Я не спорю: тебе удалось скопить деньги на постройку комнаты для гостей. Теперь у тебя идея построить новый дом. Ну что ж, ничего дурного я в этом не вижу. Но подумай о другом. Тебя не смущает, что все твои идеи носят чисто меркантильный характер, точно в этом и заключается семейное счастье? Я не возражаю, приятно жить богато, не отказывая себе ни в чём, имея всё в достатке. Но разве только в этом счастье? Разве радуешься, только что-то приобретая? Нельзя во всём руководствоваться только материальной выгодой.
Я не считаю тебя плохой женой. Просто мне кажется, ты чего-то недопонимаешь.
Прости, пожалуйста, мне придётся вспомнить ещё один не очень приятный для тебя эпизод.
Я вернулся из Кагосимы с мыслью послать супругам Еситоми подарок. Я думал, чем бы их порадовать? В моей памяти они всё ещё сидели на берегу реки, опустив ноги в воду. И я решил, что будет хорошо, если я пришлю им рыболовные снасти. Так я и сделал: в день получки отправился в охотничий магазин, купил два комплекта удочек и послал в Кагосиму. Обошлось мне это всего в четыре тысячи иен. Согласись, в день получки — это пустяковая сумма. Тем более, если этим можешь доставить удовольствие своим друзьям.
Мне хотелось поделиться с тобой моей радостью.
— Что?! Истратил четыре тысячи иен? — Ты выхватила у меня из рук конверт с жалованьем и стала судорожно пересчитывать деньги. Ты знать ничего не хотела и только кричала: — Я старалась, экономила, отказывала себе во всём, чтобы скопить деньги на комнату, а ты бросаешь на ветер четыре тысячи!
Я объяснял, втолковывал, внушал… Напрасно! Где там! Ты была невменяема. Ты и слышать не хотела о супругах Еситоми. Ты стрекотала, не давая мне слово вставить.
— Молчи! — кричала ты с таким лицом, точно перед тобой стоял самый страшный преступник. — Молчи! Разве я на что-нибудь жалею денег? Разве на Новый год или на праздники я не посылаю подарки твоим начальникам? Разве я хоть одного из них когда-нибудь забыла, обошла? Я ведь понимаю: это нужно… Но для какого-то паршивого Еситоми! Выбросить ни за что, ни про что четыре тысячи иен!..
— Чем тебе не нравится Еситоми?
— Он мне не нравится? Да я к нему совершенно равнодушна! Он мне не нужен! И тебе не нужен!.. Вот в чём всё дело!..
Я молчал. Что я мог возразить?
Прошло полгода. Мы отпраздновали постройку комнаты для гостей. Раскрасневшись от вина, ты сказала, что хочешь купить участок и построить новый дом. Ты расписывала прелести нашего будущего дома и достаточно самоуверенно и торжественно заявила:
— Ну, теперь попробуй сказать, что у тебя плохая жена!
Я улыбнулся и сказал:
— Что ты! Ты просто идеальная жена!
НОВЕЛЛА ВОСЬМАЯ
ЖЕНА ПУТЕШЕСТВУЕТ
1
— Убирайся!
— Ещё чего! Сам убирайся!
Так окончилась эта банальная перепалка. Кэйдзо заявил:
— Домой можешь меня не ждать!
И ушёл, хлопнув дверью.
Было пасмурно. Каждую минуту грозил хлынуть дождь. В таких случаях Сумико всегда заботливо совала мужу плащ, но сейчас она была очень зла и ничего не сказала. «Пусть промокнет, чёрт с ним!»
Она с остервенением вытирала стол и бросала грозные взгляды на клетку со скворцом.
Супружеские ссоры всегда возникают из-за пустяков. Слово за слово, — и разгорается спор. Потом спор переходит в бурю, а буря — в ураган, наподобие тех, которые посещают Японию в начале осени.
Теперь поводом для ссоры послужил скворец. Вот почему Сумико так грозно на него посматривала.
Накануне Кэйдзо вернулся со службы, как обычно, но Сумико сразу почуяла неладное. Муж как-то подозрительно прятал назад руки. Заглянув к нему за спину, Сумико увидела что-то довольно объёмистое, продолговатое, завёрнутое в фуросики.
— Что это ты притащил?
— Понимаешь… я… нет, не я, а Катакура-кун из нашего отдела болен… Честное слово, не вру!.. Он лёг на операцию, ему должны вырезать аппендикс… Я правду говорю…
Муж мямлил что-то невразумительное. Сумико за три года хорошо изучила его и теперь почувствовала тревогу.
— Ну-ка развяжи платок! Что у тебя там?..
— Скворец.
— Какой ещё скворец?!
Кэйдзо поспешно развязал фуросики. Сумико увидела продолговатую клетку с иссиня-чёрным, нахохлившимся скворцом.
— Красивый, правда?.. А какая у него на грудке жёлтая полоска, гляди… Умнейшее существо… слова заучивает. Ты сможешь с ним говорить, если тебе будет скучно…
И зачем только мужья лебезят перед жёнами! Разве этим от них чего добьёшься!
— Хватит! При чём тут Катакура-кун?
— Он болен, у него аппендицит…
— Это я уже слышала.
— Понимаешь, он болен… не может ухаживать за скворцом и попросил меня продать его. В рассрочку. Всего по тысяче иен в месяц…
— Ясно!.. — произнесла Сумико ледяным голосом и уничтожающе поглядела на мужа. — Можешь не продолжать!
Сумико уже как-то имела дело с птицами. Года за два до этого Кэйдзо купил тогда двух синиц. Вышел прогуляться, а вернулся с двумя птицами. Сумико не испытывала особой страсти к животным, но и неприязни тоже. Поэтому тогда она отнеслась к появлению птиц в доме довольно мирно. Она же не предполагала, чем дело кончится. А Кайдзо поиграл с синицами недельку и забросил. И ухаживать за ними — кормить, чистить клетку — пришлось Сумико.
Спасибо, соседи взяли тогда синиц, а то бы она до сих пор с ними мучилась. Нет, теперь она такого не допустит. Через неделю скворец надоест Кэйдзо, и снова ей придётся с ним возиться, убирать клетку… Нет уж, довольно!
Но особенно Сумико разозлилась, когда увидела, как Кэйдзо, растянувшись поперёк веранды, сюсюкает со скворцом. Такое занятие пристало какому-нибудь выжившему из ума старикашке, а не молодому, полному сил мужчине. Сумико еле сдерживала гнев.
И вот утром, когда Кэйдзо уходил на работу, ссора и разразилась. Пусть он берёт скворца с собой, Сумико он не нужен.
— Почему ты не даёшь мне ничем заняться?
— Нашёл занятие! Тьфу! Постыдился бы!.. Ну и занимайся своей тварью!.. Теперь мне ясно: скворец тебе дороже жены.
Словом, и пошло, и поехало: «убирайся!», «сам убирайся!» и тому подобное.
— Сгинь, проклятая тварь! Тьфу!
То ли напуганный вспыхнувшей с утра перебранкой, то ли привыкая к новому месту, скворец всё утро просидел в клетке, забившись в уголок и не проронив ни звука. Но как только лучи солнца через окно проникли в комнату, он влез в блюдце и стал шумно плескаться, хлопая крыльями и разбрызгивая воду по всей веранде.
— Ты что тут грязь разводишь?! Для тебя я, что ли, полы натёрла? — вне себя от гнева крикнула Сумико.
И вдруг случилось чудо. Скворец заговорил. Голос у него был хриплый, резкий, картавый, словно в горле у него застряла горошина.
— … блю… блю… блю… блю…
Казалось, говорит человек, только шепелявя.
Скворец словно тщился произнести слово «люблю».
— Ну и словечкам научил тебя твой Катакура! — возмутилась Сумико. — Впрочем, чего и ждать от холостяка?
И она возненавидела Катакуру за то, что тот навязал её мужу скворца, пусть даже в рассрочку; за то, что выучил птицу кричать всякие непотребные слова, за то, что и голос у скворца вкрадчивый и шепелявый, как у старого развратника, пытающегося обольстить молоденькую девицу.
От всего этого ей было ужасно противно.
2
— Вот и всё! — закончила Сумико свой рассказ об утреннем происшествии. — Настроение у меня препаршивейшее! Сидела я сидела, подперев голову кулаками, и надумала поехать к тебе. Вот как я оказалась здесь.
Сумико со своей школьной подругой Норико Татиси сидели на диване. Махонькая комнатка с дощатым полом, тонувшая в полумраке, служила Норико мастерской. Всюду были в беспорядке разбросаны кисти, тюбики с красками, палитры, холсты. На всём лежал слой пыли. Посреди комнаты стояли два маленьких потёртых дивана. Никакой другой мебели здесь не было.
— Как я тебе завидую! Занимаешься любимым делом! — восторженно проговорила Сумико, оглядев мастерскую.
— Есть чему… — возразила Норико.
У неё был низкий, чуть скрипучий голос.
— Скажешь тоже!.. Да моя жизнь по сравнению с твоей — бессмысленнейшая трата времени!.. Как же не завидовать?..
— Тогда разводись, — холодно отрубила Норико.
— Думаешь, это просто? А как я жить буду?
— Заведёшь любовника…
— Глупости. Сил нет. Я и так измоталась. То уборка, то стирка, то за покупками… Куда мне!..
Женщины любят, встретившись со старыми подругами, похвастаться мужем или представить свою семейную жизнь в несколько приукрашенном виде. Водился такой грешок и за Сумико. Но теперь, с Норико, она, наоборот, впала в другую крайность: без конца жаловалась. Впрочем, и тут она каждым своим словом подчёркивала, что вот она, Сумико, замужем, а сухопарая очкастая Норико до сих пор сидит в девках. Она даже заключила свои жалобы такими словами:
