— Вот иди и поработай, — ответил я, поморщившись, — мне сегодня в другое место…
— К Волчатникову? — спросил Сергей — не связывайся ты с ним, а то огребешь по полной программе. Лучше, как сказал товарищ Вова, удели внимания Лиде. Видишь, девушка тоскует, чего-то хочет. Нехорошо быть таким невнимательным.
— Это за что же я огребу, если буду видеть Волчатникова?
— Слышал, что говорят в полку? Он странный мужик, живет без жены, но и с полковыми девчонками не спит, как другие. Может он, действительно, педик? Но ты ведь нет, мы это знаем. Что у вас может быть общего? Смотри, как бы на тебя не стали смотреть косо.
— Да брось, Серёга, всё это лажа. К тому же, я иду не к комэске, а к Илоне.
— Ну вот, это другое дело, — обрадовался Приходько, — значит, Лидка сегодня свободна. Пойду вечерком к ней, помогу разобрать литературу, раз замполит не против.
Он подмигнул мне и мы бы, наверное, еще долго подначивали друг друга, но меня вызвал дневальный в автопарк на беседу к особистам.
Я не стал особо торопиться — еще с училища невзлюбил этих «товарищей», когда один из них приложил руки к отчислению двух хороших ребят нашего отделения. Вся вина курсантов заключалась в том, что они рассказывали вечером, когда собирался небольшой круг близких приятелей в лыжной комнате, анекдоты о Брежневе. Это было, конечно, большим нарушением в политическом училище. И кто-то из друзей их сдал.
Нас всех по одному вызывал на беседу особист училища — бдительный майор с колючими глазами. Выспрашивал об атмосфере в отделении, о взаимоотношениях. Было неприятно, и я потом задумался отчего? Сам по себе разговор о товарищах по отделению был нормальным, но настороженность майора, скрывавшаяся в его цепких глазах, неожиданные вопросы, создавали излишнее напряжение. Я ждал от него все время какой-то западни, подвоха, который вынудил бы меня совершить ошибку, чтобы потом можно было использовать в качестве стукача. Не могли поймать шпионов, поэтому ловили пацанов, рассказывавших безобидные анекдоты. Так думали мы об этих людях и не испытывали к ним особого уважения.
Оба особиста находились в кабинете командира автороты в автопарке. Один сидел за столом, второй стоял у окна. Фуражки были небрежно брошены на стулья. Они почти не отличались друг от друга, как два брата-близнеца. Оба были белобрысыми, с почти бесцветными, чуть тронутыми синевой глазами. Пухлые круглые щеки, курносые носы. Разница, пожалуй, наблюдалась только в прическе и количестве волос на голове. Тот, что сидел уже начал лысеть, и сквозь жидкую поросль на голове отчетливо просматривалась блестящая, кажущаяся полированной макушка, а тот, что стоял, обладал густой шевелюрой. Под рукой у сидевшего находилась красная папка, уже довольно толстая от вложенных туда материалов расследования. На столе, прямо перед ним, лежала внушительная стопка чистой бумаги, будто капитаны собирались писать вместе большой роман как Ильф и Петров или братья Вайнеры.
«Для меня, что ли приготовили столько бумаги», — подумал я и сел на стул стоящий у окна. Капитаны переглянулись. Вероятно, их слегка покоробило, что я сел на стул без разрешения. Может они и привыкли, что перед ними все стоят навытяжку, но я был у себя дома, а они в гостях. Тот, что находился у окна, забарабанил пальцами по подоконнику, потом спросил неприятным металлическим баритоном:
— Ты замполит комендатуры?
— Да.
— Что можешь сказать о личном составе?
— В каком смысле? — удивился я.
— Не притворяйся дурачком, лейтенант, — вмешался второй, у него оказался крепкий густой басок, — ты еще молод, не порть себе карьеру!
«Вот чем они еще отличаются, — отвлекся я, — разные голоса. Похоже на дуэт из оперы вроде «Бориса Годунова». Этот, который сидит, может быть монахом Пименом, а у окна сам царь Борис. Хреновый голос у него, вредный!»
— Меня интересуют возможные подозреваемые, — между тем, продолжил первый, которого я связал с именем царя-детоубийцы, — тебе ведь известно о ЧП в полку? Давай для начала поговорим о солдатах, потом о прапорщиках и офицерах.
Переборов своё негативное отношение к особистам, я решил настроиться на сотрудничество — всё равно надо найти эту сволочь, портившую самолеты. Пусть уж этим займутся профессионалы, тем более это входит в их прямые должностные обязанности.
— Я никого не подозреваю, — ответил им, немного подумав, — конечно, в комендатуре есть всякие, даже несколько бойцов из дисбата[8], но им незачем. Потом, возле самолетов из наших никого не бывает, кроме заправщиков кислородом и воителей АПА, но их все видят: и техники, и дежурный по АТО.
— Ты выводы-то не делай. Мы сами их сделаем! — вновь вмешался тот, что сидел за столом. Он провел тыльной стороной ладони по курносому носу, стирая пот, и откашлялся, — сколько конкретно у вас солдат из дисбата можешь сказать, назвать по-фамильно?
— Я бы их назвал, но могу быть неточным. Давайте, завтра подготовлю подробный список.
— Укажи также, за что каждый из солдат находился там и какой срок пребывал.
— А стрелки роты охраны? — спросил стоящий у окна, — они ведь имеют доступ к самолетам, ночью, когда их охраняют?
— Да, они охраняют ночью, — подтвердил я, — но воздухозаборники самолетов в это время закрыты колпаками, забросить туда что-либо невозможно.
— Значит ты, переводишь стрелки на полковых? — спросил сидящий за столом басовитый капитан, — думаешь, полковые устроили весь этот бардак?
— Зачем мне переводить стрелки?
— А что ты скажешь в отношении прапорщика? — особист достал один лист из красной папки и так, чтобы я не увидел ничего, прикрыл его рукой, — в отношении Винника?
— А что Винник? Старшина в моей роте, немного пьёт, но в целом справляется.
— У нас есть сигнал на него. Он несколько дней назад проигрался в карты техникам эскадрильи, в которой были повреждены самолеты. Потом с ними разругался. Может это месть?
Капитан строгим взглядом посмотрел мне в глаза, но от его показной строгости глаза, казалось, совсем осветлились и поблекли, как увядшие полевые цветы. Второй отошел от окна, взял стул и присел рядом.
— Мы рассчитываем на твою помощь, — произнес он, — вот бумага и ручка.
— Что я должен писать? — насторожился я.
— Я тебе продиктую. Бери ручку!
— Вы что, вербуете меня? Зря. Стукачом никогда не был, и писать ничего не буду.
Второй особист раздраженно откинулся на спинку стула. Басок его зазвучал гуще, сильнее, так, словно некто принялся бубнить в пустую бочку.
— Фильмов насмотрелся? Про Штрилица? Надо будет, завербуем. А сейчас пиши характеристику на Винника, как его замполит.
Обдумывая каждое слово, чтобы вдруг не навредить своему прапорщику, я принялся писать. Оба капитана терпеливо ждали, закурив у открытого окна, которое вытягивало, словно пылесосом, сигаретный дым в сгущающиеся сумерки. Впрочем, ждать им особо долго не пришлось, поскольку текст получился небольшим.
Пробежав глазами мою писанину, они положила её на стол и предупредили:
— О нашем разговоре никому не рассказывай. Если спросят, скажешь, что интересовались морально-политической обстановкой в батальоне. А так пока всё, можешь идти.
Я поднялся и вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь. Потом, немного подождав, вспомнил, что из соседней комнаты надо забрать тетради по политзанятиям и отнести их в ленинскую комнату.
Стены домика в автопарке были, как и везде фанерными, в углу комнаты зияла небольшая дыра, прогрызенная крысами. Войдя внутрь, я услышал приглушенные голоса двух капитанов. Их речь едва пробивалась из-за стенки, но я разобрал, как обладатель гулкого баса, спросил другого, мысленно окрещенного мной царем Борисом:
— Ты что хотел его завербовать, без подготовки?
— Да, ерунда, — ответил «царь Борис», — и не таких вербовали. У меня был случай в Венгрии. Жена одного начальника, кажется заместителя командира батальона, пошла в универмаг и попалась на краже. Я забирал её в местной полиции. Дамочка была хоть куда — бывалая. Знаешь, чтобы это дело закрыть была готова отдаться тут же, за углом универмага. Но мне надо было делать план по вербовке. Вызываю её мужа и говорю: «Союз в двадцать четыре часа или подписка о сотрудничестве». Так что у него выбора не было — стал «штыком». А с его мадам мы всё равно переспали. Кстати, пришлось и её вербануть, чтобы собирать информацию среди гарнизонных баб и знать, кто о чем болтает. Она потом мне много интересного рассказывала.
— Ну, это у тебя вербовка на компромате, а здесь другой случай.
— Другой, другой… А то, что он спит с солдаткой-библиотекаршей вместо того, чтобы работать с бойцами, это что? Если написать «телегу» на него, так ему так по жопе напинают, что запомнит на всю оставшуюся службу.
