И неизбежный геморрой. На следующем стэйшене мне посчастливилось замониторить три тупые горланящие хари, шумно завалившиеся в мое прибежище.
Типа военные. Только пусть не буянят и не лезут ко мне со своим служивым, подумал я. Двое из них были рядовые, а третий офицер, лейтенант. Тоже молодой парнишка. Старше их на год, может, на два. Он был у них типа того за брата, хозяина, босса и спонсора.
Первым делом, рассредоточившись по купешке, они заинтересованно спросили, согласен ли я всю ночь лакать вместе с ними многочисленное припасенное пойло. Я тут же представил, что если откажусь, то мне предстоит до утрянки слушать их интеллектуальные беседы, лежа на верхней полке. Что ж, выхода уже не было. От безысходности я согласился.
— Мы солдаты, цвет нации и гордость Отечества! — сразу объявил один из них. Это он провозгласил, чтобы я понял, кто здесь типа за паршивую овцу катит, а заодно чтоб просек грандиозный смысл миссии, возложенной на этих очередных пришельцев в мое путешествие.
Жратвы у них почти не было — сухпаек только децельный. Зато водки и спиртяша было столько, что, казалось, они собираются сегодня конкретно утонуть в синьке или по крайней мере искупаться.
Значит, мигом перезнакомились и начали заливать в себя. Им не приходилось высвобождать свою сущность, потому что тупость была у них в крови, закоренелая и махровая, впрочем, как и у всех военных.
Они оказались из числа тех, кто петрушился в Чечне. Полавировав из деликатности, я догнал, что петрушились они на стороне Государства. Типа федералы. А теперь, напетрушившись вдоволь, они ехали по домам отвернуть свои порции счастья.
Первый из рядовых, получилось, был из Далекого Города. И он сразу заявил, что это красивейший город в мире.
— Да, да, конечно, это так, кто же спорит? — согласился я с ним. Второй типа из деревни. Его там ждала кобыла, трактор и все остальное живописное. Этот с трудом подбирал слова. На его задумчивом лице черным по белому было написано, что если он еще не имбецил, то уж почти что.
Лейтенант в свою очередь откровенно сообщил мне, что очень хотел стать героем. Очень хотел, да не прикатило. Героем-то уж быть почетно. «Это очень нравится девкам», — вот к чему он клонил, наивный пройдоха. Этот маньяк, видимо, пытался выдавить из войны какие-то кусочки преимущества в положении и любви для себя. Как только разговор зашел про героизм и про любовь, они разом вспомнили, как весело развлекались с тинами в Гудермесе. На такое уж бесстрашное развлечение не каждый решится. В этой спешке к своей выгребной яме любовь и смелость нужны каждому.
Кстати, очень скоро я попутчиков и зауважал. Как оказалось, такая смелость оправдывалась ничем иным, как принадлежностью их подразделения к славному полку под предводительством полковника Буданова. Который не гнушался лично расправляться с особо страшными замаскированными врагами, особенно если они были несовершеннолетние и женского пола. Даже похвалились, как крошили, а потом закапывали бешеных террористок.
В свою очередь офицер также похвастался типа и ему кое-что перепало с этой кампании по торжеству российской Конституции.
— Смотри сюда! — говорит доверительно. — Самая настоящая пуля! Видал такое?
Пуля была обычная, маленькая и не страшная.
Затем гордо рассказал мне, что ему эту самую пулю в ногу присобачили. И теперь он едет зализывать лапу к себе на родину, в Северный Город, почему я сразу ему и зазавидовал. Как оказалось, ранение он воспринимал как посланную свыше божью отметину. Это была одна из составляющих на его бесстрашном пути стать героем. Мне даже стукнуло в голову, что если бы ему эта пуля не перепала, он бы сам придумал бы что-нибудь подходящее по этой тематике. А наверняка он сам себе эту пулю в ногу и засадил для пущей крути. Этот Александр Матросов.
— Но ничего, ранение пустяковое, — продолжал он. — Мы черным еще покажем! Россия ни перед кем на колени не вставала! Великая Русь всегда побеждала и сейчас победит, всех передавит. Мы патриоты, а черные не пройдут! Мы — русские люди и гордимся этим! — вот так он разглагольствовал, размахивая очередной бутылкой.
Я, конечно, решил не ввязываться в их стратегические военные планы и позиционировался молча.
Ни слова лишнего. Ни гу-гу.
Раскрепощенные громадным количеством выпивки и мерным постукиванием поезда, они разве что не захлебнулись в своей немыслимой браваде и выдумках о ратных подвигах. Облаченные в форму «чужие» намного хуже гражданских, потому что их животное состояние узаконено. Гражданским нужно прикидываться приличными и честными, чтобы сделать вам какую-нибудь пакость. С военными таких проблем нет — убивай, насилуй, грабь. А в случае чего получай на грудь орден, очередное звание и благодарность Родины.
Словом, они брякнулись на свою привычную тему. Да уж зато не врали, хоть на этом спасибо.
Но если бы я им напрямки заявил, что думаю по поводу войны с чехами, они сочли бы меня предателем, унылым скептиком и размазней.
Еще я услышал, что у этого самого лейтенанта там, в Чечне, почти вся рота полегла. И что, подлечившись, он обязательно вернется и «разберется с черными по полной программе».
Затем они стали вспоминать разные смешные военные истории. Ну как чеченских пацанят танками гоняли и как снайпершу-эстонку на британский флаг исполосовали. Они так воодушевились своими рассказами, что пили теперь без тостов, невпопад, без закуски. Эти доблестные защитнички Родины.
Узнав, что я перемещаюсь в пространстве с целью обучения в Академии, лейтеха решил рассказать самый значительный подвиг за всю эту славную кампанию. За подвиг этот самый лейтенанту красивейшую медальку впарили. «За мужество». Рядовые с уважением косились на медаль и цокали восхищенно языками. Им тоже хотелось такую же высокую награду и ленточку в придачу. Чтоб всем потом на гражданке в рожи тыкать, на дискотеки цеплять, а ночью под подушку класть. Лейтенант тоже свою медальку часто рассматривал и нежно поглаживал. Раз в полчаса доставал баночку с каким-то раствором, макал в раствор тряпочку и бережно протирал награду, резко выделяющую его из общей массы негероических людей.
Так вот. Как-то раз их рота благородно зачистила очередную деревню и вечером мирно храпела, заслуженно отдыхая в поле от постоянных боев с невидимым неприятелем. Заметно насладившись алкогольными напитками, конечно. А тут неподалеку по местности легашный полк проходил. Ну, внутренних войск. Тот полк был такой новенький, такой свеженький, такой только что присланный. И им, конечно же, очень хотелось вкусить настоящих боев, поверженных врагов, боевого пороха, наград и военной доблести. Там еще у легашей полковник был главный. Сюда он приехал с одной целью — доказать этим несмышленым военным кадровой армии, кто здесь, на этой войне, самый основной стратег и тактик. К тому же ему напели в плане мотивации за новую хату в Химках опосля виктории. И жена, провожая его на рать, с надеждой просила его поубивать боевиков как можно больше. Это понятно, чтоб им эту квартирку отхватить и жить дальше вполне счастливо.
Что ж, желание вполне понятное.
Со слов лейтенанта, полк был тот еще более залитый спиртяшкой, нежели его рота. Всем ратничкам в том полку было лет тоже по восемнадцать. И в них кипела вся бравая скиновская удаль и ненависть к чернявым. К тому же полковник обещал всем, что будут они много стрелять по врагам. И обещания нужно было держать. «Кругом враги! Все лам желают зла. Стрелять во все, что движется. И побольше!»
Так отечески наставлял их полкан.
Тут они как раз лейтенантскую роту в темноте и увидали. Сомнений не было — чеченцы, наемники со всего мира. Рассмотрев в ночной бинокль сопящую, хрипящую, культурно отдыхающую роту лейтенанта, полковника осенило: «Вот оно, солнце Аустерлица!»
Он, ясно, хотел конкретнейших битв и славных побед. Чтобы воодушевить на атаку своих бойцов он, полковник, обратился к ним с пламенной речью:
— Солдаты! Настал час великой битвы! Это время грандиозных сражений! Сейчас мы делаем историю! Прольем же без лишних сомнений кровь за нашу великую матушку Россию! Во имя свободы и демократии, как говорят нам из ящика. Я чувствую, это ключевое сражение всей кампании. Там Шамиль, Хаттаб, Бен-Ладен и Удугов. Отомстим же чеченам за погибших наших товарищей! За наших детей, отцов и матерей! Вперед! В атаку! Пленных не брать!
Сам-то этот победоносец в атаку не пошел, а остался со штабными на холме рассматривать в ночной бинокль, что же выйдет изо всей его стратегической хренотени. И заранее радостно потирал руки, мечтая о квартирке в Химках.
Ударили они по всем правилам. Всей своей огневой мощью. И пока ошалелые легаши полковника в угаре стреляли во все стороны, а полусонные военные лейтенанта пытались отстреливаться, почти вся несчастная рота и полегла. Такое вот недоразумение вышло. Поразбирали они своих раненых и мертвых, выпили вместе за грядущую победу и разбрелись дальше по полям чеченцев разыскивать. Списали потери. Война, чего уж там. А лейтенант, культурно залитый по самые обода, во время боя нелепого даже и не проснулся. Это он с гордостью сказал. Вот какая боевая выучка, мол.
