Юдит откинулась на спину и легла на траву. Ее ноги висели над темной поверхностью воды. Она подложила ладони под голову и смотрела в небо.
— Я надеюсь, там ничего не осталось, — сказала она. — Ни единого дома, ни церкви, ни улицы. Надеюсь, бомбы все уничтожили. Всю Вену. Чтобы никто никогда там больше не смог жить.
Штеффи посмотрела на красивое лицо Юдит, обрамленное завитками волос. Голубые глаза пылали ненавистью.
Штеффи представила, как Вену сровняли с землей. Ее школа в руинах, дом, где жила ее семья, раскрошен взрывами бомб. Витрины магазинов на прежде красивых улицах зияют черными дырами, трамвайные пути разворочены. Колесо обозрения в парке Пратен возвышается искореженным скелетом.
— Нет, — сказала она. — Я не могу надеяться на такое.
Штеффи увидела, что Юдит плачет.
Слова Юдит не выходили у нее из головы.
«У нас больше нет дома».
До сих пор Штеффи всегда представляла себе, что после окончания войны все станет как прежде. Они возвратятся в свою просторную квартиру неподалеку от парка и всей семьей заживут там снова.
Но в их квартире живут чужие люди, не евреи, поэтому у них есть право на нормальную жизнь. Если дом не разбомбили, как хотела Юдит.
Будет ли у нее снова семья? Можно ли встретиться через четыре, пять или шесть лет и жить, словно ничего не случилось? Если война продлится еще пару лет, она повзрослеет. Малышка Нелли станет упрямым подростком, будет чувствовать себя по-настоящему дома в Швеции, а не в Вене.
Мысль о сестре поразила ее. Раньше они были так близки. Теперь у каждой своя жизнь, словно они и не сестры.
Воспоминание о пощечине жгло ее. Ей не хотелось думать об этом.
«Это пройдет, — внушала себе Штеффи. — Мы — одна семья. Мы любим друг друга. Наверное, нужно время, но у нас все наладится. Только бы закончилась война».
«Мы» означало разные вещи для Штеффи и Юдит. Для Штеффи «мы» — это «моя семья». Для Юдит — «мы, евреи».
До прихода немцев Штеффи никогда не задумывалась, что они — евреи. Она знала об этом. Но это означало лишь то, что они пару раз в год ходили в синагогу, как ее подружки-христианки посещали церковь на Рождество и на Пасху.
Немцы указали ей, Нелли и маме с папой, что они принадлежат к особой группе, немцы вынудили их переехать, а девочек — сменить школу.
Немцы сделали ее еврейкой. Приехав на остров, она стала христианкой. Членом Пятидесятнической церкви, «спасенной» и крещеной. Но ее терзало тайное сомнение. Чувство, что она лишь притворяется.
Юдит была уверена в том, кто она. Иногда Штеффи завидовала ей, хотя знала, что Юдит больше натерпелась от войны и от преследований. Но ее «мы» было шире и не такое хрупкое. Во всяком случае, у Юдит остались братья в Палестине и мечта уехать туда.
«А что есть у меня? — думала Штеффи. — Кто я? Кем стану?»
После церемонии в честь окончания учебного года класс Штеффи собрался в своем кабинете. Настроение было торжественным. Три года они провели вместе. Теперь их разделят. Кто-то проучится еще год и сдаст выпускные экзамены. Другие продолжат учебу в гимназии по классической или естественной линии. Пара девочек собирались сменить школу.
Хедвиг Бьёрк раздавала табели с отметками. Каждой девочке, что выходила и забирала свой табель, она говорила несколько слов от себя лично.
— Май, — сказала она. — Ты так и не подружилась с математикой. Теперь вы навсегда расстаетесь. И ты можешь посвятить себя тому, что тебе близко. Желаю тебе всего хорошего.
Гарриет, одной из красавиц-подружек, которая пользовалась самой большой популярностью в классе, она сказала:
— Мы проведем вместе еще год. И хотя ты не блистала в учебе, но ты освещала наши уроки своим радостным настроением. Продолжай в том же духе, не только в школе, но и всю жизнь.
Штеффи была предпоследней в списке класса.
— Штеффи, — сказала Хедвиг Бьёрк. — Иметь такую ученицу для учителя настоящая радость. У тебя есть все основания гордиться своими отметками, и через два года твои отметки в гимназии будут такими же хорошими. До скорого!
Когда Штеффи возвращалась на свое место, она услышала, как две девочки прошептали что-то о любимице фрекен Бьёрк.
Она вскрыла конверт с табелем и развернула документ. Два «хорошо», остальные — «отлично». Да, она может гордиться своими отметками.
Вечером Штеффи и Вера, как обычно, встретились. Это их последний субботний вечер в кондитерской. Но они скоро увидятся. Хозяева Веры сняли на лето дом торговца с острова. Вера пробудет там со своей хозяйкой все лето.
— Она, конечно же, так слаба-а-а, — сказала Вера, протянув слово «слаба», чтобы показать, какой избалованной и жеманной она считает хозяйку. — Но свежий морской воздух и соленые ванны сделают ее тако-ой здоровой. А хозяин-то и рад, что поживет в городе один, без ее нытья. К тому же он поначалу думал, что я останусь готовить ему, но хозяйка даже слушать ничего не захотела.
Вера отбросила за спину свои рыжие волосы и рассмеялась.
— Я так рада, что они снимают дом на нашем острове, — сказала Штеффи. — Мы сможем видеться по меньшей мере так же, как в городе. Кататься на велосипеде и купаться, когда ты освободишься. Загорать на скалах на нашем месте и прыгать с камня.
Вера казалась недовольной.
— Я бы лучше еще куда-нибудь съездила, — сказала она. — Посмотрела бы что-нибудь новое. Дома народ так много болтает.
— Что ты имеешь в виду?
— Да ладно, — сказала Вера. — Лучше бы я осталась в городе.
— И готовила для хозяина?
— Только не это, — сказала Вера. — Одна с ним в квартире. Ни за что в жизни.
— Ты хочешь остаться из-за Рикарда?
— Наверное, — сказала Вера и закрылась, как устрица, когда ею постучишь о камень.
Штеффи ранило то, что Вера так мало рассказывала о себе с Рикардом. Конечно, Штеффи сама не посвятила ни Веру, ни Май в то, что была влюблена в Свена в прошлом году, но это другое дело. Это была тайная любовь, о которой не знал даже сам Свен.
У Веры с Рикардом все по-другому. Они встречаются. Это немного удивляло Штеффи. Вера всегда говорила, что выйдет замуж за богатого, а Рикард не был богат. Но, наверно, она влюблена в него, хотя со стороны не скажешь.
Штеффи думала, что для Веры на острове — скука. Там нет развлечений, нет танцев, даже вечеринок на пристани, которые устраивают для дачников на некоторых островах! Конечно, это скучно, когда привыкнешь каждую неделю ходить на танцы.
— В любом случае это здорово, — суховато сказала Штеффи. — Я имею в виду то, что ты приедешь на остров.
Вера посмотрела ей прямо в глаза. Ее взгляд был теплым.
— Прости, — сказала она. — Так глупо с моей стороны. Конечно же, я хочу быть с тобой.
Секунду она смотрела в свою чашку. Когда она снова подняла взгляд, он был уже другим. Словно сработал невидимый переключатель и скрыл настоящую Веру от окружающего мира.
— Мне нужно идти, — сказала она. — Увидимся на следующей неделе.
Утром Штеффи поехала на остров. Нужно было помочь тете Марте привести в порядок дом перед приездом постояльцев и перенести в подвал их собственные вещи. Сначала Хедвиг Бьёрк настаивала на том, чтобы в подвале жили они с подругой, но тетя Марта и слышать ничего не захотела. Постояльцы должны жить «наверху»; так было и так будет всегда. Хедвиг Бьёрк пришлось уступить.
Лето обещало быть напряженным. Штеффи придется много учиться, чтобы в августе сдать вступительные экзамены. Но наверняка у нее найдется немного свободного времени. В июле на остров на пару недель приедет Май. А в одно прекрасное воскресенье нагрянет вся ее семья.
Пароход уже стоял у причала. Вот она и добралась.
Спустя неделю после окончания учебного года приехали Хедвиг Бьёрк и ее подруга. Всю неделю Штеффи с тетей Мартой перетаскивали вещи в подвал, сушили на свежем воздухе постельное белье, натирали пол и мыли окна. Теперь все блистало чистотой. На кухонном столе и на столе в комнате Штеффи поставила букетики из цветков миндаля и хмеля, кошачьих лапок и незабудок.
Тетя Марта фыркнула по поводу цветов:
— Зачем ты притащила эти сорняки?
— Фрекен Бьёрк интересуется растениями, — сказала Штеффи. — Ведь это — ее профессия.
Сначала прибыли сумки дам, их привез на багажнике велосипеда посыльный мальчик торговца. Через некоторое время с холма спустились сами путешественницы. Хедвиг Бьёрк была в длинных узких черных брюках и в широкой рубашке. Больше всего она любила носить брюки, но в школе, разумеется, носила юбку или, по крайней мере, юбку-брюки.
Ее подруга, Дженис, была в цветастом летнем платье. Она была миниатюрная и тоненькая, не больше Штеффи. Рядом с ней стройная Хедвиг Бьёрк казалась крупной и сильной. У Дженис были светло-рыжие волосы и бледная веснушчатая кожа. Наверное, чтобы защитить ее, она носила летнюю шляпу с широкими полями. Когда Дженис сняла шляпу, Штеффи увидела, что у нее зеленые глаза, как у Веры.
