Рейко говорила четким и ясным голосом. Таким, каким говорят ведущие детских телепередач.
*****
Сделать звонок в Японию я мог только из ее комнаты. Телефонная связь на Кубе — дело безнадежное, у меня самого есть дома телефон, но так как это не выделенная линия, специально для иностранных гостей, позвонить куда-нибудь за границу очень проблематично. Впрочем, с местными вызовами не лучше.
— Я воспользуюсь вашим телефоном, — произнес я.
— Конечно, прошу вас, — раздалось с веранды.
С моря налетал сырой ветер. Я набрал номер, но сигнала не было.
— Не говорите ей, что я здесь, просто спросите номер учителя.
— Так точно.
Наконец в трубке послышались гудки. Я насчитал их восемь.
— Алло. Катаока на проводе.
Ничего себе голосок. Барышня явно не в настроении, а тут еще трескотня и ни черта не слышно.
— Да вы что? — удивилась Кейко, расслышав слово «Куба». Настроение ее от этого, правда, не улучшилось. — Я все равно не понимаю, что вы там мне рассказываете, кто вы такой?
Слышно было ужасно. Связь на Кубе вещь ненадежная, разъединять могут без конца. Моя семья живет в Нагано, и мне не раз случалось перезванивать, когда я разговаривал с матерью. В конечном счете плохая связь начинает нервировать вашего собеседника первым.
— Меня зовут Казама, я фотограф, работаю на Кубе.
Рейко смотрела на меня через стекло веранды. Ее силуэт казался расплывчатым, поскольку стекло покрылось налетом от постоянных брызг и солнечных лучей. Если бы кто-нибудь зашел тогда в комнату, то, увидев Рейко, несомненно принял бы ее за привидение.
— Я не знаю вас.
Тон Кейко становился все более и более неприятным. В телефонных помехах было нечто символическое. Это все равно что разговаривать с Рейко: нужно постоянно думать о том, что сказать вначале, как продолжить и что ни в коем случае нельзя говорить. Нудное, утомительное занятие.
— Я звоню вам, потому что кое-кто говорил мне о вас.
— И кто же? Господин Язаки.
Я подумал, что неплохо было бы получше узнать, что представляет собой Кейко, но теперь было поздно. Получить какую-либо достоверную информацию от Рейко, повидимому, невозможно. Она не то что о других, она и о себе самой не имеет объективной информации.
— Господин Язаки? — произнесла Кейко, и тон ее голоса сделался подозрительным.
Пока я беседовал с ней, в голову пришла мысль, что я не имею никакого опыта общения с людьми ее круга, разве что с Рейко. «Ах вот как? Вы звоните с Кубы? Да… Вы друг господина Язаки? Надо же! О, я давно уже его не видела… Номер телефона? Минуточку, э-э, да, сейчас продиктую, вам есть чем писать? Пишите… вот, пожалуйста…» Так, без церемоний, говорили бы со мной мои приятели. Рейко смотрела на меня с усталым видом. Я не заблуждался насчет того, что эта Кейко в свое время была лучшей подругой Рейко, но наивно полагал, что поскольку та уже бывала на Кубе вместе с Язаки, то это имя возбудит у нее сладкие воспоминания. Глядя на Рейко и одновременно слушая Кейко, я повторял про себя: «О, сборище идиотов!» Я понимал, что они приезжали сюда не как туристы с рюкзачками, сэкономив на своей небольшой зарплате.
Голос Кейко Катаоки мучил меня нещадно. Я начал жалеть, что купился на призывы Рейко, чувствовал себя бессильным перед Кейко, которая разговаривала со мной таким тоном, я не мог ответить ей тем же.
— Да.
— Вы сказали, что вы фотограф. Это правда?
— Да.
— Вы снимали его?
Ее голос и манера речи словно бы говорили: «Вы можете врать все, что вам угодно, но я-то все понимаю».
— Господина Язаки?
— Да. Вы фотографировали его?
— Нет.
— Тогда что же вас связывает?
— Мы знакомы.
— Повторите-ка, как вас зовут?
— Казама.
— Еще раз говорю, я не знаю вас. Мне захотелось повесить трубку.
— Вы дадите мне номер телефона господина Язаки? Некоторое время Кейко молчала.
— Кто вы на самом деле?
Мне стало так нехорошо, что засвербело в носу. Первый раз женщина разговаривала со мной подобным образом. Эта манера речи била точно в цель, и я почувствовал стыд, отвращение к себе, апатию и беспричинный страх — короче, что-то в этом духе. Казалось, что меня застукали за попыткой скрыть какое-то постыдное действие. Я находился словно под гипнозом и вдруг понял, что, сам того не желая, сижу на полу у кровати. Какое-то мгновение мне казалось, что я не Тору Казама, фотограф, выдающий себя за другого, а страшный злодей. «Кто вы на самом деле? Говорите правду! Мне все известно!» — вот что слышалось мне. Мною овладело странное чувство вины, словно мне вот-вот должны были объявить смертный приговор.
— Вы действительно на Кубе?
«Но какова женщина?» — вертелось у меня в голове. Как только она произнесла: «Но кто вы на самом деле?», я от страха чуть не забыл собственное имя. Я не знал, что ответить, но что-то отвечать было необходимо. Я обессилел настолько, что не мог даже подобрать слова. «Вы действительно на Кубе?» Это был единственный вопрос, на который я был способен ответить — и больше ни на какой другой. Кейко Катаока говорила, заранее просчитывая тот эффект, который должны произвести ее слова. Ее голос словно бил меня по обнаженным нервам. В конце концов я начал испытывать некоторое уважение, наполовину смешанное со страхом, к этому человеку — Язаки, который оказался способным «обладать» такими женщинами, как Кейко и Рейко, что глядела на меня сквозь стекло, словно бесплотный призрак.
— Да, я звоню с Кубы.
Мне наконец удалось выговорить проклятую фразу. Я испытывал огромное желание закончить этот разговор как можно скорее.
— Гм, на самом деле запаздывание сигнала и это потрескивание в трубке говорят о том, что это действительно Куба… так вы точно звоните оттуда?
— Да.
— Если взять кусочек целлофана или папиросной бумаги и поскрипеть у микрофона, то можно добиться такого же эффекта. Вы там ничем не шуршите?
— Как?
— Это не вы производите этот шум?
— Я ничего не делаю.
— А где именно вы находитесь?
— В Варадеро.
— Варадеро, это городок, где такое прекрасное море? Он возвышается, словно замок, и дома там из такого желтоватого кирпича; помню, я купалась там на пляже. Пляж очень длинный, не так ли, чуть ли не пять километров… или десять? Больше?
— Пляж тут длиной в двадцать километров.
— А вы звоните не из Гаваны?
— Нет, из Варадеро.
Я чувствовал, что сейчас будет задан главный вопрос. Я никак не мог понять, что происходит: то ли Кейко, как заправский психоаналитик, специально вела разговор так, чтобы я проговорился, то ли я сам находился под впечатлением от ее голоса и манеры выражаться. Но то, что наш разговор постоянно вертелся вокруг Варадеро, укрепляло мое подозрение, что коварный вопрос прозвучит, и я буду приперт к стенке.
— Да, это навевает столько воспоминаний… А скажите, в Гаване вроде должна быть старая церковь.
— Собор.
— А перед церковью — мощеная площадь. Булыжник образует такой прелестный рисунок… вы знаете, о чем я говорю?
— Да, знаю.
— А напротив должно быть открытое кафе.
— Да, действительно.
— Там подавали превосходное мороженое.
— На Кубе вообще самое лучшее мороженое.
— А как оно называется?
— Вы имеете в виду «Коппелия»?
— Ах да.
И воцарилась тишина.
— С вами кто-нибудь есть? «Вот оно», — стукнуло сердце.
— Я один.
Несмотря на то что кондиционер работал на полную катушку, я ощущал, как с меня градом катился пот.
— Откуда вы знаете господина Язаки? Я никому не даю свой номер.
— Мне его дал сам господин Язаки месяцев шесть тому назад. Он прилетал на Кубу, я служил ему гидом, а когда я спросил его, где мы сможем встретиться потом, он дал мне этот номер. Я сделал множество снимков, есть большой выбор, и мне хотелось бы встретиться с ним еще раз, может быть, из этого удастся сделать книгу.
— Иногда он вот так, запросто, дает мой телефон кому угодно.
— Да, вот видите, и мне он дал его.
— Вы лжете.
— Что?!
— Я знаю, кто сейчас рядом с вами, по крайней мере догадываюсь. Мне жаль, но я не могу сказать вам телефон господина Язаки. Но я ему обязательно передам… напомните, пожалуйста, как вас зовут?
— Казама.
— Что господин Казама звонил ему. Кстати, подтвердите, вы в самом деле звоните с Кубы?
— Да, именно так.
— Из Варадеро, вы говорили?
— Совершенно верно.
— Из отеля, что на берегу моря? — Да.
— Море вам видно?
— Оно у меня прямо перед глазами.
— Не поднесете ли трубку поближе к морю, чтобы я смогла послушать шум волн?
— Хорошо.
— Это было так давно, о, Варадеро, я хочу услышать шум твоих волн!
— Хорошо-хорошо, секундочку. — Я вынес телефон на террасу и протянул трубку микрофоном в сторону моря. От удивления брови Рейко поползли вверх. — Алло, вы слушаете?
