Брюно был страшно худым, потому что Старик давал ему очень мало еды, а когда хотел наказать его, то вообще лишал обеда. Такое случалось достаточно часто. Тогда Брюно стал потихонечку воровать еду на кухне. А еще он заглядывал в мусорное ведро и забирал оттуда все, что можно было счесть съедобным, даже картофельные очистки. Когда Брюно съедал слишком много такой гадости, у него начиналась рвота, и он убегал в туалет.
А в один прекрасный день произошло то, что должно было рано или поздно произойти.
Старик вернулся домой раньше, чем обычно, и, неожиданно для меня зайдя в квартиру, увидел, что я стою в коридоре. Он тут же начал орать.
— Что ты здесь делаешь? Черт побери, эта маленькая мерзавка поднялась на ноги!
Я так перепугалась, что рухнула на пол и расплакалась.
Старик схватил меня и отнес в мою комнату.
Там он сначала отшлепал меня, а потом несколько раз ударил кулаком. Затем он пошел и взял «Жозефа» — так он называл большой молоток. Я кричала и отбивалась, но он продолжал меня бить.
— Мерзавка… Ты, значит, хочешь ходить, даже если я тебе не разрешаю? Я отучу тебя меня не слушаться! Врач сказал, что ты никогда не будешь ходить! Ты что, умнее врача?!
Чем громче я кричала, тем сильнее он меня бил, и вскоре соседи застучали в стены, грозясь вызвать полицию. Это заставило его угомониться, и он принялся меня расспрашивать. Однако я только шумно всхлипывала и была не в состоянии что-либо говорить. Тогда он замахнулся на меня рукой.
— Хочешь, чтобы я начал все сначала? Отвечай! Кто помог тебе подняться с кровати?
— Никто, я встала сама…
— Тебе помогала Надя, я в этом уверен!
— Нет, мне никто не помогал!
— Ты не должна ходить. Я уже оформил документы на получение пособия. Ты, маленькая дрянь, — стопроцентный инвалид. Если ты начнешь ходить, они уменьшат размер пособия! Ты будешь этому рада? Если ты начнешь ходить, я не смогу тебя больше кормить! Тебе уже нечего будет жрать!
— Я никому ничего не скажу! Я не виновата в том, что выздоровела! Это произошло благодаря тебе, благодаря тому, что ты ухаживал за мной очень хорошо…
— Заткнись!
Он вышел из комнаты и позвал Надю.
Я услышала, как он стал ее бить, как она заплакала, а потом (это происходило каждый раз, когда он за что-то ругал ее) Старик увел сестру в свою комнату. Там он, по-видимому, обращался с ней еще грубее, чем обычно, потому что Надя без умолку кричала.
В течение целой недели я вообще не вставала с постели. Единственное, на что я отваживалась, — так это спустить ноги с кровати, чтобы немного размять их.
Старик был очень занят: управление социального жилья города Мо потребовало от него освободить квартиру в связи с многочисленными жалобами, поступившими от наших соседей. Поданный им ранее иск по поводу якобы происшедших неполадок в системе подачи горячей воды (в действительности являвшихся не более чем его измышлением), конечно, сильно подпортил его отношения с этой организацией.
Когда он напивался, то начинал громко ругать служащих управления социального жилья, обзывал их негодяями и дилетантами, которые едва не сварили живьем его бедную дочурку. Он так часто повторял эту свою выдумку, что в конце концов даже сам в нее поверил. Поверила в нее и я. Мне потребовалось немало лет, чтобы выкинуть из головы эту версию происшедшего со мной «несчастного случая».
Даже Старушка, похоже, забыла о том, что произошло тогда на самом деле. Более того, она стала выдумывать различные подробности того случая, делая акцент на том, что ее ладони легко переносят горячую воду, потому что она часто моет посуду, и якобы именно поэтому Старушка тогда не заметила, что из крана льется кипяток.
Я намного позднее поняла, что все эти россказни представляли собой всего лишь попытку совершить мошенничество: Старику удалось убедить всех, что его жена ни в чем не виновата, а потом он попытался еще и получить материальную компенсацию за нанесенные мне телесные повреждения.
Однако Старик так и не смог помешать мне подниматься с постели и ходить. Неделю спустя я снова начала это делать, и удержать меня не смогли ни побои, ни ругань, ни угрозы быть привязанной. В конце концов он понял, что после всего того, что мне довелось перенести, я привыкла терпеть боль и его удары уже не могут сломить мою волю.
Старик продолжал, уходя из дому, запирать брата и сестру, оставляя в их комнате ведро на тот случай, если им захочется в туалет. Однако теперь он уже не оставлял ключ в замочной скважине, а уносил его с собой. Затем он даже — для пущей верности — снабдил дверь висячим замком.
Брюно целый день сидел голодный. Поначалу я пыталась просовывать ему под дверь маленькие кусочки хлеба, но этого для него было явно недостаточно. Я ломала себе голову над тем, как умудриться снабжать его едой и питьем, но ничего не могла придумать. Если смачивать ломтики хлеба водой, делая скользкими, чтобы можно было просунуть их под дверь, от них на полу останутся следы, и я боялась, что Старик или Старушка заметят это.
Тогда я попыталась бросить ему еду через окно, поскольку наши комнаты были смежными. Однако Брюно не смог поймать ее, и когда он увидел, как куски хлеба шлепнулись на газон, то заплакал. Тогда я подтащила к окну стул, вскарабкалась по нему на подоконник и попыталась передать Брюно еду из рук в руки. Однако они были слишком короткими и не дотягивались друг до друга.
И тут я заметила, что снаружи на стене дома, пониже окна, есть небольшой карниз. Я перекинула через подоконник сначала одну ногу, затем вторую и умудрилась встать на этот карниз.
Он находился на уровне пятого этажа, но мне не было страшно: я не боялась высоты. У меня не кружилась голова. Я начала медленно, сантиметр за сантиметром, продвигаться по карнизу, пока не добралась до окна соседней комнаты. Уф! Брюно и Надя схватили меня за руки и затащили внутрь. Мне при этом было очень больно — живот терся о край подоконника, — но я была так рада своему успеху, что даже не пискнула. Брат и сестра ужасно удивились тому, что мне удалось вылезти и пройти по карнизу аж до соседнего окна. Я, однако, своим подвигом не очень гордилась, так как понимала, что возвращаться в свою комнату мне придется тем же путем.
Из-за того что в комнате стояло открытое ведро с человеческими экскрементами, там очень дурно пахло. Я закрыла себе нос. Брюно же жадно набросился на хлеб и яблоко, которые я принесла ему в карманах. Мы поиграли немного в догонялки. При этом все мы боялись, что Старик может прийти еще до того, как я вернусь в свою комнату. Поскольку он имел обыкновение возвращаться домой, когда ему вздумается, приходилось все время быть начеку. Минут через пять Брюно сказал мне: «Тебе пора лезть обратно, а иначе нас могут застукать, и тогда ты уже не сможешь принести мне чего-нибудь завтра».
Путь обратно оказался для меня более легким. Я так спешила, что через пару минут уже добралась до своей комнаты. Я закрыла окно, оттащила стул на его обычное место и, улыбаясь от облегчения, легла на кровать.
Я проделывала то же самое и в последующие дни. Старик ничего не замечал.
Однако неделю спустя дети, игравшие во дворе, увидели, как я медленно передвигаюсь по карнизу на уровне пятого этажа.
Они тотчас же сообщили об этом консьержу, и он прибежал в тот момент, когда я уже возвращалась к себе комнату и даже добралась до своего окна. Увидев меня, он так громко заорал, что, вцепившись руками в подоконник, я замерла, будто меня вдруг парализовало.
— Не двигайся! — вопил он. — Не шевелись! Сейчас приедут пожарные и снимут тебя оттуда!
Но в тот момент я уже и не могла пошевелиться: от страха мне вдруг сильно захотелось по-маленькому; казалось, если я хоть чуть-чуть пошевелюсь, то описаюсь прямо у всех на виду. Когда я немного пришла в себя и, слегка оглянувшись, посмотрела вниз, там уже собралась целая толпа. Все глазели на меня. Я подумала, что меня ждет такая взбучка, какой мне за всю мою жизнь переносить еще не приходилось. Я продолжала стоять неподвижно.
Откуда-то издалека донесся рев пожарной сирены. Мелькнула мысль, что если я сейчас сорвусь и упаду с пятого этажа, то снова окажусь в больнице, и тогда моя кошмарная жизнь в этой квартире закончится. Но когда я увидела, как пожарники разворачивают огромный кусок брезента и раздвигают длинную-предлинную составную лестницу, то испугалась, что они заставят меня прыгать. Я одним рывком перебралась через подоконник и снова оказалась в своей комнате, стараясь не обращать внимания на крики собравшихся во дворе людей.
Затем я закрыла окно и спряталась под кроватью.
Не прошло и нескольких секунд, как с лестницы донеслись вопли Старика: он ругался с пожарниками, консьержем и соседями. Все они тоже громко кричали, и я перепугалась еще больше.
Старик не позволил пожарникам зайти в нашу квартиру, потому что, видимо, не хотел, чтобы они увидели, как Надя и Брюно сидят под замком (да еще и висячим!) и у них в комнате стоит ведро с испражнениями.
