— Таня! Заколебала! Или похудей — или не ной. Впрочем, конечно же конечно, ты и так прекрасная. И удивительная ещё.
— Всё бы тебе хаханьки. … А как там… интерн?
— Он уже не интерн. И не там — а тут, у тебя, в гинекологии.
— У тебя в гинекологии.
— Ну да. — Коротко согласился Родин.
— Ну, а это… Есть у него кто-нибудь?
— Ай-яй-яй! Главврач! Замужем за замминистра! А ведёшь себя…
Мальцева покраснела.
— У Оксанки спросишь. Я за половыми похождениями мужиков не слежу. Пришли. — Он нажал на кнопку вызова лифта. Двери раскрылись. — Прошу!
В лифте стало вдруг легко и просто. Как бывает только когда возвращаешься к себе. Из долгого путешествия. Или из больницы.
В палате обсервации на койке лежала женщина, выглядевшая как ровесница Мальцевой. За руку её держал парень возраста уже-не-интерна Денисова. И взгляд, которым он пялился на неё, никак нельзя было назвать сыновним.
— Беременная Яковлева. Поступила сегодня по Скорой. Недообследована. Беременность первая, тридцать недель, двойня. — Докладывавшая Тыдыбыр перешла на конспиративный шёпот. — Была дезориентирована. Подозрение на алкогольную интоксикацию.
— Да не пьёт она! — Взорвался парень. — Я уже сколько раз всем говорил: не пьёт! Вообще!
— Андрей, успокойся. Это врачи. Они нам только добра желают. — Ласково попросила его беременная Яковлева.
И он стал послушным ягнёнком. Присел на кровать и стал вдруг таким несчастным.
— Так! — сказала Мальцева, оглядывая персонал. — Давайте начнём с начала. С самого начала. С анамнеза.
* * *
Самым началом анамнеза традиционно является анамнез жизни. В случае беременности, в которой всё ещё традиционно — в большинстве случаев, — принимают участие мужчина и женщина — анамнез жизни, собственно, и мужчины и женщины. Анамнез жизни и любви. Последняя всё реже является необходимым условием беременности. Но не в этом случае.
Жил-был хороший парень Андрей Яковлев из хорошей семьи. Даже так: прекрасный парень из прекрасной семьи. И было ему на момент начала этой истории (анамнеза, как это и переводится с латыни) двадцать пять лет. Из окна его комнаты в великолепной родительской квартире была площадь Красная видна. А из окошка его будущей жены было видно только улицы немножко. Где-то на очень дальней окраине, которая в приличных домах и Москвой-то не считается.
Андрей слыл циником и сибаритом, ни в чём себе не отказывающим мажором. Любил гульнуть с размахом. Предпочитая не обременять себя долгосрочными отношениями. Окончил МГИМО и собирался делать карьеру по дипломатической линии. Родители были счастливы и довольны. И даже подарили ему на вручении диплома ключи от квартиры. С привычным ему видом из окна.
И вот однажды забежал он в сетевую ресторацию поесть между делами. Он предпочитал пафосные кабаки или хотя бы претенциозные арт-кафе, но всем иногда хочется просто пожрать. Официантка принесла ему меню — и он остолбенел. Пропал. Влюбился.
Ничего особенного в ней не было. Ни безупречных черт лица. Ни потрясающей гривы волос. Ни тонких нежных рук. Ни ног от ушей. Это была самая обыкновенная провинциалка, которых тьмы в нашем столичном молохе. Выглядела она усталой и безразличной. И была далеко не юна. Невозможно объяснить, чем она так поразила начинающего международника, но факт остаётся фактом: его пробила дрожь, у него резко пропал вот только что присутствовавший волчий аппетит, и всё, что он смог сказать деревянным голосом (это он-то! балагур с глубоким драматическим баритоном!):
— Девушка, когда вы заканчиваете?
И меню ходуном заходило в его руках. Он аккуратно положил его на столик, как будто опасаясь, что оно сбежит.
Девушка скользнула по нему равнодушно-презрительным взглядом, который вырабатывается у официанток и спросила:
— Заказывать будете или ещё подумаете?
И ушла.
Еле выкарабкавшись из-за столика — внезапно он стал мокрым как полевая мышь после майской грозы, — Андрей вышел на улицу. Прийти в себя, прогуляться, проветриться. Но не смог сделать ни шагу, так и простояв сусликом под дверями заведения до окончания её рабочего дня. Его важные дела полетели сегодня в тартарары.
Вышедшая из дверей официантка заметила его. Впрочем, не было никого из работников, кто бы его не заметил. Она подошла к нему, оглядела с ног до головы его модный дорогой прикид. И посмотрела прямо в глаза. Сердце его бешено колотилось.
— Вы маньяк или извращенец? — строго спросила она.
Он лишь бессильно помотал головой. Казалось, она сейчас отвалится.
— Я всего лишь официантка. У меня нет высшего образования. Я была замужем. После развода в родном маленьком городке оставаться не было никакой возможности. Я снимаю крохотную квартирку в ебенях на паях с ещё четырьмя такими же неудачницами, как я. Мне — тридцать лет. Это чтобы не оставалось ни малейшей недоговорённости! — Всё так же строго и даже зло сказала официантка.
— Андрей Яковлев, — всё, что смог выдавить из себя парень.
Официантка взяла его под руку — и они пошли.
Никогда ему ещё не было так легко и хорошо. Андрей Яковлев был совершенно законченно счастлив.
В отличие от его родителей. Которые, конечно же, хотели, чтобы сын женился. Но не на этом же! Ах, как быстро с интеллигентных людей слетает шелуха. Как шустро они сливаются со столь нелюбимым ими народом (точнее сказать: с тем народом, который они отрицают и который существует исключительно и только в их воображении — отрицать собственное воображение!..), коль скоро речь заходит об их благе. Или о воображаемом благе.
Вот родителям любви всей жизни Андрея Яковлева было абсолютно всё равно. Отца у неё отродясь не было. А мама умерла несколько лет назад от цирроза печени, возникшего вследствие застарелого алкоголизма.
Все интеллигенты поняли, каким злом показалась богатым столичным родителям мажора Андрея Яковлева безродная нищая престарелая официантка? То-то же! Так держать! В борьбе интеллигенции с быдлом все средства хороши!
Сперва родители Андрея Яковлева отобрали у него квартиру — точнее и модно сказать: лофт, — с видом на Красную площадь, справедливо полагая, что это сработает. Мальчик привык к золотым ложечкам, фарфоровым чашечкам и льняным простыням. Но несправедливость восторжествовала. Хотя сперва в Андрее играло ретивое интеллигентское: документики-то на его имя, де юре помещеньице его. Но «старое быдло» (а иначе уже его родители не называли возлюбленную сына) посмотрела на него чистыми голубыми глазами и сказала:
— Отдай. Всё отдай.
Вместе с документами на квартиру Андрей вернул родителям и документы на машину. И ключи от того и другого. Запарковав свой новенький мажорский BMW у них во дворе.
Сходили в загс. И Елена Штанько (какая плебейская фамилия!) стала Еленой Яковлевой. И устроилась официанткой ещё в один ресторан. Андрей пустил под откос карьеру дипломата. Как минимум — отложил. Нужны были деньги. С подружками жить новобрачным было не комильфо. Самостоятельная квартира стоила шальных денег. Которые прежде казались Андрею Яковлеву пустышкой. Он раньше мог за ночь такую сумму просадить в ночном клубе, заказывая шампанское для всех. Он был прикреплён к родительским дебитовым и кредитным карточкам. И потому никогда не задумывался. Они открепили его. Но и это его не сломило. Оказалось, что он очень мужественный парень — если считать мужеством ответственность за самого себя и любимую. Он пошёл учителем английского в школу. И набрал учеников частным порядком. Худо-бедно хватало.
Отец отрёкся от него. Мать легла в больницу.
Жена забеременела.
Андрей Яковлев был на седьмом небе от счастья. Не из-за отца с матерью, конечно же. А из-за того, что он сам скоро станет отцом, а его обожаемая Лена — матерью. А уж когда выяснилось, что они станут родителями двойни — Андрея чуть удар не хватил. От счастья, конечно же. Никакой иронии!
Да вот только и без того худосочная Елена вместо того, чтобы набирать вес — стала его терять. При этом никаких симптомов раннего гестоза у неё не наблюдалось. Она отлично себя чувствовала. Её не тошнило, она не обнимала по утрам унитаз… Отлично всё! Ну, возможно, не слишком и отлично. Но по крайней мере — вполне пристойно. Разве что слабость. Но если беременная работает официанткой в две смены — эта слабость вполне объяснима.
Муж умолял Лену бросить работу. Хотя бы одну! Но она была непреклонна. Зарплата. Плюс чаевые. Двое детей — вдвое больше денег необходимо.
Однажды она упала в обморок. Прямо с подносом. Менеджер вычел стоимость заказа из её зарплаты, а врач женской консультации обнаружил железодефицитную анемию. Но не такой степени, чтобы чувств лишаться. Тем не менее, Андрей стал скармливать жене телячью печень. Свежайшую. Он как раз занимался английским с сынишкой мясника одного из блатнейших рынков Москвы.
