— Господи! — крикнула какая-то тетка, зажимая носовые пазухи, — да ведь это ж дерьмо!
Зал разом перестав хлопать, принялся спасаться от нестерпимой вонищи, кто как мог. Люди срывались с мест и метались в панике, падая кубарем с импровизированных трибун. Кто-то визжал, кто-то плакал. Некоторые женщины принялись разбрызгивать вокруг себя имевшуюся у них парфюмерию, в надежде заглушить невозможный запах, но он, словно огненное дыхание мифического дракона, пожирал ничтожные струйки и с новой силой внедрялся в помещение, пропитывая каждую деталь, каждый закуток.
— Вы правы дорогие мои, — произнес в микрофон Василий, который казалось вони совершенно не чувствовал, — это фекалии. Это наглядная демонстрация того, что вы с таким рвением и удовольствием ежедневно из года в год поглощали. Теперь, наконец, вы сможете во всей мере ощутить, реальную суть так любимого вами информационного потока транслируемого великой останкинской телебашней.
В этот момент, что-то огромное рухнуло с неба, и телецентр задрожал, словно студень на блюде. Экран, на котором обрубленная башня непрерывно исторгала из недр Москвы зловонную жижу, померк и зашипел помехами. Смело можно утверждать, что в каждой квартире, в каждом доме с телесигналом случилось то же самое. Он пропал. Те люди кто в это время находился на улице, могли видеть, как с неба, за секунду до прекращения телеэфира рухнула вернувшаяся на землю верхняя часть останкинской телебашни, взмывшая в начале ракетой ввысь. Пока она парила где-то в плотных слоях, сигнал не прекращаясь транслировался, но с падением ее все завершилось.
Телевидения больше не существовало.
Эллада Вознесенская, словно прозрев после длительной болезни мозга, вдруг поняла, что произошло. Осознание пришло внезапно в момент падения антенны. Она поняла, что карьера ее, а значит и жизнь кончились, что теперь она никому не нужна и никто уже не просуфлирует ей красноречивыми подсказками с монитора. Что денег на очередную закачку силикона у нее не будет, что она не молода уже, глупа и бездушна. Эллада заплакала, от чего контактные линзы набухли неприятно и она, вытащив их, посмотрела блеклыми, невыразительными глазками на мечущихся по студии людей, вдохнула зловонного смрада вихрем врывающегося с улицы и вдруг заметила, как три разрушивших ее судьбу гостя растаяли в воздухе, будто в пустыне навеянный жаждой мираж.
Странным образом, совершенно необъяснимым, в тот самый момент, когда на землю рухнула антенна телебашни, во всех кинотеатрах страны прервался показ кинолент, зависли персональные компьютеры, с помощью которых в этот момент некоторые пользователи просматривали художественные фильмы. Этот процесс как снежная лавина захлестнул собой все, абсолютно все уголки державы, даже самые отдаленные ее периферии.
Маршрутка тряслась так, что казалось вот-вот развалиться, разбросав пассажиров по дороге как отслужившие не нужные детали. Елисей хотел немного вздремнуть, но ничего у него не вышло. Тряска была жуткой, от нее дрожали щеки, и совершенно не функционировал мозг, да еще к тому же две тетки впереди Нистратова затеяли спор о событиях произошедших вчерашним вечером с останкинской телебашней. Он, памятуя о газетном заголовке, прислушался.
— Говорю тебе, это олигархи над людьми измываются! — верещала одна, похожая на селедку одетую в двубортный пиджак и красную беретку, — Уж не знают, куда свои деньжищи девать!
— Дура вы, Маргарита Степан-на! — отвечала другая, — Зачем им такое надо?
— Затем! — упорствовала селедка, — Что им человека говном полить, что ребенку конфетку скушать — радость!
— Ерунду вы говорите Маргарита Степан-на, — мямлила вторая, манипулируя длинным рыхлым носом, — такое даже олигархам не под силу! Это дьявол в мир пришел. Вы того что в кепке был, помните?
— Ну?
— Из-под кепки-то у него рога торчали! — определила тетка с носом и осмотрела всех пассажиров выжидающе.
— Не было никаких рогов у него, — включился в спор, очкарик сидящий напротив, — я его знаю, это актеришка второстепенный из «Таганки». Алкоголик известный, по всем ток-шоу шатается бездарь!
Обе тетки уставились на очкарика как на вдруг заговорившее полено.
— У коммунальщиков, — продолжал рассудительным тоном гражданин обделенный остротой зрения, — крупная авария случилась, и вся канализация всплыла естественно, а телевизионщики из этого шоу устроили.
— Ну конечно! — не поверила селедка, — А что ж тогда телевизор не работает?
— Так ведь затопило все Останкино, — привел аргумент очкарик, — кто ж будет, в таком зловонии работать?
— А ангел-то как же, который летал?..
При этих словах Елисей вздрогнул и насторожился.
— Ой, умоляю вас, женщина, — взбрыкнулся очкарик, улыбнувшись резиново, — при нынешнем-то развитии кинопроизводства? Вы еще может думаете, что холодильник был живым? — с надменной усмешкой спросил он.
Вторая тетка, покраснела, толи от жары толи от негодования, уставилась глазами куда-то в пространство, затуманилась зрачками и пророчески предрекла:
— Помяните мое слово! В конце лета Юпитер натолкнется на Марс и все континенты Земные смоет в ледовитый океан! А людьми будут править строящиеся в лабораториях Пентагона роботы!
Все в маршрутке, кто слушал разговор, посмотрели на провидицу, кто со страхом кто с жалостью, и в этот момент тряхнуло так, что каждого чуть не выкинуло из сидения.
— Вот! — вскричала тетка, вонзив палец в высь, — истину говорю!
Спорщики, отвернувшись друг от друга, ехали дальше молча, изредка поглядывая на попутчиков, словно желая возобновить беседу, но тут же передумав, отворачивались обратно, нервно мельтеша глазами.
Елисей, спросил у водителя — скоро ли они будут у монумента, — и получил удручающий ответ, что до самого монумента, маршрутка не идет, а заворачивает раньше на первом посту ГИБДД. Елисей чувствуя, что снова все против него, выругался страшно, но почти не слышно и попросил высадить его на повороте. Он пошел вдоль ленинградского шоссе пешком по пыльной обочине, повесив на плечо сумку с крыльями и тяжелым черным кирпичом. Шел он долго, ему хотелось пить и есть, и еще в голове вертелся жуткий газетный заголовок, тематика которого так живо обсуждалась в маршрутке. Елисей постарался припомнить, что было написано в газете. И на удивление вспомнил отчетливо и ясно. Было там написано вот что:
ОСТАНКИНСКАЯ ДЕРЬМОКАЧКА!
Бывший центр телевидения и радиовещания вырабатывает до 30 тонн фекалий в час!!!
И фотография на первой полосе, запечатлевшая разрушенную башню, из центра которой бьет в небо фонтан, очень похожий на нефтяной. Чтобы все это могло значить Нистратов не догадывался, но чувствовал всей силой подсознания и включенной в процесс логикой, что события с башней переплетаются и с ним непосредственно, тем более, что в словах тетки из маршрутного такси фигурировал (в который раз за эти дни) ангел. Елисей теперь был абсолютно убежден, что крылья лежащие в его сумке — ангельские. Настоящие! Уже в тогда, дома, когда он увидел их впервые, смутная догадка об их истинном происхождении забрезжила в голове, теперь же он понял отчетливо — они были натуральные, живые! Не какой-нибудь муляж или искусно созданное сумасшедшим таксидермистом произведение искусства, а нечто божественное, неподвластное пониманию человеческому. Да еще эти новости последних дней, где непременно кто-то видит ангелов.
— «Не спроста все это!» — кивал сам себе Нистратов.
В таких раздумьях он добрел до стелы. Она действительно, как и говорил Эль Хай, возвышалась на поросшем травой кургане и похоже была воздвигнута в честь победы русского народа над фашизмом в ходе Великой Отечественной Войны. У подножия монумента располагалась гранитная плита с «вечным огнем» в центре, а на самой стеле выгравирована была непропорциональная пятиконечная звезда. Из поросшего травой кургана, справа, торчала каменная гипертрофированная голова воина и буквы, сплетающиеся в патриотический текст. Читать его Нистратов не стал. Напротив, через дорогу, Елисей увидел милицейский пост и, снующих возле него, двух упитанных гибддешников с палочками. Они походили на внимательных и хищных медведей, охотящихся у берега реки на крупного лосося. Гибддешники о чем-то энергично переговаривались, ловили добычу и получали на лапу барыш. Было еще светло, и Елисей здраво рассудил, что следует дождаться сумерек, залезть на холм сзади, пробраться к каменному монументу и раскрыть загадочную тайну, воспользовавшись треугольным ключом. Справа от поста, Елисей к радости своей обнаружил ресторан «Макавто», в животе призывно заурчало, и он, дождавшись зеленого сигнала светофора, поспешил в американский котлетно-булочный храм.
Елисей заказал себе два гамбургера, чизбургер, картошку фри с сырным соусом, чай в пол-литровом пластмассовом стаканчике и пирожок с абрикосовым повидлом. Он сел за столик у окна и жуя тонюсенькую котлету, зажатую между двух половинок мягкой булки, смотрел то на стелу, то на бороздящих ресторан работников. Работники состояли сплошь из молоденьких прыщавых девиц и таких же молоденьких и не менее прыщавых парней. Они как клонированные адской машиной глобализации компоненты торгового организма, были одеты в одинаковые красные клетчатые рубашки, и имели не выражающие эмоций лица с натянутыми на них неискренними улыбками.
