Поэтому некоторое время я мог делать вид, что не вижу того, что видел, и пребывал в убеждении, что лучшая тактика тут — как с бродячей собакой: если в глаза ей не смотреть, она и пройдет мимо. Мне совершенно необходимо было в это верить, и не только потому, что обратное было бы немыслимо. Главное, что они были моими лучшими и единственными друзьями, и я отчаянно боялся их потерять. Возможно, их гомосексуализм — перестань я закрывать на него глаза — и оскорбил бы мои чувства, но эта боль не могла бы сравниться с удушающим чувством одиночества, которое я испытывал с того самого дня, как мама совершила свой роковой прыжок в реку Буш.
В общем, я все знал, и они знали, что я знаю, и без единого слова на эту тему мы просто приняли ситуацию такой, как она есть. Поразительно на самом деле, как быстро это стало казаться нормальным в жаркой пустоте лета. Само собой стало обычным то, что, приходя к Сэмми, я иногда обнаруживал Уэйна уже у него, или что вечером я уходил от Сэмми, а Уэйн еще оставался. Я как-то никогда не заставлял их почувствовать странность их отношений, а они никогда не показывали мне, что я — третий лишний. Полагаю, у каждого были свои резоны для того, чтобы минимизировать масштабы происходящего и сохранять статус-кво. А лето все текло, незаметно набирая обороты.
Однажды вечером, когда мы тусовались у бассейна Сэмми, я зашел в дом, чтобы попить и пофлиртовать в гостиной с Люси, которая свернулась калачиком на диване в легких брюках, какие носят медсестры, и читала журнал «Пипл».
— Привет, Джо, — сказала она, опуская журнал, — как дела?
— Хорошо.
Я еще не просох после бассейна, и от кондиционера у меня мурашки побежали по коже.
— Хотел просто зайти поздороваться.
Люси улыбнулась, доброй теплой улыбкой, которая, мне показалось, не лишена была слабого намека на то, что моя отчаянная влюбленность не была совсем уж безответной.
— Ты такой милый, — сказала она. — Как так вышло, что у тебя нет девушки?
— У меня с долгими отношениями сложности.
— Как это?
— Да никто не хочет со мной их завязывать.
Она засмеялась:
— Да ладно! С таким-то красавчиком?
— Представьте себе, — ответил я с усмешкой.
Она села, и я увидел впадинку, показавшуюся в вырезе кофты. Безумие какое-то: ну как простая вертикальная черточка может запустить такую мощную химическую реакцию в нижней половине моего тела! Люси грустно смотрела на меня некоторое время, словно хотела что-то сказать, но потом передумала и закусила губу. И тут же стала выглядеть до смерти усталой.
— Я рада, что вы с Сэмми подружились.
— Я тоже.
— Нет, я хочу сказать, я рада, что, когда начнется школа, у него будет такой друг.
Она оглянулась, а потом наклонилась вперед, и я увидел, как линия в вырезе разделяется на две симметричные дуги. Случись в эту минуту эрекция, скрыть ее было бы невозможно: вспучив мокрые плавки, она дала бы о себе знать как назойливый незваный гость. Люси заговорила тихим шепотом, а я отчаянно молился, чтобы вялость внизу не проходила.
— У него всегда были проблемы в школе, — сказала она. — Ребята иногда бывают очень жестокими.
— Все будет в порядке, — неуклюже ответил я.
— Ты ведь будешь за ним присматривать?
— Мы оба будем.
Мне не нравилось, к чему стал клониться разговор, и Люси это почувствовала. Она слегка кивнула и снова откинулась на диване.
— Не говори ему, что я это сказала.
— Ну что вы, — произнес я более выразительно, чем намеревался, и она хихикнула.
— Не хотела тебя задерживать, — сказала она.
— Как и все остальные знакомые мне женщины.
— Ну, будь я на пятнадцать лет моложе… — поддразнила она меня.
— Я бы был вам не ровня, — ответил я, и она снова засмеялась.
Когда я вышел из дома, Уэйн и Сэмми были в воде; они жарко целовались под мостками, мускулистая рука Уэйна покоилась на тощем плече Сэмми. Головы их покачивались волнообразно в такт ритмичному движению губ. Из воды показалась рука Сэмми; он нежно погладил Уэйна по лицу. У меня подогнулись колени, я почувствовал непреодолимое желание провалиться сквозь землю. Хорошо бы, конечно, если бы я был из тех, кто способен в такой ситуации разбежаться и по-хулигански плюхнуться рядом с ними с воплем «А ну, подвиньтесь!». Они бы точно это оценили, но я просто физически не мог этого сделать. Одно дело знать, совсем другое — увидеть ту страсть, с которой они целовались.
Я тихо отступил назад и вернулся в гостиную, где Люси курила, лежа на диване, и встревоженно смотрела в потолок.
— Я решил еще немного тут побыть, — сказал я.
Люси посмотрела на меня внимательным взглядом длиной в небольшую вечность, и в глазах у нее читалась смесь испуга и смирения. Потом она села и разгладила место на диване рядом с собой.
— Присядь, — сказала она с улыбкой, гася окурок в пепельнице на журнальном столике. — Я принесу тебе кока-колы.
Она обошла диван и остановилась, слегка похлопав меня по голому плечу, и пальцы ее на какое-то мгновение задержались там.
— Джо, — сказала она из-за моей спины.
— Ага.
— Ты действительно очень милый.
— Ага.
Я не обернулся, потому что не хотел, чтобы она увидела, как я плачу.
Последний день каникул подкрался одной темной ночью с коварством домушника, и когда мы проснулись, то обнаружили, что лето украли у нас прямо из-под носа. Из бассейна Хаберов слили воду, его подготовили к зиме и накрыли чехлом, и то же случилось с Люси, бикини которой, к моему полному отчаянию, также были убраны до весны. Первый день выпускного класса зловеще замаячил на горизонте в виде невнятной черной тучи.
Три года тому назад, накануне начала старшей школы, мы с Уэйном взломали замок на пожарной лестнице буш-фолской средней школы и поднялись на крышу. Мы сидели вдвоем на огромном белом куполе, откуда открывался вид на школьный двор, и под пачку «Данхилла» размышляли о предстоящем учебном годе. С тех пор это стало у нас ежегодным ритуалом, с небольшим отклонением в предпоследнем классе, когда Уэйн заменил наш всегдашний «Данхилл» на марихуану, закупленную у заики-заправщика с городской бензоколонки. Это был перебор, чуть не стоивший нам жизни, Уэйн тогда едва не слетел с купола, потащив и меня за собой, — под действием травки мы с трудом смогли удержать равновесие. Тогда нам пришлось проторчать на крыше до рассвета, в ужасе вжимаясь в гладкую гипсовую поверхность купола, пока звезды над нами не перестали носиться с таким видом, как будто вся галактика пребывала в страшной ломке. После этого мы сошлись на том, что со следующего года будем курить обычные сигареты.
На этот раз я не рассчитывал на то, что Уэйн выкурит со мной нашу ежегодную сигарету, но меня мучила какая-то меланхолия, какое-то смутное чувство, что это время уходит безвозвратно, и я решил забраться на крышу в одиночестве. Надежно угнездившись на куполе, я закурил и в задумчивости посмотрел на город. Несмотря на то что к моему смехотворному списку друзей в этом году добавился Сэмми, я чувствовал себя как никогда одиноко. Откинувшись назад, я стал разглядывать звезды и подумал о маме: интересно, смотрит ли она на меня сейчас. И жутко расстроился, оттого что она может увидеть меня в таком плачевном состоянии, если, конечно, посмотрит.
Послышался легкий шелест — ткань скользнула по камню, — и рядом со мной взгромоздился немного запыхавшийся Уэйн.
— Какого хрена? — произнес он, тяжело дыша, ко лбу прилипли мокрые от пота светлые волосы. — Десять минут подождать не мог?
Я улыбнулся и зажег ему сигарету от своей.
— Я думал, ты не придешь.
— Ты что, козел? — ответил Уэйн, принимая сигарету. — Я свято почитаю традиции.
— А я думал, ты и читать-то не умеешь.
— А за такие слова можно очень здорово грохнуться.
— Прости.
— Итак, — произнес он, поднимая сигарету как бокал, — за выпускной класс!
— За выпускной класс, — сказал я, ужасно радуясь, что Уэйн пришел, что мы снова, как в старые добрые времена, тусуемся вместе. От этого возникло ощущение, что, несмотря на то, как безумно стало все вокруг, жизнь еще может вернуться в свое прежнее, нормальное русло.
Уэйн сделал длинную затяжку и как будто оценивающе оглядел меня.
— Джо, — произнес он наконец, — ты по-прежнему мой лучший друг.
— Я знаю.
— Отлично.
Мы сидели и дружно молчали, глядя вверх, в ночное небо, а в дыму, окружавшем нас, витало множество невысказанных слов. Если когда и обсуждать все эти вещи, то только теперь.
— Уэйн, — осторожно начал я.
— Слушай, ничего не говори, — сказал он с грустной улыбкой. — Я и так по уши в дерьме. Если мне еще придется это обсуждать, я, наверное, просто свихнусь.
— Ладно, — сказал я и с таким облегчением выдохнул, что мы оба расхохотались. Внизу на школьной лужайке появился толстый скунс и принялся суетливо бегать туда-сюда, уткнувшись носом в землю, как будто уронил контактную линзу. Я следил за движениями скунса, пока Уэйн прикуривал нам по новой сигарете.
