Все, связанное с «чистыми» деньгами, крышевалось криминалом. Кирдяев и сам не понимал, как повязал себя с этими ребятишками. У них, у чертей, оказывается было досье на многих старых антикваров города, что вышли на пенсию еще при той власти. Вот они и вербовали пенсионеров в свои скупки, кого кнутом, кого пряником. Лично Кирдяева и тем и другим. Ввалились на квартиру два амбала во главе с Толяном. Тут любой струхнет, не то что язвенник Кирдяев. Да и заработок посулили в пять раз больше, чем при коммунистах. Расчет был точный — народ с голодухи попрет сдавать добро. А тут он, Алексей Фомич, со своей сетью. Бывали дни, когда на одних изделиях из «бронзы» целое состояние можно было сколотить, не говоря уж о драгметаллах…
К примеру, вчера пришла пожилая дама, принесла вещицу. И беглого взгляда было достаточно — девятнадцатый век, итальянская майолика с типичными округлыми формами темной глазури — «Игроки в кости». Слегка притертая в основании, но все равно приличной сохранности. Ради интереса Алексей Фомич заглянул в каталог. И точно. Откуда у гражданки эта вещица, Кирдяев не допытывался. Только было собрался отсчитать тысячу рублей, как гражданка передумала и, несмотря на уговоры, повернулась и ушла, сунув вещь в грязный баул. А ведь неплохие деньги были предложены. Был бы в тот момент в скупке Толян, он бы ее с такой вещицей не выпустил. Кирдяев ждал, что тетка вернется. Нередко такое происходит — иной клиент, взвешивая предложенную сумму, не сразу решаемся на продажу. Потом возвращается… Гражданка пересекла двор. А под аркой к ней подошли двое мужчин с маленькой собачкой. Наверное, знакомые, понятное дело — с такой вещицей женщину оставлять на улице без присмотра неблагоразумно. А может, и перекупщики. За свой век Кирдяев повидал всякого…
Алексей Фомич Кирдяев поглядывал в окно, прикидывая: управится ли он до обеда или придется задержаться. Очередь была человек десять. Да и клиент шел жидковатый, все шантрапа и рвань. Несли, в основном, ворованное — мельхиоровые ложки, подстаканники, в надежде выдать за серебряные. Иконы, со следами свежей краски. Фаянсовые подделки под фарфор грошовой стоимости…
Им бы встать в ряды барыг, что двумя кольцами опоясывали Сытный рынок, со своим товаром на руках. Нет, прутся в скупку, надеясь облапошить такого профессионала, как Кирдяев. Вот он и вынужден, чуть ли не взашей гонять их из подвала. И каждый еще с полчаса будет стоять во дворе, колготиться, жаловаться на несправедливость. Пока не явится Толян и приструнит недовольного своим методом… Вообще-то, по наблюдению Алексея Фомича, обеднел народ. Годами нелегкая, безденежная жизнь изрядно распотрошила сусеки. Со стороны это не заметно — антикварные магазины ломились от вещей, но настоящая ценная вещь попадалась все реже и реже. И приносить ее стал человек случайный, не понимающий, с которым говорить не о чем. А бывало, Кирдяев, чувствуя клиента, такое узнавал о выставляемой на продажу вещи, что хоть пиши роман. И всегда давал нестыдную цену. А когда вещь уходила к новому владельцу, он искренне печалился, словно отрывал от себя…
А что может поведать о своей вещи эта бабка, что наконец добралась к стойке оценщика? Платок, повязанный поверх потертой каракулевой шапки, делал ее личико маленьким и жалким. Еще и тощие руки в старческих пятнах вылезали из-под ветхих обшлагов тулупа. Такие бабки приволокут какую-нибудь дребедень и всю душу измочалят, если их сразу не поставить на место.
— Ну?! — произнес оценщик Кирдяев. — Что у вас? Только по-быстрому!
— А ты не гони, — осадила бабка. — Дай угреться. Все ноги поморозила на дворе.
— Что у вас? Показывайте, — без тени сочувствия повторил Кирдяев.
Поникнув головой над истрепанной сумкой, бабка извлекла свое добро и боком, по-птичьи, взглянула на оценщика.
— Подсвечник, — констатировал Кирдяев. — Подсвечники не принимаем. Их у нас, как в церкви.
— Что значит не принимаем?! — отважно выкрикнула бабка. — Как это не принимаем!
— Не вопите! — осадил Кирдяев. — Не принимаем и все. Тем более такие подсвечники уже при Горбачеве штамповали, никакой ценности в них нет. Уходите! — неумолимо заключил Кирдяев и крикнул в сторону очереди. — Следующий!
Набухавшая неприязнью к бабке толпа очередников, загомонила советами:
— Беги в утиль, старая. И себя сдай заодно.
Бабка обернулась к галдящим, демонстративно плюнула себе под ноги и вновь обратилась к оценщику с угрозой найти на него управу.
— Да кому ты жаловаться будешь, старая дура?! — выкрикнули из очереди. — Это же частная лавочка. У них свои законы.
Кирдяев пропустил мимо ушей обидный, но справедливый выкрик. Тем не менее довод каким-то образом вразумил старую.
— Дай хоть какую цену, — заканючила она плаксивым голосом. — Мне там обещали с прицепом заплатить против твоей цены, — и она повела головой в сторону двора.
— Кто обещал? — сдерживая злость, произнес Кирдяев.
— Добрые люди обещали, — ответила бабка.
— Ходют там два типа, — подтвердили из очереди. — Если за вещь дадут хорошую цену, обещают перекупить с процентом.
— Обещают-то они, обещают. Да не всех жалуют, — отозвался кто-то из очереди. — Что они, враги себе?
— Так ты дашь цену моему подсвечнику? — не отвязывалась бабка.
— Пятьдесят рублей, — Кирдяев махнул рукой. — И то с большого бодуна.
— Пятьдесят? — плаксиво переговорила бабка. — Это ж кило печенки на Кузнечном рынке…
— Уже шестьдесят, — строго поправил кто-то. — Именно на Кузнечном.
Кирдяев хлопнул ладонью по столу и закричал в голос:
— Дайте работать, черт побери! Не то закрою на обед и гори все огнем!
Очередь тревожно притихла и в следующее мгновение обрушила на старушенцию такой шквал негодования, что, материализовавшись, он превратил бы тщедушную фигуру упрямицы в мокрое пятнышко.
В этот момент и ввалился в свое заведение Толян.
— Почему шум?! — вопросил Толян.
— Да вот… клиент не согласен с оценкой, — со злорадством пояснил Кирдяев.
Круглое лицо Толяна оборотилось в сторону бабки. Маленькие светлые глазки из-под черных бровей посмотрели на существо в тулупе с удивлением и какой-то радостью. Словно преданный сын на родную мать после долгой разлуки.
— Где товар? — спросил Толян.
— Вот! — бабка с готовностью протянула подсвечник.
Толян принял в свои лапы замысловато перекрученный трехрожковый стан подсвечника. Подержал на весу, словно радуясь его приятной тяжести. И ударом ноги распахнул дверь.
— Что же ты творишь, паскудник?! — обомлела бабка, провожая взглядом исчезнувший в дверном проеме свой подсвечник.
Хотела еще что-то сказать и не успела. Подхватив со спины ее за подмышки, Толян махом выпихнул старушенцию следом за подсвечником. Вдогонку полетела и замызганная сумка.
Стальная подвальная дверь захлопнулась, оборвав ее истошный вопль.
Стоявшие во дворе Нюма и Самвел удивленно переглянулись. Да и Точка не без удивления натянула поводок. Еще бы! Не часто увидишь, как кто-то, подобно птице, выпархивает из разверзшихся дверей и валится с криком на утоптаный снежный наст двора.
Резво вскочив на ноги, бабка подобрала подсвечник, пихнула его в сумку и дунула со двора мелким торопливым шагом. Увидела под аркой обоих соседей. Остановилась. Ладонью заправила под шапку сивый клок волос и спросила елейным голоском, не передумали ли они купить подсвечник, как обещали, с прицепом.
— А во сколько его оценили? — Нюма кивнул в сторону скупки.
— В пятьдесят рублей, — честно ответила старушенция.
— В пятьдесят? — переговорил Самвел. — За пятьдесят не надо. Нужна дорогая вещь. А за пятьдесят не надо.
— Сами обещали: во сколько оценят там, перекупите с прицепом, — возмутилась старушенция. — На вас понадеялась. А то бы им продала. Как они меня уговаривали.
— За пятьдесят нам не надо, — подтвердил Нюма.
В знак согласия с хозяевами, Точка задрала голову и, пролаяв, спряталась за ногу Нюмы.
— Обманщики! — взвилась бабка. — Постыдились бы! Креста на вас нет!
— На мне нет, — согласился Нюма. — А на нем есть. Правда, не православный.
Лицо старушенции вдруг посерело, скукожилось. Она согнулась и попятилась задом, устремив взгляд в глубь двора. Откуда резвым шагом спешил крепкий мужчина в распахнутой дубленке. То был Толян, хозяин скупки…
На появление Толяна резко отреагировала Точка. Она выскочила из-за ноги Нюмы и зашлась лаем. Память еще хранила такого вот, с резвым шагом, дворника из детского сада, где прошло ее младенчество. Тот часто шуровал палкой под мусорным баком, пытаясь выгнать щенка по приказу злых воспитателей…
Толян на ходу подобрал какой-то камешек и швырнул в собачонку.
— Эй! — приструнил его Самвел. — Ара, не видишь! Маленькая собачка…
