Давать им сигареты, даже одну на троих, Николай не хотел. Обойдутся. Да они никогда бы его и не попросили. Гордая была у них начальница. Глава этого странного коллектива, которому никогда не суждено было стать ни родом, ни племенем, ни тем более нацией, ни даже семьей под фамилией Бомжовы.
Николай докуривал вторую сигарету. Тройка бомжей принялась исследовать почти пустые контейнеры. Настроение у мужчин было приподнятое, что-то перепало им на детской щедрой площадке. Один из них, высокий, в длинном пальто с мятой шляпой на голове, пытался извлечь какой-то очень ему нужный предмет из железного, крашенного в зеленый цвет ящика. Длинной рукой безнадежно шарил он внутри контейнера. Бомжиха исследовала с другим мужиком второй контейнер. Длинный суетился, приподнимал ногу, извивался, как рыбка-вьюн, завсегдатай подмосковных некрупных рек, затем упорный, оттолкнулся двумя ногами от асфальта да, видно, многовато им досталось спиртного на детской площадке. Не рассчитал он силу толчка, вес собственного тела и крепость ладони левой руки и полетел худой неказистый бомж в контейнер. Ноги сверкнули под фонарем, фалды осеннего пальто как-то по-детски, юбочкой, собрались, и раздался тупой удар бомжовой головы о дно контейнера.
Николай встрепенулся – надо помочь человеку. Но вовремя осадил себя: было бы кому помогать. И потом он же на посту, службу несет, службу знает. Все же в здание не ушел. Поглядывая строго на бомжей, как бы напоминая им своим важным видом, что он здесь при деле, что охраняет он важный государственный объект и не допустит безобразия. Тут некоторые уже пробовали сигануть через забор и очистить большой контейнер на территории конторы. Он их вмиг сдал в отделение. И вы, разгулявшиеся не в меру бомжи, туда же попадете, если вы там кому-нибудь нужны. Ну уж это не охранников дело, их дело сдать вас, куда следует. Куда их следует сдавать? Они даже спецмедслужбе не нужны. Возись там с их вшами да блохами. Мразь, короче, а не люди. Мусор. Из мусорного ящика своего же вытащить не могут. А он тоже хорош. Ворочается там, ногами дрыгает, дубина пьяная.
Бомжу в контейнере было неуютно. Он упал вниз головой в какой-то ворох коробок, тряпок, ящиков. Хорошо, все без гвоздей, а то бы и глаза мог выколоть. Не выколол. Но ушибся больно. И главное, как-то неудобно расположился в небольшом ящике. Не за что руками ухватиться, чтобы хоть как-то развернуться.
«Тупой народ!» – думал Николай, хотя если бы его спросил начальник, как вызволить из беды бомжа, он бы сразу и не ответил.
Вдруг новогоднюю тишину прорезал шум машины. «Скорая помощь» бежала кому-то на выручку. Бомжиха подняла руку (элегантно у нее это получилось, однако), что-то крикнула водителю или сидевшей справа от него женщине в белом, но те переглянулись, прыснули от смеха. Крутанув на перекрестке, «газель» быстро разогналась, и тихая ночь, настырно шаркающая ногами бомжей, вновь опрокинулась на близлежащие переулки.
– Задыхаюсь, помогите! – услышал Николай сдавленный голос из утробы мусорного ящика и крикнул, не выдержав:
– Перекантуйте контейнер, идиоты!
И испугался своего голоса. В его обязанности не входили советы потерпевшим несчастье бомжам.
– А ты бы помог, боров несчастный!
Николай вздрогнул. А вдруг это ловушка? Он выйдет за территорию, а в контору проберется кто-нибудь. Что тогда будет? Нет уж, пусть лучше бомж там покорячится.
– Говорю вам, ящик повалите, мне пост оставлять нельзя, дура несчастная!
Бомж понял, что нужно делать, схватил за край ящика, потянул его на себя, напрягся, с силой рванул – контейнер словно приморозился к асфальту, хотя холод был небольшой. Бомжиха подключилась к делу.
– Дышать нечем, – на пределе сил выкрикнул застрявший в железном узком коробе человек.
– Сейчас, сейчас, потерпи! Давай по команде, Олежка! Приварили его, что ли, с дуру!
Контейнер поддался, встал на широкое ребро.
– Осторожно опускай. Ему же больно будет!
– Спасти бы, а ты больно-больно! – буркнул Олежка, придерживая грудью контейнер.
Но сил осторожно уложить на асфальт мусорный ящик с человеком не хватило.
– Ноги береги! – командовать бомжиха умела.
Раздался грохот листового металла об асфальт. Бомжи наклонились, потянули своего друга за ноги. Тот охал, стонал, но радостно – выжил. Опять выжил. Опять повезло дураку.
– Не больно? Витек, не сильно ушибся? Ну, чо молчишь, как рыба об лед. Язык, что ли, оторвало?
Витек поднялся и, отряхиваясь, загундосил:
– Думал, кранты мне. Где шляпа? Да подождите, потом отряхнете. Шляпу нужно найти. Не пойду без шляпы.
Он полез обратно в контейнер, выбрасывая оттуда коробки, тряпье. Выбрался задницей вверх на волю, поднялся, длинный, выпрямился, встал в позу блатного допризывника, показал друзьям шляпу, под которой в левой его руке что-то было.
– Я не волшебник, я только учусь! – Бомж вскинул правой рукой шляпу, и Олежка, и бомжиха присели от удивления:
– Не может быть! Не вскрытое «Амаретто», ноль семьдесят пять! Где достал, Витек?
– Места знать надо. Сколько раз я вам вталдыкивал: если долго очень не везет, значит когда-нибудь очень повезет.
– Ну, ты Кио! – бомжиха прямо расцвела.
– Еще хуже! – улыбнулся Олежка и счастливым голосом сказал: – Пошли домой. Хоть по-человечески Новый год встретим.
Они заняли привычные места и пошли нахоженной своей дорогой куда-то в сторону метро.
«Хоть бы контейнер поставили на место», – подумал Николай, но промолчал, удивленно посматривая на счастливые лица бомжей.
Что-то непостижимое для него, сильное было в лицах этой обреченной на быструю смерть троицы. Что-то нереальное, хотя и очень земное.
«Не дай Бог!» – вспомнил он бабушкину приговорку и свой оклад инспектора охраны, которого этим троим хватило бы месяца на три.
Он вернулся к мониторам, посмотрел на часы. Пора будить Сергея. Но только он поднялся со стула, как зазвенел звонок.
– Петр! Ты зачем вернулся?! – удивился Николай, открывая калитку и впуская на объект Польского. – Не доверяешь нам?
– Да ты что! Я же вижу, честно говоря, что ребята вы крепкие, с понятием, не подведете.
– А зачем приехал?
– Дипломат я спьяну забыл. В метро еще вспомнил. Но, думаю, возвращаться плохая примета. Документы там.
Польский лукавил. Документы он всегда держал во внутреннем кармане пиджака, и охранники это уже знали.
– Они мне завтра нужны будут. Не приезжать же сюда из-за этого, честно говоря. Держи таблетку, запах отбивает.
Через час Бакулин принял у них смену. Они хотели у метро врезать по пивку, но Польский урезонил их, осторожный человек: лучше дома, осталось-то меньше часа, а Сереге вообще чуть-чуть.
Попрощались. Разъехались по домам. Похмеляться, догуливать, спать, ласкаться с женами, у кого они были и у кого они были расположены к этому делу.
Николай надолго запомнил разговор тот новогодний с Прошиным, отложил его в ячейки памяти, в укромный уголок, как дед его и отец укладывали в разные коробочки и ящички в большом сарае-мастерской всякую нужность: гайки и болты, шурупы и провода, нитки и прочие дары деревенских дорог, полей и разных предприятий типа «Сельхозтехника», где бесхозно валялась любая мелочь. Авось когда-нибудь и пригодится. И пригождалась. Николай не раз это видел собственными глазами. И теперь он также поступил с важным разговором. Сергей производил впечатление человека слова. Сказал – значит, так и будет.
Чагова Николай мелочью не считал.
И поэтому он так ждал в тот летний погожий день 2000 года разговора по душам с Прошиным, у которого, по всему видать, была какая-то тугая связь с бывшим полковником, бывшим же начальником охраны ЧОПа, а теперь известным на всю Москву организатором сети иностранных химчисток. К нему бы пристроиться. Непотопляемый человек. За офицеров горой. Он им в первый же день, в своей квартире, это сказал. А потом, буквально через пару месяцев, им повышение пробил. Правда, и работать они по сравнению с предыдущей охраной стали больше: сутки – двое. Но подумаешь, пару лишних смен в месяц. Зато плюс стольник зелеными. Кому плохо? Только тем, кто их не имеет. Бомжатине разной.
И потом, надо же добро помнить, первую зарплату Чагов пробил им перед Новым годом. 29 декабря деньги они получили, хотя до официальной зарплаты было еще десять дней. Они скинулись и большую бутылку «Метахи» ему подарили. Он чуть не расслабился, но вовремя осадил себя, сказал: «Не сейчас, мужики. Дела. Но мы еще свое возьмем. А за подарок спасибо!»
Хороший мужик. Если здесь действительно сорвется, надо к нему обратиться. Поможет. Они за четыре с половиной года ни одного замечания не получили. Ни одного. Пять нарушителей поймали. Не шпионов, конечно, и не бандюков каких-то, но все-таки! За что же их всех сразу!
День медленно продвигался к вечеру. Давила жара. Выводил из себя Бакулин. То на десять-пятнадцать минут он задерживался в комнате отдыха, то срывал оттуда Сергея или Николая и бегал, якобы, по очень важным для них же делам по этажам, то шушукался с Прошиным, не стесняясь Касьминова. Скорее бы вечер. Скорее бы он свалил домой. Противно смотреть на него, крашеного. Противно слушать его упрямый голос. Ясно же – для себя старается, себе площадку ищет, деловой.
