Как удаляющийся воздушный шар. Мы проводили ее взглядом.
Мне трудно выразить словами то, что произошло потом. Быть может, спустя годы Отохико напишет об этом гораздо лучше меня.
Я не сумею внятно рассказать об этом лете. Я помню только жаркие солнечные лучи и сильное чувство, что меня нет… Я отсутствовала. Какую роль я играла? Иногда мне кажется, что я превратилась в это лето. В роли лета у меня было важное преимущество: я могла видеть эту женщину. Видеть Суи.
Я стала частью атмосферы, которая окружала ее, и впитала в себя ее непонятную печаль. Она до сих пор хранится в моей груди. Плохая судьба, душа, навлекающая на себя неудачу. Я видела, как Суи применяет всю свою изобретательность, чтобы отстоять любовь.
Что особенного нашла она в отце и Отохико?
Вокруг миллионы мужчин, почему она выбрала своих родственников?
Нет совершенной любви – если бы ты и Отохико расстались, он вздохнул бы с облегчением.
Ты счастлива своей жизнью? Ведь ты сама виновата в том, что ничего хорошего с тобой не происходит.
Суи верила в затрудненное дыхание своей причудливой души, в сверкание своей интуиции.
Она обладала невероятной волей к жизни и напоминала котенка, который жалобно мяукает в грязной луже, но остается в живых. Сёдзи этого не хватало, а я и Отохико не в состоянии были поверить в это полностью и колебались.
Суи использовала свою волю до конца. Тем летом я была рядом и видела ее.
Я видела Суи.
– Ты можешь прийти ко мне? Мне очень одиноко, – сказала Суи плачущим голосом. «Опять?» – подумала я.
– Что случилось? Где Отохико? Его нет?
– Это – большой ребенок, – несмотря на слезы, она прыснула. – Смешно говорить, но он ушел в поход.
– В поход? – я невольно рассмеялась. – В поход с костром?
– Приехал его американский друг и предложил попутешествовать. Три дня назад они уехали.
– Ведет себя как мальчишка.
– Именно. Мне надо выговориться… придешь?
– Хорошо!
После нашей встречи с Саги мы не созванивались и не встречались. Я купила цветы и пирожные и отправилась к Суи.
Смеркалось. Сумерки входили в каждый дом, и люди зажигали электричество. В последнее время мое сознание, совсем как у алкоголика, прояснялось только с наступлением вечера. Уличное освещение, выныривающее из темноты, жилые дома на склоне. «Уже вечер!» – думаю я и просыпаюсь.
Кажется, я всегда чем-то одержима. Я постоянно ловила себя на мысли – бываю ли я когда-нибудь не одержима?
Я позвонила в дверь. Ответа не было, я повернула ручку, и дверь легко открылась. В квартире ярко горел свет, но Суи не было видно. Стеклянная дверь на веранду в раме из алюминия была приоткрыта. В ней виднелось легкое вечернее небо.
Я вошла в комнату и увидела стоящую на веранде Суи. Она курила, что с ней редко бывало. Ее волосы, совсем как в стоп-кадре, вздымал ветер.
– Привет, – сказала я.
– Заходи, – Суи обернулась. Словно светлое облачко на фоне разноцветного вечернего неба. Бледные губы, покрасневшие глаза. – Занималась стиркой, устала, – сказала Суи.
– Пожалуйста, не беспокойся.
Не успела я опуститься на пол, как Суи вскрикнула:
– Ой!
– Что? – усевшись, спросила я.
– Ты, как нарочно, сюда села! Я пролила кофе…
На моих белоснежных брюках виднелось коричневое кофейное пятно. Я пришла в отчаяние.
– Я уронила кофейник и забыла вытереть, – Суи громко рассмеялась. – Какое дурацкое совпадение. Снимай, надо сразу постирать.
– Дашь мне что-нибудь?
– Держи.
Суи достала из корзины с только что выстиранным бельем черную трикотажную юбку. Я переоделась в ванной. Суи сунула мои брюки в стиральную машину и нажала кнопку.
– Извини, – сказала Суи и бросила туда, где был пролит кофе, какую-то тряпку. – Это знак, что сюда нельзя садиться.
– Понятно, – сказала я. В комнату доносился слабый шум стиральной машины.
– Тебе нравится стирать? – спросила я.
– Нравится этот звук, – ответила она.
– Вот цветы и пирожные.
– Лилии! Мои любимые цветы. Похожи на меня? – взяв лилии в руки, спросила Суи.
– Когда говоришь, не похожи.
– Вот как.
Немного похожи, подумала я. Сильным запахом и тем, что, когда цветочная пыльца попадет на одежду, ее ничем не вывести.
Суи улыбнулась, а я, смутившись, как школьница, не стала этого говорить.
Стеклянные глаза. Зрачки с холодным отблеском. Суи в тот день была очень добра, раскрывала свою добрую половину, незаметно распространяла ее, согревала атмосферу.
Конечно как лилия.
Запах сладкого сиропа, в который превратилось отчаяние.
– Знаешь, я уже жалею о том, что ее отдала, – поставив лилии в вазу, сказала Суи.
– Копию рассказа?
– Да. Удивительное дело, правда? Последний оплот моего детства. Когда о рукописи никто не знал, я пьянела от сознания, что скрываю ее. Гордилась тем, что о ней знаю только я. Придумывала, куда бы получше спрятать свое сокровище. Благодаря этой рукописи я росла в своих собственных глазах.
– Странно! – сказала я. – Пока она принадлежала тебе одной, она была не больше чем амулет! Куда бы ты ни поехала, ты и без нее сможешь жить! И здесь, и в Африке, и в Индии…
– Неужели? – удивилась Суи. – Кажется, уверенность возвращается ко мне.
Она явно хотела успокоить меня, и мне стало досадно. Нужно было что-то ей сказать:
– Ты любишь жаловаться, но у тебя есть сила. Ты не сходишь с ума и не делаешь глупостей. Я убеждена, что рано или поздно ты добьешься своего счастья. У тебя есть талант, есть жажда жизни. Я уже месяц рядом с тобой и просто убеждена в этом. У тебя есть свои проблемы, но ты движешься в правильном направлении.
– Спасибо, – Суи улыбнулась уголками рта.
Наконец-то я вспомнила. Точно так же улыбался Сёдзи. С безнадежной любовью. С непоколебимой твердостью.
– Талант… он только пожирает человека! Я затеряюсь в толпе, я стану ничтожеством! – воскликнула Суи.
– Все еще изменится. Ты просто устала!
– Я перестала видеть мир с высоты птичьего полета. Но когда это случилось? Когда я встретилась с Отохико? Когда испортились мои отношения с мамой? Когда я начала спать с отцом? Когда рассталась с Сёдзи? Когда приехала в Японию? Ничего не понимаю.
– Ты устала и плохо выглядишь.
– Потому что я беременна. Я была потрясена.
– Не может быть!
– Вчера ходила к врачу.
– От Отохико?
– Не знаю, скорее всего от него.
– Это… тебя не смущает? – Я не могла сказать прямо.
– Придется делать аборт, – сказала Суи с гримасой.
– А что остается?
– Не знаю… – Суи склонила голову набок и погрузилась в молчание. Я тоже молчала. Потом, собравшись что-то сказать, увидела, что глаза Суи закрыты.
Казалось, она прислушивается к шелесту ветра из иного мира.
«Из какого?» – подумала я, и меня охватила печаль.
Живой цвет рассыпанных, будто оставшихся от маленькой девочки, веснушек и нежно-розовый цвет закрытых век. Словно передо мной картина, а не живой человек. Я впервые так внимательно разглядывала лицо Суи. Ее открытые глаза производили слишком сильное впечатление, и смотреть ей прямо в лицо было невозможно. Пожалуй, вся она именно в цвете и свете своих глаз.
Но сейчас от ее лица исходит цвет поражения. Краски смирения раздавленного и уставшего человека.
Внезапно открыв глаза, Суи чуть шевельнула губами и заговорила. На ее лице было довольное выражение.
– Мне стыдно признаться, но я снова хочу видеть «папу»!
– Папу?
– Да, чтобы он крепко держал ребенка на руках, играл с ним, вечером поскорее возвращался домой, снимал его на видео, переживал, если у него поднимется температура или он плачет по ночам… Я не уверена, что из меня получится хорошая мама.
– А Отохико способен на это?
– Кажется, нет. «Папа» – это самый обычный отец, мужчина, который будет наблюдать за тем, как ребенок растет. Не знаю, справится ли с этим Отохико. Я очень на это надеюсь, но делаю вид, будто бы не надеюсь.
Я заплакала.
Слез в глазах не было, но что-то на меня нахлынуло, что-то разрывало мне грудь. Нельзя плакать, подумала я.
– Послушай, – сказала Суи, – если он велит сделать аборт, отведешь меня в больницу?
– Конечно, – сказала я. – Наверное, лучше сделать. Поговори с Отохико, когда он вернется… – Я не удержалась и прыснула. – … из похода.
– Когда он вернется из похода, – Суи тоже засмеялась.
Самое неподходящее к его возрасту, ситуации и теме нашего разговора слово. Теперь всякий раз, услышав слово «поход», я буду вспоминать этот день и смеяться.
– Послушай, не поесть ли нам чего-нибудь? – спросила Суи.
– Хорошо бы! Пойдем, – сказала я. – А тебе плохо не станет? Может, что-нибудь приготовить дома?
– Есть только хлеб и суп, попробуешь? – сказала Суи с такими добрыми, добрее не бывает, глазами. Она смотрела на меня глазами, полными любви.
– Ты сама приготовила? – спросила я.
