- Юность, - вздохнул Борис Архипов. - Может, это я написал лет двадцать пять тому назад? У меня так было. Сидел весь вечер, ждал, тосковал, а она не пришла. Нет, это не я, - покачал он головой. - Никогда не писал на стенках. И пил с горя, не дожидаясь совета. Я много упустил в молодости потому, что пил с горя. Сынок, ты не пьешь с горя?
- У меня горя не бывает, - сказал Овцын.
- Борис Никитич, почему вы так часто говорите о старости ? - спросила Ксения. - Сколько же вам лет?
- Придем в Ленинград, и стукнет сорок, - скачал Борис Архипов. - Это ли не старость? Интересно, о чем вы, Ксюшенька, будете часто говорить, когда вам стукнет сорок лет?
- О детях.
- Много их у вас будет?
- Много. Две девочки и мальчик.
- Кошмар, - сказал Борис Архипов. - Представляю, сколько будет разговоров.
- А у вас есть дети, Борис Никитич? - спросила Ксения.
- Мальчишка. Двенадцать лет.
- Почему вы о нем не говорите?
- Я же не мама. Да и что о нем скажешь? Двоечник, дерется, на аккордеоне играет. Мать ценит в грош, отца - в три копейки. Сам большой и умный. Увлекательно живет. А родители - люди скучные. Воспитывают, заботятся, деньги зарабатывают. Разве это жизнь? - рассмеялся Борис Архипов. - К тому же прадед у него поп. Как узнал об этом, затосковал, будто горб у себя на спине обнаружил.
- А мне было бы интересно, - сказала Ксения.
- Конечно, - кивнул Борис Архипов. - Знаете, Ксюшенька, раз в сто лет рождается человек с хвостиком. Маленький такой хвостик, мягкий. А бывает и с позвоночками. Безумно интересно! Но без хвоста все-таки лучше. Человек без хвоста ближе к современности. Человеку без хвоста больше доверяют.
- Да ну вас! - засмеялась Ксения, - Вы пессимист.
Они сбежали к морю по крутому, поросшему густым кустарником откосу. Солнце жгло по-летнему, на белый песок мерно обрушивались седогривые валы. Пустынный пляж бесконечно тянулся в обе стороны. Увязая в мелком песке, они подошли к баррикаде из морского мусора, вышвырнутого чистоплотными волнами Ксения подобрала отшлифованную морем палку,
- Люблю копаться в этих кучах, - сказала она,- Кажется, что найдешь множество удивительных вещей... Только никогда ничего не находишь. Тина, ветки, доски, поплавки... Никаких кораллов, никакого жемчуга, никаких запечатанных бутылок с записками от погибающих капитанов... - Она наклонилась и подняла темно-желтый ноздреватый камень величиною с кулак.
- На сей раз вам повезло, - сказал Овцын, - Это янтарь.
- Неужели? - воскликнула Ксения, - Не может быть, - Несмотря на шероховатую поверхность, камень казался прозрачным, он вбирал в себя солнечные лучи, они .сгущались в центре и освещали его изнутри, - Да, это янтарь, - радостно улыбнулась Ксения, - Теперь у меня есть драгоценность.
Овцын взял янтарь, рассмотрел его на свет.
- Жаль, сказал он, возвратив янтарь Ксении.
- Почему?
- Это доисторическая смола, вытекавшая в доисторические времена из доисторических сосен, - сказал он. - Иногда в ней вязли разные доисторические букашки. Жаль, что в этом куске никто не увяз. А то посмотрели бы на зверя, который жил миллион лет назад.
- Живодер, - сказал Борис Архипов. - Как можно жалеть, что букашка не погибла?
- Погибнуть для науки - это высшая доблесть,- усмехнулся Овцын. -Мы отнесли бы камешек в музей, и про нас написали бы в газете. А ученый сочинил бы диссертацию, получил бы степень и прибавку к жалованью. Ему дали бы квартиру. Жена стала бы его больше любить за то, что он такой умный и может многого добиться. Видишь, какая великолепная судьба была бы у букашки, догадайся она погибнуть в смоле миллион лет назад.
Насмотревшись на море, которое выглядело здесь краем океана, а не скромной Балтикой, где воды меньше, чем в озере Байкал, они снова поднялись наверх, прошли парком и внезапно очутились в городе.
Вытряхнув из туфель остатки песку, Овцын сказал Ксении:
- Такую природу я люблю. Чисто, сухо и ласкает взор. Никакой паутины на физиономии, и шея не чешется. Спасибо, Ксана. Я рад, что вы нас сюда привезли.
- Сейчас ты еще больше обрадуешься, - сказал Борис Архипов и указал на вывеску ресторана, проглядывавшую сквозь ветви.
В зале было сумрачно, и они выбрали столик у окна. Борис Архипов торопливо занял стул около Ксении. Овцын, ухмыльнувшись, сел напротив.
- Чему ты лыбишься? - сердито спросил Борис Архипов.
- Народу мало, и нас обслужат быстро, - сказал Овцын.
Он разглядывал арочные своды зала, стены, выложенные декоративным кирпичом, огромный камин из необработанного гранита, где лежали обгорелые березовые поленья. В средневековую декорацию удачно вписался пластмассово-никелевый бар. Считанные посетители терялись в сумраке просторного зала. Взгляд Овцына задержался только на одном из них. В углу одиноко сидел мужчина лет тридцати пяти, в черном костюме, какой надевают только по вечерам. Беспорядок на столе говорил о том, что он сидит здесь давно, и можно было не сомневаться, что он порядочно пьян, потому что галстук сбился на сторону, волосы растрепались, расстегнутый воротничок перекосился и полуприкрытые глаза с бессмысленным вниманием глядели на пустые бутылки.
- Колоритный уголок, - сказал Овцын Ксении, когда она передала меню Борису Архипову. - Вы здесь бывали?
- Да, - сказала она. - Часто.
- Вы говорите это таким голосом, будто жалеете.
- Да, - сказала Ксения. - Это кусок моего прошлого.
- Которого не было?
- Конечно, не было, - сказала она, улыбаясь.- Вы же знаете, когда я родилась.
- Двадцать четыре года тому назад, - сказал Овцын. Так написано в паспорте.
Ксения покачала головой;
- Не верьте паспорту. Верьте мне. Еще не прошло и двух недель, как я родилась.
- Как в тридцать первом веке,- сказал Борис Архипов. - Тогда человек будет рождаться не беспомощным комочком, а сразу инженером, художником или буфетчицей. Какая выгода для общества! Никаких затрат на трехколесные велосипеды и новогодние елки
- Вы жадный, - сказала Ксения. - Пожалели ребенку.
- Простите, я пошутил, - улыбнулся Борис Архипов.- Человек не пчела. Он не согласится лететь на работу, едва родившись. Может быть, в будущем детство продлят до сорока лет. Человечество перестанет воевать, разбогатеет и сможет позволить себе такую роскошь.
Подошел официант и принял заказ.
- Водочки не прикажете? - спросил он разочарованно.
- Водочки не прикажем, - сказал Овцын. - Водочку пить вредно.
- Однако многие употребляют, - вздохнул официант и удалился не спеша. Он подавал на стол медленно, лениво и нелюбезно и досадовал, что люди заняты разговором и их это не раздражает. Он ожидал, что они будут хмуриться, сердито стучать вилками по бокалам, махать ему салфеткой и поймут, наконец, как полезно заказывать водку. Но они разговаривали, смеялись и не замечали коварной политики официанта, так что сердиться пришлось ему самому, а это очень обидно, когда сердишься и не можешь учинить никакой неприятности тем, кто тебя рассердил. Он прибрал после обеда стол и, повинуясь неясному движению души игрока, проигравшего партию, постелил чистую скатерть перед тем, как принести сладкое.
- Ликерчику не прикажете? - спросил официант. - Имеем мараскин. Редкостный ликерчик, нигде не достанете.
- Несите, раз редкостный, - сказал Борис Архипов. - В самом деле, я его лет десять уже не встречал.
- С тех пор и остался,- радостно подтвердил официант. - В погребе обнаружили.
Официант ушел, и Овцын, провожая его взглядом, вдруг заметил, что человек за столиком в углу смотрит на него. Он удивился и напряг память. Нет, незнакомое лицо ничего ему не напоминало.
Официант принес ликер, оказавшийся удивительно вкусным. Овцын брал в рот по нескольку капель и время от времени взглядывал в угол. Человек в черном костюме смотрел не отрываясь. Потом он поднялся со стула и медленно пошел к ним, приглаживая волосы и поправляя галстук. Его увидела Ксения. Она перестала говорить и поднесла руки к лицу.
- Это прошлое, - пробормотал Овцын.
- Что-то мне подсказывало, что я встречу тебя именно здесь, - сказал человек, подойдя. - Ты не могла сюда не вернуться.
- Зачем ты подошел? - спросила Ксения.
- У тебя новые друзья, - сказал он.- Может быть, ты меня познакомишь?
- Нет, не познакомлю. Ты сам знаешь, что знакомство с тобой никому не приносит радости.
- Так ли? - спросил он и хрипло засмеялся.- Помнится, кто-то полтора года подряд радовался оттого, что знаком со мной.
- Зачем ты подошел? - снова спросила Ксения.- Зачем?
Он сжал зубы так, что выступили белые желваки под ушами. Сузившимися глазами он в упор смотрел на Ксению. Он опирался на спинку стула, но никто не предложил ему сесть. «Талия у него тонкая, а плечи широкие,- подумал Овцын. - Кулаки здоровые». Ксения, не глядя ни на кого, рвала салфетку.
- Не надо спрашивать о том, что понятно, - сказал человек. - Я подошел потому, что это ты. Я перерыл весь город. Прости, но и искал тебя
