Джед сидел рядом со мной, но минут двадцать назад выбрал одну из танцевавших поблизости полуголых девиц — такое ощущение, что наугад, — угостил коктейлем и в конце концов скрылся с ней в туалете. Джед считает секс с фанатками вознаграждением за верную службу группе. «Думай о ВЕНИСе» выступают в основном перед студентами, гастролируют по Восточному побережью в поисках контракта на запись альбома, а Джед обожает студенток. По крайней мере раньше любил. После смерти Раэля ухаживания за девицами, похоже, уже не доставляют моему другу никакого удовольствия. Джед по-прежнему ходит на концерты, кадрит фанаток, но меня не покидает ощущение, что он делает это бессознательно, словно смотрит на себя со стороны, как на героя телепередачи, и ждет, пока что-то — музыка ли, девицы — зажжет в нем потухший огонь. Едва ли любовь к громкому и буйному панк-року можно счесть добрым знаком, но поскольку Джед все бросил, кажется, будто он приходит и трахается с девчонками лишь в силу привычки или из-за ностальгии по тем временам, когда ему это действительно нравилось. Почему-то дома эта его прострация не так бросается в глаза, а может, я просто привык и не замечаю этого, но когда мы ходим на концерты «ВЕНИСа» и я вижу, как он заигрывает с молоденькими девчушками, а сам витает где-то далеко, словно спит на ходу, я с трудом удерживаюсь, чтобы не схватить Джеда за плечи и не заорать на него: «Очнись!»
Вместо этого я сижу за импровизированным прилавком, разглядываю толпу и напиваюсь на халяву — еще одно, хоть и не такое шикарное, преимущество знакомства с музыкантами. До знакомства с Хоуп я тоже время от времени снимал девиц, но мои скромные успехи ничто по сравнению с подвигами Джеда. Обычно мне приходилось ждать, пока он не выберет себе партнершу на вечер, потому что, когда рядом Джед, на меня никто и не посмотрит. Красота зависит от обстоятельств: без Джеда я кажусь гораздо симпатичнее.
Как и следовало ожидать, через несколько минут подходит девушка с фигурой танцовщицы и миндалевидными глазами и садится на место Джеда. Прямые волосы до плеч выкрашены в обычный светлый цвет (чуть темнее у корней) и расчесаны на прямой пробор. Фигура у девушки — просто загляденье; поза и облегающий топик говорят, что ей об этом прекрасно известно. Как ни печально, но больше ничего и не надо: красивые глаза, крепкая грудь и тонкая талия. Все остальное — лишь приятное дополнение, глазурь на пирожном. Девушке жарко, она разрумянилась от танцев.
— Ку-ку, чувак с футболками, — говорит она.
Это явно приветствие, так что я отвечаю ей в тон:
— Ку-ку, потная чувиха.
Девушка запрокидывает голову и смеется. Я представляю, как она в общаге репетирует перед зеркалом этот жест, который видела в каком-нибудь фильме с Сандрой Буллок.
— Что поделать, — отвечает она, — танцевала, увлеклась. Для меня это уже третий концерт «ВЕНИСа» за год.
В свете клубных прожекторов ее кожа отливает перламутром. Она красива безыскусной красотой, как девушка с какой-нибудь фермы на Среднем Западе; глядя на нее, представляешь себе бескрайние прерии, луга и синее небо, которое отражается в ее глазах. Не так уж и плохо для секса на одну ночь. Я это знаю, поскольку бывали у меня варианты и похуже.
— Можно задать тебе один вопрос? — говорит она.
— Давай.
Мы оба стараемся перекричать Мэтта, который как раз заиграл забойный кавер на «Хочешь, верь, хочешь, не верь», тему из «Величайшего американского героя». Это я ему предложил год назад, публика каждый раз в восторге. Тут мне приходит мысль, что, когда вышла эта программа, сидящая возле меня девушка, скорее всего, еще в пеленки писала, и я чувствую себя до смешного старым.
— Что значит «Думай о BEНИСе»?
— А, — тяну я. Меня часто об этом спрашивают. — «Друзей» смотрела?
— Конечно. В школе.
Она придвигается ближе, чтобы я лучше слышал, и демонстрирует грудь в вырезе тонкого топика. Дыхание девушки щекочет мне ухо. Пары алкоголя мешаются с нашим дыханием: чиркни спичкой — воздух загорится.
— Это цитата из одной серии.
Девушка скептически оглядывает группу:
— Они что, фанаты «Друзей»?
— Это хохма такая, — поясняю я.
Во всех таких разговорах наступает момент, когда ты осознаешь: дело в шляпе. Девушка наклоняется ко мне, произносит: «Кстати, меня зовут Джесси», и я понимаю: вот оно.
— Зак, — отвечаю я, и мы как идиоты пожимаем друг другу руки.
Позже, спустя бесчисленное количество коктейлей, мы медленно танцуем прямо возле моего столика, и если вам нужно лишнее доказательство близящегося секса, то медленный танец под панк-рок — обычно добрый знак. Я пребываю в том блаженном состоянии, когда затуманенный рассудок еще не осознает, что в кишках все бурлит, как в котелке, и ты по-дурацки надеешься, что опьянение развеется, как дым на ветру, не обернется ядовитой горечью бурной ночной рвоты. Джесси прижимается щекой к моей щеке, и я млею от прикосновения ее крепкой груди к моей. И вот уже мы начинаем целоваться — долгие, влажные, откровенные поцелуи возбужденных незнакомцев. Девушка, не скрываясь, трется бедром о мою ширинку, жадно проводит языком по моим губам; кажется, будто громкая музыка оправдывает наше непристойное поведение. В глубине души — укромном уголке, куда еще не успел просочиться алкоголь, — не стихает чувство вины, но почему-то вместо Хоуп я вижу лицо Тамары. Помутившееся сознание не готово разбираться в сложностях этой пьяной измены, так что я решаю пока обо всем забыть. Последствия — понятие для трезвых. Я чувствую себя невесомым, парящим в воздухе из-за выпивки, оглушительной музыки и рук Джесси, закрываю глаза и погружаюсь в приятное забытье.
Группа заканчивает первую часть выступления под бурные аплодисменты, и я чувствую себя, будто ребенок в кинотеатре, когда после сеанса в зале зажигается свет. Без уютного прикрытия в виде громкой музыки и темноты целоваться и обниматься со случайной партнершей как-то неловко. Мы с Джесси возвращаемся за столик и быстренько пропускаем еще по паре рюмок, чтобы возбуждение не угасло за время перерыва, пока команда отдыхает.
Из туалета возвращается Джед, весь растрепанный, в губной помаде, и понимающе кивает, завидев прижимающуюся ко мне Джесси. Придвигает стул себе и своей новой знакомой, высокой брюнетке, похожей на дешевую копию Кристи Тарлингтон.
— Как дела на личном фронте? — интересуюсь я.
— Это у тебя спросить надо, — отвечает Джед, указывая глазами на Джесси, оборачивается и театрально подает ей руку. — Кстати, меня зовут Джед.
Все знакомятся, и Джед подзывает официантку. Та сообщает, что раз у нас теперь гости, придется платить за выпивку.
— Я оставил кошелек в фургоне, — заявляю я.
— Не вопрос, — великодушно соглашается Джед и достает пачку денег. — Я заплачу.
Джесси бросает на меня лукавый взгляд.
— У тебя есть фургон? — спрашивает она.
Вот так оно обычно и бывает. Холодный воздух обжигает лицо, точно пощечина, когда ты, пошатываясь, вываливаешься из клуба и бредешь по Бликер-стрит туда, где припаркован фургон группы. Тебе тридцать два года, вдобавок у тебя есть невеста, а ты все равно забираешься в кузов с раскованной смазливой студенточкой. Она на десять лет тебя моложе, сдает последние зачеты по религиоведению и привычно напускает на себя отработанно-соблазнительный вид. Она захочет быть сверху — ты это чувствуешь — и станет беззастенчиво преследовать собственное удовольствие. Все это неправильно. Даже если бы ты не был помолвлен, все равно ты слишком стар для нее. Но ее кожа нежна, чиста, словно только что выпавший снег, и в тусклом свете уличных фонарей блестит, как атлас. И, несмотря на чувство вины и жалость к себе, ты ощущаешь, как у тебя внутри, точно двойная опухоль, растет отчаянное желание снова стать таким же молодым и здоровым.
В фургоне Мэтта всего два сиденья спереди. В кузове нет ничего, даже окон — чтобы проще было втиснуть всю аппаратуру группы. Джесси забирается внутрь и садится у стенки.
— Включи печку, — просит она.
Двигатель два раза кашляет, потом заводится с громким хлопком, в воздухозаборниках воет, как умирающий зверь, воздух.
— Включи какую-нибудь музыку, — просит дрожащая от холода Джесси.
Я роюсь в кассетах, валяющихся на полу у пассажирского сиденья. Один панк, никакой романтики. От холода я немного протрезвел, и мысль о том, что я в самом деле собираюсь заняться сексом в фургоне со студенткой, кажется мне нелепой. Наконец я нахожу обшарпанный альбом Pink Floyd и ставлю в магнитолу.
Джесси сидит, скрестив ноги, на рифленом железном полу и раскуривает косяк. Протягивает мне сигарету, и я глубоко затягиваюсь. Я уже несколько лет не курил траву, и меня моментально накрывает.
Щиплет горло, бурлит в животе, во рту отдает кислятиной. Я возвращаю Джесси косяк и сажусь напротив нее.
