— Как твоя мама? — спрашивает Салли.
Он снова занялся пересчетом сигарет, но, возможно, только потому, что по телевизору показывают рекламу.
— Хорошо, — отвечает Ди. — Но у моего дяди был диабет, и ему ампутировали ступню. Я боюсь, что и маме тоже могут ампутировать.
У Салли округляются глаза.
— Из-за чего вдруг ступню отрезать? — спрашивает он.
— Нарушение кровообращения. У мамы с ним не очень хорошо. Ступня как будто умирает, и приходится ее ампутировать.
— Вот черт, — говорит Салли с интонацией, которая означает, что он думает о том, что ему сказала Ди, и не может в это поверить.
Я тоже не могу в это поверить.
Вот почему я люблю проводить время на автозаправке. Раньше, когда я сюда не ходил, я не знал, что ступня может умереть и что ее из-за этого отрезают. Раньше я думал, что если одна часть человека умирает, то и он сам весь умирает.
Надо будет спросить у Макса, что такое кровообращение, и позаботиться о том, чтобы он не подхватил эту болячку. А еще мне интересно — кто они такие?
Люди, отрезающие ступни.
Пока Салли и Ди разговаривают про ее маму, в магазин входит Поли. Поли — это человек, который работает в «Волмарте» и любит покупать билеты моментальной лотереи. Мне нравятся эти билеты, и я люблю, когда приходит Поли, потому что он всегда проверяет их сразу возле прилавка. Если Поли выигрывает, он тут же отдает все выигранные деньги Ди, или Салли, или Дороти, а они дают ему новые билеты.
Это как мини-шоу по телевизору, даже короче, чем реклама, но в сто раз лучше. Каждый билет как отдельная история. Плати один доллар — и попробуй выиграть миллион, а миллион — это очень много денег. Вся жизнь Поли может измениться из-за одного билета. За одну секунду он может стать настоящим богачом, а это значит, что ему больше не придется ходить на работу в «Волмарт» и он сможет больше времени проводить на автозаправке. В магазине на автозаправке я всегда наблюдаю за тем, как Поли проверяет билеты. Я встаю рядом с ним и смотрю, как он своим счастливым четвертаком стирает с кода тоненький защитный слой.
Поли никогда не выигрывал больше пятисот долларов, но даже такой выигрыш делал его счастливым. Он старался изобразить, будто ничего такого важного не произошло, но щеки у него стали ярко-красными, и он едва мог устоять на месте. Он переминался с ноги на ногу и потирал ладони, как ребенок из детского сада, которому очень хочется писать.
Я думаю, когда-нибудь Поли выиграет свой большой приз. Он покупает так много лотерейных билетов, что в конце концов должен выиграть.
Меня беспокоит, что он может выиграть, когда меня не будет в магазине, и я узнаю об этом позже из разговоров Салли и Ди.
Поли говорит, что, когда он сорвет куш, мы его больше никогда здесь не увидим. Только я ему не верю. Я не думаю, что у него есть место лучше, чем наша автозаправка. Почему он тогда приходит сюда каждый вечер, покупает билеты и кофе и торчит здесь на целый час? Я думаю, Салли, и Ди, и даже Дороти — друзья Поли, пусть даже они об этом не знают.
Но я думаю, что Ди знает. Это видно по тому, как она с ним разговаривает. Не думаю, что она хочет быть другом Поли, но она все равно его друг, потому что это ему нужно.
Вот почему Ди — мой самый любимый человек во всем мире, если не считать Макса и его родителей. Ну и еще миссис Госк.
Я смотрю, как Поли стирает защитный слой с десяти лотерейных билетов. Он ничего не выигрывает, и теперь у него нет денег.
— Завтра — день зарплаты, — говорит он. — Я немного поиздержался.
Потому Поли просит чашечку кофе бесплатно. Ди разрешает ему налить чашку кофе. Поли стоит возле прилавка, медленно пьет кофе и смотрит вместе с Салли телевизор. Салли уже даже не притворяется, будто пересчитывает сигареты. Сейчас десять часов пятьдесят одна минута, то есть скоро кончится сериал, и нельзя ничего пропустить. Можно, если хочешь, пропустить первые десять минут, но последние десять минут — никогда, потому что именно в это время происходит самое интересное.
— Клянусь, если ты не выключишь этот проклятый телевизор, я попрошу Билла выбросить его на помойку, — говорит Ди.
— Пять минут! — говорит Салли, не отрывая глаз от экрана. — А потом выключу. Обещаю.
— Не вредничай, — говорит Поли.
Когда сериал заканчивается (умный полицейский ловит плохого парня, который возомнил о себе, будто он умный), Салли возвращается к пересчитыванию сигарет. Поли допивает кофе, ждет, когда из магазина выйдут два чужих покупателя, и прощается. Он машет рукой, на секунду задерживается в дверях, словно не хочет уходить (а я думаю, что он никогда не хочет уходить), а потом говорит, что зайдет завтра.
Как-нибудь надо будет пойти за Поли. Посмотреть, где он живет.
Хеллоуин еще не закончился, и, хотя сейчас поздно и большинство детей уже лежат в постелях, я не удивляюсь, когда в магазин входит человек в маске. На нем маска дьявола — красная, с двумя пластмассовыми рогами. Ди в дальнем конце магазина раскладывает по полкам пластырь, аспирин и маленькие тюбики с зубной пастой. Она присела на одно колено, так что человека в маске дьявола ей не видно. Салли начинает пересчитывать лотерейные билеты. Человек в маске входит в магазин через дверь, которая ближе к Салли, и сразу подходит к прилавку.
— Извините, в магазин не разрешается заходить в масках…
По голосу Салли слышно, что он хочет сказать что-то еще, но останавливается. Что-то не так.
— Открывай кассу и давай мне все деньги, или я отстрелю твою тупую голову.
Это голос человека в маске. Он держит пистолет. Пистолет черно-серебряный и с виду тяжелый. Человек в маске целится в лицо Салли. Я знаю, что не могу пострадать от пули, но все равно приседаю. Мне страшно. Человек в маске говорит не громко, но голос его все равно будто гремит, как гром.
Когда я приседаю, Ди встает. У нее в руке тюбики с зубной пастой. В какой-то момент наши лица оказываются друг напротив друга, и я хочу сказать ей, чтобы она не поднималась. Чтобы снова присела.
— Что происходит? — спрашивает она, и ее лицо появляется над полками.
И тут я слышу грохот. Такой громкий, что у меня заболели бы уши, если бы они могли болеть. Из-за этого грохота я кричу. Крик оказывается коротким. Это вскрик. Но Ди падает раньше, чем он замолкает. Ее словно толкнули в грудь, и она падает на полку с картофельными чипсами. Ди падает навзничь, одновременно поворачиваясь кругом. Когда она поворачивается, я вижу у нее на блузке кровь. В сериалах по телевизору падают не так. Кровь не только на блузке Ди, она забрызгала ей лицо и руки. Ди вся в красных пятнах. И ничего не говорит. Просто молча падает лицом в упаковки с чипсами, и маленькие тюбики с зубной пастой рассыпаются вокруг нее.
— Черт!
Это произносит человек с пистолетом. Человек-дьявол. Не Салли. Он говорит «черт» не от злости. Он говорит это от страха.
— Черт! Черт!
Теперь он кричит. Ему страшно, но в его голосе не только страх. Он не может поверить в то, что случилось. Как будто он вдруг, сам не зная как, оказался в телесериале в роли плохого парня.
— Вставай!
Это он тоже кричит. Голос снова злой. Мне кажется, что он это приказывает мне, и я встаю. Но он кричит не мне. Потом я думаю, что он орет это Ди. Она медленно съезжает на пол с полки с картофельными чипсами. Но он кричит и не ей. Он кричит на прилавок и пытается заглянуть через него, только прилавок слишком высокий. Прилавок стоит на возвышении, и, чтобы встать за него, продавец поднимается на три ступеньки. Наверное, Салли там, за прилавком, думаю я. Он лежит на полу, но человеку-дьяволу его не видно.
— Черт! — снова кричит он. Потом стонет, поворачивается и убегает.
Человек-дьявол открывает дверь, через которую вошел в магазин минуту назад, когда Ди стояла еще в чистой блузке без пятен крови, и исчезает в темноте.
Я стою и смотрю, как он убегает. Потом я слышу Ди. Она лежит на полу возле моих ног. Она дышит со свистом, как Кори Топпер, когда у него приступ астмы. Глаза у Ди открыты. Кажется, будто она смотрит на меня, хотя она не может меня видеть. Но я почти уверен, что смотрит. У нее испуганный взгляд. Все это не похоже на сериал. Здесь слишком много крови.
— Ди подстрелили, — говорю я, и мне от этого становится немного легче, потому что «подстрелили» звучит гораздо лучше, чем «убили». — Салли! — кричу я.
Но Салли не может меня услышать.
Я бегу к прилавку, взбегаю по трем ступенькам и смотрю под прилавок. Салли лежит на полу. Его трясет. Его трясет сильнее, чем Макса, когда Макс зависает. Сначала я думаю, что Салли тоже подстрелили, но потом соображаю, что был только один выстрел.
Салли не подстрелили. Салли завис. Он должен позвонить в больницу, иначе Ди умрет. Но Салли завис.
— Поднимайся! — кричу я ему. — Быстрее! Вставай!
Салли свернулся калачиком, и его трясет. Ди умрет, потому что Салли не встать, а я могу только наблюдать. Почти самый любимый мой человек истекает кровью, а я ничего не могу сделать.
