Неужели, перед тем как пойти на рыбалку, он, желая испытать судьбу, загадал: поймаю рыбу — впереди удача, не поймаю — провал? Может, поэтому он так и усердствовал? Если я прав, то, значит, парня прямо-таки раздирает от тревоги и волнения, хоть виду он и не подает. Ну и как, придала ему мужества пойманная рыбешка?
Парень возился в прихожей, надевая кроссовки. Собирается начать новый день с пробежки вокруг озера, подумал я. Потом послышался скрип открываемой двери и легкие, удаляющиеся шаги. Кажется, пес, не наученный горьким опытом, побежал за парнем. Раньше чем через час они не вернутся. Поваляюсь-ка я в кровати. Если завтрак немножко запоздает, ничего страшного. Хоть я и только что проснулся, тело ломило от усталости. Руки и поясница были как чужие. Да, молодость прошла. В голове вертелись смутные обрывки сна, привидевшегося мне перед самым пробуждением. Сон был настолько реален, что я замотал головой, отгоняя запечатлевшиеся в памяти образы, и пробормотал: «Это был сон, только сон».
А снилось мне вот что. В комнату через окно в вихре стеклянных осколков впрыгнул вчерашний пожилой полицейский. Ясное дело, набросился на меня, заломил руки за спину, щелкнул наручниками. Это бы еще ничего, такое я мог бы стерпеть. Но что возмутило меня во сне до глубины души — рядом с полицейским стоял парень и наблюдал за происходящим, ехидно посмеиваясь. Потом зашептал что-то полицейскому в ухо, показывая на меня пальцем. Тот с размаху двинул мне по спине кованым башмаком, и парень тоже стал осыпать меня ударами. Полицейский вдруг стал раздуваться прямо на глазах, лицо его расплылось жирными складками, и он превратился в С. Они вдвоем с парнем долго били меня, потом вынесли на террасу и сбросили со ступенек. Я явственно слышал, как захрустели мои ребра, этот хруст до сих пор у меня в ушах. Гнев и возмущение рвались откуда-то из самого моего нугра, ярость сдавливала грудь, ругательства застревали в горле. «Щенок!» — хрипел я парню, а жирному С. кричал: «Подлая тварь!»
Да я в любой момент могу заложить их обоих, хоть сейчас. Все козыри не у них в руках, а у меня. Вот возьму и позвоню в полицейский участок. Доказательств более чем достаточно: хватит одной бандероли, которая припрятана где-то в комнате наверху. Может, под матрасом или в том черном саквояже. Даже если ничего подозрительного не найдут, сам обыск и приход полиции сорвут планы С. и его дружков. И придется пареньку собирать свои манатки и убираться восвояси. А С. будет вынужден подыскивать на его место другого, имя и лицо которого неизвестны полиции, и ждать нового случая.
А что, если мне просто взять и самому смыться? Сяду сейчас в машину, пока парень чешет вокруг озера, и отбуду себе в неизвестном направлении. Остановит ли это С.? Или он будет продолжать операцию и без меня? Наверное, все-таки из осторожности даст отбой. Что я для него значу? Какова, в конце концов, роль, которая мне уготована в этом спектакле? Неужели только обслуживание парня? А вдруг мне предстоит стать козлом отпущения? Что, если меня заставят выполнять какой-нибудь страшный приказ? Например, сесть с парнем в машину и на полной скорости врезаться в толпу?
Боюсь, я буду вынужден выполнить все, что прикажет С. Ведь ему известно, где живут жена и дети.
Ох, как хочется ясности. Надо подняться на второй этаж и порыться в вещах парня, глядишь, все и встанет на свои места. Но я лежал и не трогался с места. Повернулся спиной к солнцу, светившему через задернутые шторы, и вылезать из кровати не спешил. Пока я лежу здесь, я сам по себе. Но стоит мне подняться наверх, обыскать ту комнату, и я буду знать наверняка — тогда мне уже хочешь не хочешь придется встать на сторону С. И прощай, свобода. Я стану одним из них. Буду поступать не так, как мне заблагорассудится, а как скажут. Нет уж, черта с два. Лучше мне оставаться в неведении. Буду строить свои домыслы и наслаждаться трепетом, охватывающим меня от собственных фантазий. Самое подходящее занятие для такого, как я.
Я вспомнил еще один сон — нет, не сон, это было наяву. Не какое-нибудь душещипательное воспоминание вроде разрезания домашнего торта или похода с семьей в зоопарк. Так, ерунда, но почему-то запомнилось: по тесному дворику бегает мой старший сын, а жена ходит за ним, держа младшего на руках, — только и всего. Но эта картина стоит перед глазами как живая. Сожаления о том, чего уже не вернуть, мысли, которых я никогда себе не позволял, нахлынули разом. Как бы я хотел увидеть детей! Пусть не увидеть, хотя бы голоса услышать. Нет, нет — привезти сюда, покатать на лодке, устроить им вечером фейерверк, вкусно покормить в ресторане на набережной, дать поиграть с собакой...
Я громко откашлялся, а потом врезал самому себе ладонью по физиономии и сказал вслух: «Ну, подъем, что ли?» Нечего разлеживаться, раз все равно не сплю. И голову всякой ерундой забивать тоже нечего. Пожарю-ка я лучше рыбки до того, как вернется парень. Разрежу каждую палию на три части, залью вином, посыплю перцем и имбирем, покрошу лука, добавлю мисо6 и сливочного масла, потом — в кастрюлю и в духовку. Если старик не соврал и рыба действительно вкусная, можно будет нынче вечером опять порыбачить. Хотя второй раз вряд ли нам так повезет.
Я пошел в туалет и оттуда через маленькое оконце все поглядывал во двор. Листья деревьев пылали на солнце, порхавшие по ветвям пичужки тоже вспыхивали искорками света. День опять обещал быть жарким. С озера доносился девичий смех и радостный визг. Наверное, вышел на утреннюю прогулку отряд герлскаутов.
Надраивая зубы щеткой, я смотрел в зеркало. Странно, но лицо, которое я там видел, вовсе не выглядело мрачным и озабоченным. Приснившийся мне на рассвете кошмар уже успел забыться. И ничуть я не устал. Вполне мог бы и сам сделать пробежку. Ну, вокруг озера, конечно, не побегу, но до кемпинга и обратно — запросто.
И нечего так вздрагивать от телефонного звонка. Пусть С. волен распоряжаться моей жизнью и смертью, но меня ведь не испугаешь. Он и представить себе не может, насколько я изменился за эти несколько дней. Если С. считает, что я за деньги готов на все или что меня так просто запугать, он крепко ошибается. Я и сам по себе, один-одинешенек, буду поопасней, чем все они, вместе взятые.
Сняв трубку, я решительно произнес: «Алло». Но потом голос мой ослаб, я еле мямлил что-то в ответ и наконец совсем умолк. Такое щекотливое задание я получал от С. впервые.
— Но я ничего в этом не смыслю, — жалобно воскликнул я. — Да и потом, я никого здесь не знаю.
— Чепуха, дело элементарное, — сказал С. — Деньги-то у тебя есть.
Вместе с голосом из трубки доносился звук работающего телевизора, но где находится С., определить было невозможно. Я спросил:
— А если он не захочет, что тогда?
Но С. уже повесил трубку. Я тоже с размаху хряснул трубкой об аппарат и выругался. Утренний сон снова возник перед глазами.
— Ну и наглость, — пробормотал я.
Взрезая ножом спинку палии, я размышлял. В принципе С. прав. Когда есть деньги, это не проблема. Мне ведь не нужны «порядочные». Надо съездить в город, авось что-нибудь и выяснится. Ночная рыбалка отменяется. Когда я только-только начинал работать в фирме, первое задание, полученное мной от начальства, было пригласить некоего господина в кафе и вручить ему конверт с деньгами. А год спустя моим основным делом стало доставлять девиц к клиентам, с которыми фирма собиралась заключать сделки. В то время у меня вся записная книжка была исписана именами и телефонами шлюх — на любой вкус.
Рыба оказалась не такой вкусной, как расписывал ее дед с лодочной станции. Сплошное разочарование. Масло не растопилось, мясо было сухим и жестким. Но парень ел да нахваливал, все умял — даже то, что оставалось на моей тарелке. А пес сгрыз кости.
Потом парень разлегся на террасе загорать. Оставшись в одних белых трусах, он раскинулся в шезлонге и потягивал из стакана молоко. Вид у него при этом был такой, будто он пил не молоко, а виски. Может быть, несколько дней на горной вилле для парня — подарок судьбы. Да и для меня, наверное, тоже. Ничего подобного, очевидно, испытать мне больше не придется. Почему-то я в этом уверен.
Я занялся домашними делами. Помыл посуду, постирал, прибрался. Пылесосом и тряпкой вычистил весь дом. Только в комнату парня не зашел — он сказал: «Позвольте убрать там мне самому». Напоследок я отдраил ванну и туалет, потом сжег во дворе мусор, а объедки закопал в землю. Долго стоял и смотрел, как копошатся, поблескивая на солнце, выкопанные мною жирные земляные черви.
Тут до меня дошло, что я целиком вошел в роль управляющего. А что, работка неплохая, подумал я. Так можно и всю жизнь прожить, я не против. Вот самое подходящее для меня дело, а море и сейнер — ерунда. Эту идею я обдумывал совершенно серьезно. Если бы парень взял и спокойно куда-нибудь убрался, ничего не натворив, я бы и жил себе тут поживал, и не надо мне никаких перемен. Может быть, именно такая жизнь мне на самом деле и нужна — тихая, мирная? Ага. Как бы не так.
