Тетя Марта накрыла в саду стол и подала кофе со свежим бисквитом. На пирог и кусочки сахара к кофе ушел весь сахарный паек за неделю. Но Дженис пила кофе без сахара и съела лишь полкусочка бисквита.
Хедвиг Бьёрк и тетя Марта нашли общий язык. Они болтали, словно давно знали друг друга, хотя виделись лишь второй раз.
Дженис улыбнулась Штеффи.
— Я так рада, что приехала сюда, — сказала она с легким английским акцентом. — Я еще никогда не была в шхерах, хотя живу в Гётеборге с тех пор, как началась война.
Дженис была балериной. Она работала в Большом театре в Гётеборге. Сначала она собиралась провести в Швеции год, но началась война, и она осталась.
Штеффи любовалась Дженис. Все ее движения были так красивы. Даже когда она просто подносила ко рту чашку, движение было совершенным.
— Я рада этому лету, — снова сказала Дженис. — Здесь так красиво.
Она сделала мягкий жест по направлению к морю и горизонту.
— Я считаю, что, живя у моря, люди становятся мудрыми, — сказала она. — Они не заперты в горах и не привязаны к однообразной равнине. У моря есть простор для глаз. Наверное, это помогает людям свободно мыслить. Как ты думаешь?
— Возможно, — сказала Штеффи.
Она немного стеснялась Дженис. Но Дженис ей нравилась.
Штеффи помогла Хедвиг Бьёрк занести в дом вещи, пока тетя Марта показывала Дженис навесы для лодок, мост и лодки. Хедвиг Бьёрк поднялась по лестнице и поставила свою сумку в спальню тети Марты и дяди Эверта с двуспальной кроватью. Штеффи занесла сумку Дженис в свою комнатку и поставила у кровати. Она убрала из комнаты фотографии и прочие личные вещи. Но Иисус все так же кротко улыбался с репродукции над комодом.
Картинка висела там с тех пор, как Штеффи приехала сюда четыре года назад. Она никогда не осмеливалась снять репродукцию или отвернуть ее к стене. Когда Штеффи крестили и приняли в общину Пятидесятнической церкви, она каждый день смотрела на Иисуса и пыталась почувствовать к нему любовь, о которой говорили в воскресной школе. Но у нее никогда не получалось. Штеффи считала, что дело в репродукции.
Свен повернул картинку к стене в то лето, когда его семья снимала дом у тети Марты с дядей Эвертом. Но когда постояльцы уехали, репродукция снова висела как прежде. Должно быть, Эльна, домработница семьи Свена, поставила все на свои места.
— Вот болтушка, — сказала вечером тетя Марта, когда они ужинали в кухне подвала.
— Кто? — спросила Штеффи, хотя знала, кого имела в виду тетя Марта.
— Разумеется, эта рыжая, — ответила тетя Марта. — Фрекен Бьёрк — основательный человек.
— Ее зовут Дженис, — сказала Штеффи и проговорила ее имя с наилучшим английским произношением.
— В любом случае, она горазда болтать. Представляешь, она спросила меня, ночевала ли я когда-нибудь в шхерах под открытым небом. «Между небом и морем». Да к чему мне это, можешь мне сказать?
— Она считает, что здесь очень красиво, — сказала Штеффи. — Что здесь простор для глаз.
— Пожила бы она здесь в ноябре, — сказала тетя Марта. — Когда ужасный туман. Вот тогда могла бы говорить о просторе для глаз.
Штеффи не ответила. Если уж тетя Марта решила, что Дженис ей не нравится, тут ничего не поделаешь.
Вера со своей хозяйкой поселились в летнем доме торговца. Так же как и каждое лето, остров был полон дачников, въезжающих в дома, в то время как семьи рыбаков перебирались в подвалы. С тех пор как началась война, летом в шхерах стало еще многолюднее. Ведь теперь за границу не уедешь.
У постояльцев тети Альмы было трое детей, два сына и дочь, ровесница Нелли. Девочка, Мауд вела себя как сорванец, носила шорты и играла со своими братьями в мальчишеские игры. Вскоре Нелли забыла Соню и других школьных подруг. Она следовала по пятам за Мауд и ее братьями, лазила на деревья, строила шалаши и возвращалась домой в синяках и ссадинах по всему телу.
Тетя Альма пожаловалась тете Марте, что Нелли совсем одичала.
— Она всегда была такой милой и аккуратной.
— Ты ее разбаловала, Альма, — вынесла решение тетя Марта. — Это не проходит даром. Между прочим, своих ребят ты тоже разбаловала.
— Возможно, — простонала тетя Альма, — но Нелли как подменили. Я едва узнаю девочку.
— Это пройдет, — сказала тетя Марта. — Она успокоится, вот увидишь.
Но Штеффи не была в этом уверена. В это лето в Нелли появилось что-то чужое. Что-то угловатое и вспыльчивое, раньше Штеффи такого не замечала. Что-то блестело в ее взгляде, когда она смотрела на Штеффи. Может, она все еще сердится из-за пощечины, хотя Штеффи просила у нее прощения и Нелли ее простила? Или дело не в этом?
Неужели родная сестра ненавидела ее?
Каждое утро Штеффи поднималась к Хедвиг Бьёрк на урок. Они договорились заниматься с девяти до одиннадцати. Один раз в неделю Дженис давала Штеффи урок английского языка, а Хедвиг Бьёрк могла поспать подольше.
Большей частью они занимались математикой, физикой и химией. Было сложно, но интересно, особенно математика. Каждый день Штеффи получала задание и делала его после обеда. Вечерами она читала романы по курсу шведской литературы. Днем в свободное от учебы время ходила купаться.
Уроки Дженис были настоящим отдыхом. Штеффи читала стихи и новеллы английских писателей и обсуждала их с Дженис на английском языке. Дженис учила Штеффи английским песням, иногда ловила английскую радиостанцию Би-би-си, и они слушали новости.
Из новостей о войне было сложно составить ясную картину происходящего. Кажется, союзникам улыбнулась удача в Италии, а в Северной Африке им не повезло. Однажды репортер сухим голосом сообщил, что немецкий министр пропаганды Геббельс объявил Берлин «свободным от евреев». Дженис выключила радио.
Она не задавала Штеффи заданий.
— Я не учительница, — сказала Дженис и хитро подмигнула Хедвиг Бьёрк.
— Поступай как хочешь, — ответила та. — Лишь бы Штеффи сдала вступительный экзамен по английскому языку. Иначе я спрошу с тебя. Ты ведь понимаешь, что это означает.
Хедвиг Бьёрк и Дженис разговаривали между собой особым тоном. Слегка шутливо, но с серьёзным подтекстом. Штеффи казалось, что все, о чем они говорили, значило больше, чем просто слова. Должно быть, они действительно близкие подруги, хотя такие разные. Как она сама и Май.
Штеффи скучала по Май. С ней можно разговаривать о чем угодно. Май всегда выслушает и поймет. Когда надо, она серьезная, но в нужный момент поддержит шутку. И Май никогда не обманывала ее доверия.
С Верой все по-другому. Это было давно, но Штеффи помнила, как Вера предала ее в первый год на острове. Она никогда не доверяла Вере полностью.
С Верой не соскучишься. Она смеялась, шутила и постоянно что-нибудь придумывала. Хотя этим летом Вера была не такая, как обычно. Иногда на ее лицо набегала тень усталости. Она могла замолчать посреди разговора, словно забывала о мире вокруг себя. Словно внутри радостной изобретательной девушки жила другая Вера. Повзрослевшая, незнакомая.
Однажды, когда Вера освободилась и они с Штеффи пошли на пляж, ей внезапно стало дурно. Штеффи налила из термоса в кружки кофе. Вера взяла свою кружку, но едва поднесла ее ко рту, как отставила в сторону. Зажав рот, Вера бросилась в заросли у тропинки. Штеффи видела, как она нагнулась и ее вырвало.
— Ты заболела? — с беспокойством спросила Штеффи, когда Вера вернулась.
— Фу, — сказала Вера. — Ничего. Наверное, съела что-нибудь не то. Сейчас все в порядке.
День летнего солнцестояния — самый долгий день в году. Солнце находится в своей наивысшей точке и светит дольше, чем в любой другой день года.
За неимением глобуса Хедвиг Бьёрк взяла старый резиновый мячик и показывала Штеффи, как угол наклона земной оси влияет на смену времен года. Она проколола мяч спицей тети Марты и вращала его вокруг этой оси, одновременно ходя вокруг лампы, висевшей над столом.
— Это напоминает танец, — сказала Хедвиг Бьёрк. — Все движется, вся Вселенная. Если она остановится, все умрет. Движение — это жизнь.
Но когда после уроков они вышли на лестницу, солнце вообще не светило. День летнего солнцестояния выдался хмурым и дождливым.
— Ты знаешь, почему на взморье часто нет осадков, хотя внутри страны идет дождь? — спросила Хедвиг Бьёрк.
— Нет, — ответила Штеффи.
— Разберем это завтра, — сказала Хедвиг Бьёрк. — Немного метеорологии, науки о погоде. А сейчас пойдем праздновать день середины лета.
Дженис сидела с книгой, поджав колени. Она всегда читала, пока Хедвиг Бьёрк проводила урок со Штеффи. Если солнце светило, она всегда надевала широкополую соломенную шляпу, чтобы защитить свою чувствительную кожу.
— Ну и лентяйка, — говорила тетя Марта. — Только читает и читает. Занялась хотя бы рукоделием.
