90. Отсутствие глубокого сна. После твоих первых визитов в Институт прозрачных сновидений Алан начал лучше понимать твою проблему. Электроэнцефалограмма — ЭЭГ — является инструментом, как бы подбирающим ключ к спящему; с ее помощью мы исследуем электрофизиологию сна. Распечатка энцефалограмм позволяет определить природу деятельности, происходящей в мозгу. Алан говорил: во время сна твои энцефалограммы показывают, что ты, по-видимому, постоянно пребываешь в некоем готовом к пробуждению состоянии, что у тебя редко можно увидеть четвертую фазу ЭЭГ.
— Четвертую фазу ЭЭГ? — спросил ты с тревогой.
— То, что мы называем глубоким сном.
— Значит, у меня отсутствует глубокий сон? Или почти отсутствует? Это плохо?
— Ну, не то чтобы очень плохо.
Книга преображения
Пока Лоример проглядывал в холле свежую почту (счет, счет, циркуляр, счет, циркуляр), его подстерегла леди Хейг.
— Лоример, дорогой мой, вам нужно обязательно зайти и посмотреть — это просто потрясающе.
Лоример послушно проследовал в ее квартиру. В гостиной ее престарелая собака по кличке Юпитер, высунув язык и часто-часто дыша, лежала на покрытой шерстью бархатной подушке перед беззвучно работавшим черно-белым телевизором. Внушительных размеров кресло леди Хейг, с кожаной обивкой в трещинах, с широкими подлокотниками, стояло между двумя торшерами и освещалось старомодной лампочкой-консолью для чтения. Остальной мебели почти не было видно за кипами книг и пачками журнально-газетных вырезок: леди Хейг с азартом вырезала полюбившиеся статьи, а выбрасывать их потом ей было жалко. Лоример последовал за ней на кухню, где различная допотопная утварь, вымытая и отполированная до блеска, поражала своей почти музейной чистотой. У похрюкивавшего холодильника стояла пластмассовая миска с собачьим кормом для Юпитера (от корма заметно отдавало тухлятиной), а рядом — кошачий туалет (тоже Юпитеров, догадался Лоример: леди Хейг терпеть не могла кошек, этих «эгоистичных, эгоистичных созданий»). Справившись с многочисленными замками и цепочками своей «черной» двери, старушка подхватила фонарик и повела Лоримера в ночную тьму — вниз по железной лестнице над «колодцем» полуподвального этажа, к своему клочку внутреннего садика. Лоример знал, что леди Хейг ночует в полуподвале, но сам он никогда не осмеливался туда заходить, да его и не приглашали. Отсюда ему было видно только одно окно, но его скрывала решетка, а стекло было мутным от грязи.
Садик был окружен скошенными стенами и недавно возведенными пристройками примыкавших домов, а над дальним его концом виднелись задние фасады и занавешенные окошки домов с параллельной улицы. Пышные ломкие побеги клематиса качались на прогнившей деревянной ограде, обозначавшей границы узкого прямоугольника сада, а в одном из углов отважно росла суковатая акация, с каждым годом дававшая все меньше листьев и все больше сухих сучьев, хотя летом радостное и трепетное присутствие ее бледно-зеленой листвы весьма скрашивало грязную осыпающуюся кирпичную стену. Вид на этот крошечный садик открывался и из ванной комнаты Лоримера, и он был вынужден признать, что, когда акация покрывалась листьями, когда вылезали ломонос и гортензия и косые солнечные лучи падали на зеленый дерн, то зеленеющий прямоугольник насаждений леди Хейг и впрямь обретал какую-то притягательную силу и — как любая зелень, произраставшая в большом городе, — источал покой и скромное обаяние.
Но только не сегодня ночью, думал Лоример, вдыхая сгущенную влагу сада и хлюпая вслед за фонариком по газону, так что ботинки его сразу же намокли в высокой траве (леди Хейг не признавала никаких газонокосилок: «Раз уж нельзя пустить сюда овец, то существуют же ножницы для изгородей», — так она говорила). У подножья акации тускловатый свет падал на небольшой участок земли.
— Глядите-ка, — сказала леди Хейг, указывая куда-то вниз, — рябчик. Ну, не чудеса ли это?
Лоример нагнулся, всмотрелся и действительно увидел росший из лессированной земли крошечный цветок, похожий на колокольчик, почти серый в электрическом свете фонарика, но с темными крапинками, проступавшими отчетливым шахматным узором на тонком, как рисовая бумага, венчике.
— Никогда еще не видела, чтобы они расцветали так рано, — удивлялась старушка, — даже в Миссендене, а там у нас их пропасть росла. А в прошлом году их и вовсе не было — я уж думала, морозом побило.
— У вас тут, должно быть, какой-то особый микроклимат, — сказал Лоример, в надежде, что именно такой отзыв был здесь уместен. — Да, очень красивый цветок. — И совсем не в Марлобовом вкусе, невольно подумал он.
— Ах, рябчики, — вздохнула леди Хейг с трогательной ностальгией, а потом пояснила: — Понимаете, я добавила в землю мульчу — для акации. Найджел принес мне два ведра со своего участка. Это, наверное, их и приободрило.
— Найджел?
— Это очень милый растафарианец из двадцатого дома. Очень душевный человек.
На кухне Лоример вежливо отказался от предложенного чая, сославшись на ожидавшую его работу.
— Можно после вас почитать «Стэндард»? — попросила старушка.
— Да берите хоть сейчас, леди Хейг. Я его уже пролистал.
— Вот так сюрприз! — воскликнула она. — Сегодняшний «Стэндард»! — Тут из гостиной, с трудом переваливаясь с лапы на лапу, на кухню пришел Юпитер, понюхал свою миску с едой, а потом просто остановился рядом, безучастно на нее глядя.
— Не так уж и голоден.
— Да он знает, вот в чем дело, — вздохнула леди Хейг. — Он как осужденный. Все понимает. Поэтому до любимой еды даже не дотрагивается. — Она сложила руки. — Вам лучше сейчас попрощаться с Юпитером — завтра его здесь уже не будет.
— Почему же это?
— Я хочу его усыпить, отвезти к ветеринару. Он ведь такая старая псина, со своими странностями, и я не хочу, чтобы с ним кто-нибудь дурно обращался, когда меня не станет. Нет, нет, — она и слушать не желала возражений Лоримера, — еще одна простуда, еще один насморк, и меня не станет, вот увидите. Бог ты мой, мне ведь уже восемьдесят восемь — давно бы пора на покой.
Она улыбнулась, голубые глаза блеснули — с радостным предвкушением, показалось Лоримеру.
— Бедняга Юпитер, — сказал он искренне. — По-моему, это чуточку жестоко.
— Вздор. Хотела бы я, чтобы меня кто-нибудь отвез в лечебницу. А не то и чокнуться можно.
— Из-за чего?
— Из-за этого нелепого ожидания. До того все надоело.
У двери она положила руку на плечо Лоримера, заставив его податься чуть вперед. Леди Хейг была высока ростом, несмотря на сутулость, и Лоример вдруг подумал, что когда-то, в молодости, она была весьма привлекательной женщиной.
— А скажите-ка, — проговорила она, понизив голос, — как, по-вашему, доктор Алан, случайно, не того… не голубой ли он?
— Вполне возможно. А что?
— К нему никогда не ходят в гости девушки. Но скажу еще кое-что: я вижу, к вам тоже никогда не ходят девушки. — Она коротко рассмеялась, прикрыв рот рукой. — Ладно, Лоример, я же просто шучу, дорогой мой. Благодарю за газету.
* * *
Лоример допоздна засиделся за работой, упорно вчитываясь во все контракты «Гейл-Арлекина», обращая особое внимание на документы, относившиеся к сделке с Эдмундом и Ринтаулом. Как он и ожидал, бумаги подтвердили его подозрения, но даже ночная работа не сумела отвлечь его от меланхолии, темной кляксой просачивавшейся в его душу.
Потом он провел два с половиной часа, переключаясь с одного кабельного телеканала на другой, пока снова не поймал рекламу «Форта Надежного». Он быстро включил видео и успел записать последние сорок секунд. Прокрутив пленку заново и остановив изображение в конце, он несколько мгновений всматривался в слегка дрожавшее лицо девушки. Наконец-то он ее поймал, поймал навсегда, и это действительно она — та самая. И, разумеется, подумал он, неожиданно повеселев, существует же какой-то верный способ узнать ее имя.
В половине пятого утра он тихо спустился по лестнице и просунул записку под дверь леди Хейг. Там было написано следующее:
«Дорогая леди Хейг, могу ли я как-нибудь помешать последнему путешествию Юпитера в лечебницу? Что, если я торжественно обещаю позаботиться о нем, если с Вами — что маловероятно — вдруг что-нибудь случится? Мне бы это доставило большое удовольствие. Искренне Ваш, Лоример».
Наблюдение Лоримера за «Эдмунд, Ринтаул лимитед» длилось два дня, и ему показалось, что вряд ли необходимо продолжать. Он сидел в кафе на Олд-Кент-роуд, как раз напротив их офиса, расположенного над большим магазином ковров. Позади находился строительный двор, обнесенный колючей проволокой, где стояла пара старых фургонов и, что странно, принадлежавший самой фирме мусоровоз (также сдававшийся в аренду). Лоример обернулся, чтобы знаком попросить еще чашку чая, и через некоторое время обратил на себя внимание угрюмого повара, с несчастным видом мазавшего маргарин на ломти белого хлеба, которые были сложены наподобие падающей башни. В 10.45 утра в кафе «У Святого Марка» было почти безлюдно: не считая Лоримера, из посетителей здесь находились только нервная, безостановочно курившая девица с проколотыми губой, носом и щекой, да парочка типов в плащах — они что-то писали на полях «Спортинг лайф» и явно дожидались открытия пивной или конторы букмекера.
