— Да, это навевает столько воспоминаний… А скажите, в Гаване вроде должна быть старая церковь.
— Собор.
— А перед церковью — мощеная площадь. Булыжник образует такой прелестный рисунок… вы знаете, о чем я говорю?
— Да, знаю.
— А напротив должно быть открытое кафе.
— Да, действительно.
— Там подавали превосходное мороженое.
— На Кубе вообще самое лучшее мороженое.
— А как оно называется?
— Вы имеете в виду «Коппелия»?
— Ах да.
И воцарилась тишина.
— С вами кто-нибудь есть? «Вот оно», — стукнуло сердце.
— Я один.
Несмотря на то что кондиционер работал на полную катушку, я ощущал, как с меня градом катился пот.
— Откуда вы знаете господина Язаки? Я никому не даю свой номер.
— Мне его дал сам господин Язаки месяцев шесть тому назад. Он прилетал на Кубу, я служил ему гидом, а когда я спросил его, где мы сможем встретиться потом, он дал мне этот номер. Я сделал множество снимков, есть большой выбор, и мне хотелось бы встретиться с ним еще раз, может быть, из этого удастся сделать книгу.
— Иногда он вот так, запросто, дает мой телефон кому угодно.
— Да, вот видите, и мне он дал его.
— Вы лжете.
— Что?!
— Я знаю, кто сейчас рядом с вами, по крайней мере догадываюсь. Мне жаль, но я не могу сказать вам телефон господина Язаки. Но я ему обязательно передам… напомните, пожалуйста, как вас зовут?
— Казама.
— Что господин Казама звонил ему. Кстати, подтвердите, вы в самом деле звоните с Кубы?
— Да, именно так.
— Из Варадеро, вы говорили?
— Совершенно верно.
— Из отеля, что на берегу моря? — Да.
— Море вам видно?
— Оно у меня прямо перед глазами.
— Не поднесете ли трубку поближе к морю, чтобы я смогла послушать шум волн?
— Хорошо.
— Это было так давно, о, Варадеро, я хочу услышать шум твоих волн!
— Хорошо-хорошо, секундочку. — Я вынес телефон на террасу и протянул трубку микрофоном в сторону моря. От удивления брови Рейко поползли вверх. — Алло, вы слушаете?
В трубке раздавались короткие гудки.
*****
— К тому же она еще и лесбиянка, разве вы не заметили? Нет? Я шесть раз приезжала сюда, на Кубу, с учителем; думаю, что Кейко Катаока была здесь лишь однажды, а учитель всегда пел ей дифирамбы: «Ты знаешь, Рейко, Кейко замечательная женщина, она совершенно не склонна к этим гнусным фокусам типа ревности или неуемного влечения, она рассказала мне, что, еще будучи студенткой, она решила навсегда освободиться от чувств подобного рода, ты понимаешь? Конечно, нехорошо говорить такое, но я менял девушек одну за другой, как меняют лошадей, а она — ни слова… никто на такое не способен»; он без конца повторял это, но это же глупость, совсем в духе девятнадцатого века, не правда ли? Его убеждение, что две женщины собираются перерезать друг дружке глотки из-за него, любить себя, ненавидеть себя, «я люблю тебя», «я тебя ненавижу»; быть может, славно, чисто, наивно вот так думать, но это так же бездарно, как идея невинности; наверное, хорошо, что учитель так считал, ведь в действительности все было не так просто, он не представлял себе, о чем мы с Кейко разговаривали, оставаясь вдвоем; как-то раз мы отправились на Сицилию на кинофестиваль, в отеле было полно полиции, поскольку на кого-то было произведено покушение, поговаривали, что это мафиозные разборки, короче, полицейских было очень много, повсюду были расставлены патрули, они были вооружены автоматическими пистолетами, а учитель говорил, что ему кажется, его могут застрелить, когда он будет проходить через полицейские кордоны, ведь там столько оружия: пистолеты, автоматы и прочее; он не шутил, он все время бормотал: «Они хотят убить меня», он действительно боялся, он говорил, что его мучает один и тот же сон: что кто-то охотится за ним или же он сам на кого-то бросается; когда дуло автомата случайно оказывалось направленным в его сторону, он начинал трястись от страха, что его вот-вот застрелят, он вел себя очень странно, да и до этого он не отличался нормальным поведением; еще до поездки на Сицилию мы провели несколько дней в Нью-Йорке, мы нюхали кокаин и почти не спали, он звонил в эскорт-клубы и приглашал оттуда девушек, заставлял нас с Кейко показывать лесбийский стриптиз и каждый раз после этого тащил нас в постель, он очень устал, он стал бояться оружия, пистолетов, ночью он трясся от страха как ребенок, из гордости он не позволял себе стонать, но говорил, что его сердце вот-вот остановится, при этом он продолжал шутить: «Помнишь, Кейко когда-то предложила вместо отсоса употреблять слово «феррари»? и два-три месяца мы так и делали; а потом мы как-то сидели в клубе, что открылся на теплоходе, ходившем по Гудзону, там еще была очень древняя меблировка, помнишь? был какой-то праздник, и я подцепил там маленькую брюнеточку, мы с ней курили гашиш, пересыпанный кокаином, мне приспичило, а та брюнетка была из итальянского местечка Имола, где автодром Энцо и Ди-но Феррари, «мы этим гордимся, я просто обожаю «феррари»!», она говорила очень серьезно, а я чисто машинально расстегнул ширинку и вывалил свой член…», он рассказывал эту историю и при этом выглядел словно труп, вырытый из земли, это все из-за бессонницы, его пульс совсем не прощупывался, сердце билось с перебоями, Кейко Катаока и я видели, что ему плохо, она сделала ему укол с морфином, чтобы он уснул, а потом мы с ней немного поболтали:
— Он спит.
— Причем со сжатыми кулаками.
— И время от времени еще и разговаривает во сне. Не будем будить его.
— Ты уже слышала, как он разговаривает по ночам?
— Все девчонки, что с ним спали, слышали.
— Меня однажды даже на смех пробило: учитель присел на кровати и заорал: «Выпустите поросенка! Выпустите поросенка!»
— Прикольно!
— Действительно, так и было?
— А ты, Рейко, ты собираешься и дальше оставаться с учителем?
— Одной не найти работу, правда? Я еще никто, я не сделала карьеры, агентство не в счет, там только крутили порнуху, а что толку?
— Я не знала, что ты так думаешь.
— Но это не значит, что я хочу только извлечь выгоду из учителя, мне нравится работать с ним.
— Да, не предполагала, что ты такое отмочишь.
— И я не хочу сказать, что не испытываю никаких чувств к учителю.
— Не знала я… А ты уже говорила с ним?
— Нет, но…
— На самом деле он гораздо проще, куда проще, чем ты или я, ты знаешь?
— Нет.
— Единственное, чего он добивается, — делать людей счастливыми, он сам очень счастлив, когда ему удается сыграть важную роль в жизни кого-нибудь. В этом смысл его жизни.
*****
После этого Кейко посмотрела на меня своим особенным взглядом, ее глаза говорили: «Я презираю тебя»; но не родилась же она с таким взглядом и таким выражением на лице? и дело тут также не в жизненном опыте… нет, она специально выработала у себя этот взгляд, а для чего, спрашивается? да для того, чтобы стать самым выдающимся мастером в области садомазохизма в Японии, да и во всем мире, ибо у нее благородные черты лица, прямой и заостренный нос, тонкие губы, большие раскосые глаза, узкий подбородок, шея длинная и такая бледная, что кажется полупрозрачной, гибкий стан и очень нежная кожа. Я любовалась ею. А для мазохистов, то есть для клиентов, она изобретала всевозможные способы унижения и показа своего превосходства; в самом начале, когда я только познакомилась с учителем, у меня была возможность оценить ее таланты в этой области, она высасывает до конца всю вашу жизненную энергию, десятки, сотни раз она мерила меня своим взглядом, и я падала к ее ногам, я, я, я спрашивала себя: неужели мне присущ мазохизм? я ломала себе голову, но никогда не говорила об этом ей, но она сама все прекрасно видела: «Знаешь ли, Рейко, у всех мазохистов крайне низкая степень самоуважения, и не только в области собственно садомазохизма… это их отношение к жизни, ибо отсутствие уважения к себе свидетельствует о ненависти к себе, о том, что человек не в состоянии полюбить себя, что бы он ни делал; такие люди не могут понять, что их может кто-то полюбить, а поскольку во многом мы зависим от наших родителей, то девочки, у которых в детстве не было нормальных отношений с отцом, впоследствии не могут правильно оценить себя, понятие нормальных отношений с отцом включает в себя гораздо больше, чем кажется на первый взгляд; в наше время этого недостаточно… чтобы стать избалованным ребенком, необходимо, чтобы твой отец был положительным, я не имею в виду внешний вид, необходимо, чтобы отец, как человек, живущий общественной жизнью, жил обеспеченной и полной жизнью, которая его бы удовлетворяла и поддерживала бы в нем веру в себя; мы больше не живем в эпоху тоталитаризма, дух конфуцианства умер и похоронен, люди такого рода почти исчезли, и вот большинство девушек становится женщинами, так и не узнав, что такое самоуважение, потом, как следствие, огромное количество разводов, все идет из рук вон плохо, еще немного — и можно будет говорить, что любая современная девушка — мазохистка; и я такая же, мой отец умер, когда я была совсем маленькой, я стала взрослой, не зная хорошенько, чего я стою, поэтому-то так интересуюсь сексом, не в том смысле, что мне нравится заниматься любовью, но ведь говорят, что человек — животное общественное, общение и есть человек, мне и вправду необходимо общаться, но не по той причине, что, как говорят, человек не выносит одиночества, а следовательно, необходимо сохранять сам принцип общения и стараться находить консенсус; все это настоящее дерьмо, поиск взаимного согласия заведомо не является общением, которое способствует росту самоуважения, и вовсе не поиск консенсуса заставляет бороться с зачатками мазохизма, нет, для этого необходимо что-то более действенное, мой дорогой Акеши, наши предки решили в свое время, что для того, чтобы войти в современный мир, нам нужно создать новую национальную валюту, иену, валюту устойчивую; конечно, правительственные документы эпохи «революции Мэй-дзи» не содержат подобной статьи, но скажи, из чего тогда вырастает национальное могущество? да лишь из усилий, направленных на укрепление денежной единицы… есть, конечно, и другие способы — ну, как в Ираке или в Северной Корее; к примеру, создать плановую экономику, возложить непосильное бремя на свой народ, содержать могучую армию, но это только в том случае, если у страны имеются соответствующие природные ресурсы, как нефть в Ираке, или если ценой тому поставить почти полное истощение страны, как в Северной Корее; таким образом, даже если эта цель кому-то покажется не главной, привести страну к могуществу и процветанию может только обеспечение устойчивости национальной валюты на международном рынке; понимаете вы, это я вам говорю, вшивые мазохистские суки, понимаете вы, вот где суть всей проблемы, слушайте внимательно, вы, с возбужденными сосками и мокнущие на мужиков так, что у вас уж из штанов течет: в тысяча девятьсот семьдесят восьмом, когда иена прошла отметку двести иен за доллар, великий японский проект был осуществлен, а что это означает? в двух словах это значит, что даже если он работает как вол, даже если он бьется на работе, пока его не хватит удар, папа не получает больше за это никакого признания, вот что это значит… папа больше не испытывает удовольствия от работы, он утратил чувство полноты… раньше люди работали по два-три дня без сна и отдыха, а вы смотрели фильм с Юдзиро Исихара «Солнце Куробе»? гляньте на парней — какие это мужественные красавцы, аж слюни сглатываешь, а они, между прочим, работали как звери, но никто не умирал от непосильного труда, потому что работа давала им ощущение полноты жизни, и их желания сбывались; это можно обрести в религии или в философии, или преследуя материальную выгоду, да не важно, все, чего они хотели достигнуть, — это чувства безопасности, которое доставляет осознание своей полезности обществу; в восьмидесятых годах наши отцы утратили доверие к самим себе, я говорю об интеллигенции, вот так вот, мой дорогой Ватсон; глупцы, они всегда в это верили, они верили в величие «японской торговой марки», для них, чтобы быть выдающимся человеком, достаточно быть выпускником Токийского университета, достаточно работать в Министерстве финансов — и ты уже человек высшего порядка, директор какой-нибудь успешной корпорации стопроцентно будет выдающимся человеком, я говорю не о них, нечего тут блох искать, я не хочу оплевывать наших драгоценных родителей и Господ Совсем Ничего, но, на мой взгляд, истинно выдающимся, высшим человеком будет тот, о ком ты можешь сказать, что он замечательный как личность, а когда эта замечательная личность любима тобой, когда он разговаривает с тобой, занимается с тобой любовью, ты можешь быть уверена, что он тебя не бросит; если этот опыт повторяется, мало-помалу девушка начинает учиться общению, чувствует себя частью общества; в наши дни этого почти не происходит, девушки не могут даже подумать:
