Толян на ходу подобрал какой-то камешек и швырнул в собачонку.
— Эй! — приструнил его Самвел. — Ара, не видишь! Маленькая собачка…
— Была бы большая, я бы ей, бляди, потку заткнул кирпичом, — отозвался Толян. — Вы зачем здесь ошиваетесь?!
Нюма демонстративно огляделся. Мол, кого имеет ввиду этот тип? Не ту ли старушенцию с подсвечником? Но бабку сдуло, точно ее и не было…
— Вы, вы! — приблизился Толян. — Что вам здесь надо?
— А тебе какое дело? — проговорили одновременно Нюма и Самвел.
И Точка пролаяла, в знак полной поддержки своих хозяев. Громко, по-взрослому. Без надежды на компромисс…
— Что бы я вас тут, суки, больше не видел! — негромко, со значением произнес Толян. — Вместе с этим волкодавом. Предупреждаю.
Толян повернулся и направился к скупке.
— Ара, какой волкодав?! — воскликнул вслед Самвел. — Маленькая собачка. Дворняжка.
— И писает с наперсток, — поддержал Нюма.
— Но часто, — уточнил Самвел.
— Предупреждаю! — повторил Толян через плечо, придерживая шаг. — Иначе сами будете сцать кровью. Предупреждаю.
— Слушай. Ты как со старшими разговариваешь? — вопросил Самвел. — Мы тебе в отцы годимся, клянусь…
Нюма не понял, чем на этот раз поклялся Самвел, — Нюма лишь видел заряженное злобой круглое лицо Толяна. И это Нюму насторожило.
— Ладно, Самвел, разошлись, — примирительно произнес Нюма. — Останемся при своих.
Нюма ухватил рукав пальто соседа и подтянул к себе.
— Ара, подожди! — горячился Самвел. — Он кто?! Хозяин улицы?
— Ладно, Самвел, разошлись, — повторил Нюма. — Пора Точку кормить.
«Действительно, пора, — заслышав свое имя. Точка запрядала ушами. — Связались с каким-то бандюганом, а мне жранькать пора, не до ваших разборок».
— Подожди, говорю! — Самвел силой сорвал пальцы Нюмы со своего рукава.
Толян, нагло буравя взглядом, вплотную придвинулся к Самвелу.
Они стояли, как сиамские близнецы, живот к животу — тощий, словно сплющенный, Самвел и дородный, с круглым ленивым брюшком, Толян.
— Ты что, отец? Х-ево понимаешь русский язык? Повторяю! Чтобы я вас тут больше не видел! — едва разлепив пухлые губы, выдавил Толян. — Иначе вырву ноги из жопы. Особенно у тебя, хачик…
Следующая картинка для Нюмы оказалась невероятной, точно он увидел молнию на ясном небе.
Самвел чуть откинул голову назад и — коротко и сильно — боднул лбом широкое лицо Толяна. Подобно дятлу…
Нюма поморщился от невольного сочувствия к этому типчику.
Толян полуприсел, прижав с проклятиями ладони к лицу. Секунду помедлил, поднялся и отвел ладони. Круглое лицо его было в крови…
Самвел отступил на шаг и выставил нож. Обалдевший Нюма узнал нож. С широким коротким лезвием и какой-то надписью на костяной рукоятке, нож хранился в нижнем ящике «Буля», что стоял в комнате соседа.
— Зарэжу… Сволочь… — произнес Самвел спокойно, словно со стороны.
Толян замер, испуганно прижав к груди вымазанные руки.
Нюма силой потянул за собой Самвела, пытаясь отобрать нож. Было неудобно, мешал собачий поводок. Да и пальцы Самвела сжимали кость рукоятки с ледяной цепкостью.
Двое прохожих — женщина и мальчик — издали созерцали происходящее.
«Что смотреть? Шли бы своей дорогой, — Точка спешила за хозяевами, волоча по снегу брошенный поводок. — Молодец, волосатик. Правильно врезал. Ничего себе — если каждый будет обзываться. А теперь надо быстрее смыться и пожранькать».
Точка, то и дело останавливаясь, смотрела назад. Не бежит ли за ними тот негодяй? Но Толян стоял как столб… Убедившись, Точка молча догоняла хозяев, стараясь не привлекать их внимания — слишком необычной оказалась ситуация… Маленькое сердце собачки наполняла гордость за поступок волосатика. Правда, если бы этому гаду врезал по морде Нюма, Точка бы больше гордилась, с Нюмой у нее были более доверительные отношения. Но и волосатик-Самвел ей родной…
Точка бежала вдоль обочины тротуара, ненадолго задерживаясь у мусорных урн. Отвратительный пивной смрад гнал ее дальше. Полосы нетронутого снега между урнами пахли свежей рыбой. Едва понюхав, Точка устремлялась за своими хозяевами, что уже скрылись с глаз, оставив лишь чудный запах…
«Ах ты боже мой, где же собака?» — услышала Точка голос Нюмы из-за угла.
Его поддержал взволнованный голос Самвела…
Точка выбежала к ним, виновато прогибая атласную спинку и опустив хвост.
— Ара, говорил тебе оставить ее дома, — успокоенно проворчал Самвел.
— Она приносит удачу. — Нюма подобрал поводок. — Вспомни вчерашнюю покупку. Эту «Игру в кости».
— Зато сегодня… Хорошо с собой ножик взял. Как чувствовал, клянусь мамой.
— Все равно, Точка принесла пользу, — упрямился Нюма. — Могли бы тебя арестовать. Холодное оружие.
— Это правильно, — усмехнулся Самвел. — Спасибо, Точка.
Собачонка встала на задние лапы и, вытянув тельце вдоль ноги хозяина, преданно лизнула руку.
— Ара, не надо, — вдруг смутился Самвел, — шевиот пачкаешь, шевиот!
Он стряхнул Точку со своей ноги и пошлепал ладонями по старым шевиотовым штанам, сгоняя снежные следки собачьих лап…
Малый проспект, как обычно, был немноголюден. Тем более в воскресный день. Мрачно, словно из-под седых бровей, стены сырых домов разглядывали одиноких прохожих. Не исключено, что тот сукин сын, придя в себя, примется разыскивать обидчиков именно на Малом проспекте. Лучше выбраться отсюда на людный Большой. Вообще, народ Петроградской стороны отдавал предпочтение Большому проспекту с его магазинами. Правда, от них никакого толку. Полки без продуктов пустовали или красовались посудой: кастрюлями, сковородками и прочим подобным товаром, что воспринималось как издевательский намек. Люди заходили и выходили из магазинов равнодушно, с сомнамбулической маской на лице.
— Безобразие, — Самвел прервал долгое молчание. — Хотя бы посуду убрали. Или нарочно злят людей, — он искоса взглянул на Нюму.
— Вчера в газете «Смена» напечатали карикатуру. — меланхолично проговорил Нюма. — Вместо боярыни Морозовой, на знаменитой картине Сурикова, в повозке увозят колбасу, сгущенку, соль и что-то еще. И написали: «Проводы еды»…
— Не вчера, а неделю назад, — ехидно подковырнул Самвел.
— Неделю назад провожали мясо, рыбу, и, кажется, макароны, — педантично поправил Нюма.
— Лучше бы они проводили Горбачева с подельниками, — буркнул Самвел.
— Как только проводят все продукты, тут же проводят и Горбачева, — Нюма шел насупившись, то и дело останавливаясь и призывая Точку к послушанию.
— Слушай, оставь ее в покое, — вмешался Самвел. — Она что, твой хлеб отнимает? Пусть себе нюхает.
«Вот именно. Он мне просто завидует, — с благодарностью подумала Точка. — Или сердится за то, что я видела его робость перед тем хулиганом».
— Ты и вправду мог его пырнуть ножом? — проговорил Нюма.
— Ладно. Хватит, — буркнул Самвел и, помедлив, обронил: — Наверно, мог.
Произошедшее уже не представлялось Самвелу реальностью. И, слава богу, все обошлось. Утром он положил в карман нож, с искренним желанием, чтобы нож ему не понадобился. И забыл о ноже до момента, когда в сознание ворвалось презрение того сукиного сына. Какие-то черные силы на мгновение перенесли его во двор далекого музыкального училища в остервенелую толпу. Казалось, еще вчера они были обыкновенными детьми со своими скрипками и нотами. Что с ними стряслось?! Обезумев от ненависти, они гоняли несчастного старика-армянина по двору, швыряя в него свои сумки, крича всякую мерзость. Даже когда он упал, когда не мог шевельнуться от боли в спине, они стояли над ним и плевали, стараясь попасть в лицо…
«И вправду, он бы смог», — подумал Нюма, вспомнив облик своего соседа в тот момент и вымазанную кровью рожу парня в распахнутой дубленке…
Прежде чем выйти «на дело» к скупочному пункту на Большой Разночинной, соседи-компаньоны два дня топтались среди барыг на Сытном рынке, чьи вольные ряды окольцовывали рыночную площадь. Захватывая даже территорию перед театром им. Ленинского комсомола. Люди стояли плотно, плечом к плечу, держа в руках свой товар. Чего только не продавали! От давно забытых ниток-мулине до старых унитазов со ржавыми потёками воды. Были и съестные продукты — сало в промокших газетах, вяленая рыба на шпагатах, сгущенное молоко в банках… Однако компаньонов привлекали предметы искусства. А изящный кулон — аист из кости на изумрудном фоне — был чуть ли не куплен. И недорого. Но Самвел передумал. Решил, что слишком дешево, наверняка ширпотреб. Словом, нервы старики себе потрепали. И Нюма не раз ругал себя за согласие участвовать в этом гешефте. Да и Самвел сник. Он уже столкнулся со сложностями, когда сам заглядывал в антикварные магазины. В одном из них, на Пушкарской, его даже обнадежили, пообещали «иметь в виду». Но когда пришел узнать, как обстоит дело, продавец был с ним немногословен и сух. Самвел чувствовал, что продавца настораживает его «кавказская внешность», боится, что Самвел его облапошит. Тогда зачем обещал?! Самвел не сдержался, поскандалил и покинул магазин, проклиная племянника Сережку. С твердым намерением выйти из «бизнэса». Но, поостыв, вновь испытывал искушение, видно, в душе он был азартным человеком. Да и деньги не помешают, деньги еще никому не мешали…
