лед можно найти только в холодильных комнатах, тонны. Первыми пришли ленинские дни. Мальчик Ленин, я уже говорил, родился в 5 часов 54 минуты…
– Нет, – говорит Лена.
– Что «Нет»?
– Ты не говорил.
– Да, в 05 часов 54 минуты. Я закрываю глаза и вижу эти четыре зеленые цифры электронного хронометра. Еще бы минута и было бы три пятерки. Мы удовлетворились и тем, что сумма всех цифр составляет пятерку. Пятерка! Значит, сработали мы отлично! Это был день нашей славы! Нетерпеливый мальчуган рвался наружу, покорять мир, подчинять его коммунизмом, подминать. Конечно же, как только проявились первые признаки родов (замигали лампочки, запиликали датчики, зажужжали системы препровождения плода), мы дружно перебрались в родильное отделение. Никто глаз не сомкнул до утра. Когда принимавшая роды Юля ловким движением отсекла пуповину и, как и полагается, шлепнула карапуза ладошкой по тугой розовой попе, он тотчас разразился всевселенским веселым криком, оповестившим мир о рождении новой эры. И в ту же секунду тихо грянуло наше краткое «ура»! Даже султан прокричал его на русский лад. У меня от волнения подкашивались ноги.
– Кому пуповину?!
Тотчас вырос лес рук.
– Возьмите кровь в криобанк, – сказал Жора, – а потом делите.
Юля усадила вождя на свою ладошку и, поддерживая его другой рукой за правую ручку, поднесла мне под самый нос, мол, смотри – мальчик. Будто я был полноправным отцом этого дитяти, который наконец заполучил желанного наследника.
– Пацан, – произнес Стае так, словно кто-то из нас сомневался в рождении мальчика.
Мое сладкое волнение тотчас передалось и другим.
– Где елей, где мирра, где дары волхвов? Кто оповестит мир о приходе мессии?..
Конечно же, это было событие, сопоставимое разве что с рождением Иисуса Христа. Пришел и на нашу улицу праздник!
Вскоре младенцы посыпались, как пшено из куля. Тома едва успевала переводить дух. Не покладая рук, она принимала роды, привычно шлепая новорожденных ладошкой по попе, привычно вырывая из их беззубых сморщенных ртов первый крик. Мы привычно и дружно сотрясали воздух кратким негромким «ура» и привычно открывали шампанское. А когда Тома сбилась с ног, ее дело взяли на себя и другие женщины. Конвейер работал круглосуточно и бесперебойно. Жора с нетерпением ждал появления Нефертити, и когда пришло ее время появиться на свет, он сам закатал рукава и, как заправская акушерка, сам принял девочку в свои огромные надежные ладони. Работа спорилась. Бесспорно было только то, что лед тронулся. Мы были без ума от успеха. Потом радость стала привычной, и наше «ура» слышалось постоянно, будто целая армия шла в наступление. А спустя какое-то время наши глотки, совсем обессилев, прохудились, дали течь. Из них вырывались только хрипы, а вскоре и они попритихли. Пришло время абсолютной тишины, если не считать щелкания и жужжания каких-то датчиков и легкой прохладной небесной музыки, тихо льющейся из динамиков. Не покладая рук, мы делали свое дело, не покладая ног, мы старались как только могли. Теперь мы знали определенно: начало положено, новый мир начинается. Как и следовало ожидать, все трудное для нас стало привычным, а привычное вскоре стало прекрасным.
До сих пор не верю глазам своим, – говорила Ася.
Мы хорошо постарались, – радовалась Тамара.
– Я тебя очень люблю, – улучив момент, прошептала мне на ухо Аня, – ты – чудо!..
– Вот видишь!..
Это было своевременное и приятное признание, так как вот уже больше месяца мы с Аней не имели возможности перекинуться словом. Я просто с ног валился, и своим признанием Аня крепко меня поддержала. Нет в мире лучшего средства для поднятия духа, чем признание любимой женщины.
Но нас и попрекали.
– Вы настолько далеко зашли в своих желаниях отличиться, – бурчал Ушков, – что забыли об ответственности перед людьми.
– Слав, ну скажи, о какой ответственности ты говоришь? – недовольствовал в свою очередь Шут, – ты всегда отличался тем, что…
– Перестаньте!..
С появлением Шута (он нашел-таки нас!) перепалка снова возобновилась. Ушков пристально посмотрел на Шута сквозь холодные и, казалось, злые стекла очков, выдержал паузу и произнес свое традиционное:
