– Русские?
Девушка подошла ближе. Я не ошибся вчера: волосы у нее были точь-в-точь, как у Марики – пепельно-белые. И лицо похожее: нежное, с легкомысленно вздернутым носиком. А вот глаза другие. Глаза совсем другие. Большие, серые. Взгляд быстрый, точный, прямой, как у снайпера.
– Ты русский?
– Да.
– И ты? – Капитан Комочин поднялся с пола, и она запнулась, поправилась:
– И вы?
Усатый Фазекаш отозвал ее в сторону. Не обязательно было шептаться. Подумаешь: конспирация! И так все ясно: он просит сообщить о нас тому самому Бела-бачи.
– Ладно! – произнесла она громко. – Я быстро… Налейте кто-нибудь вина.
Янчи подхватил кувшин, понес к бочке. Он вообще, я заметил, был услужливым парнем.
Появился угрюмый Черный. Его встретили многозначительным молчанием и веселыми взглядами. Насупившись и двигаясь как-то странно, правым боком, он подошел к лампе и сел на край скамьи, все так же, боком.
Аги на него даже не посмотрела. Поправила платочек и пошла в темноту. Янчи потащил за ней полный кувшин вина.
Лишь когда она скрылась во мраке погреба, длинноволосый Лаци повернулся к Черному:
– Главное – тактика. Кавалерийский наскок!
Черный подпрыгнул, будто вдруг почувствовал, что сидит на гвозде. Левая сторона его лица предстала перед нами во всем своем великолепии. Даже в тусклом желтом свете керосиновой лампы она пылала, как раскаленная.
Лаци, указывая пальцем на его щеку, разразился громким хохотом.
– Перестань! – заорал Черный. – Перестань сейчас же! Или я тебя…
Тут поднялся Фазекаш.
– Нет, это я тебя! – Он ткнул кулаком воздух. – Слово истинного венгра, если ты сейчас же не заткнешься, я тебе разогрею еще и правую щеку, хотя, видит бог, даже мне вряд ли удастся уравнять ее с левой.
Черный раскрыл рот и вновь закрыл, так и не произнеся ни единого звука. Больше я не слышал его – он нырнул куда-то за бочки.
Фазекаш разделил пополам принесенную девушкой еду. Половину отложил в сторону, другую половину разрезал на равные доли и раздал всем нам. Мы с Комочиным, как и другие, получили по ломтю хлеба и кусочку розового, обсыпанного о двух сторон рыжим перцем, сала.
Капитан и я разделались со своими порциями, не мешкая. Съели хлеб, сало, запили кислым вином. А вот ребята разбрелись каждый в свой угол и жевали там медленно, смакуя – еда вносила какое-то разнообразие в их серый быт, и они старались продлить это единственное свое развлечение.
Девушка возвратилась довольно скоро, из чего я заключил, что Бела-бачи живет где-то неподалеку.
Пошептавшись с Фазекашем, она подошла ко мне, легкая, стройная.
– А ну, встань! – бесцеремонно приказала она.
Мне очень не понравился ее тон. Я никому не позволял так говорить со мной, даже отделенному в училище – уж на что он был большой начальник и любитель командовать.
– Нельзя ли повежливее? – Я остался сидеть.
– Вот правильно! – поднялся из-за бочек Черный. – Правильно, русский!
– Бог мой! – в ее больших серых глазах мелькнуло изумление. – Тут минуты решают, надо спешить, а его, видите ли, тон не устраивает… Пожалуйста! Могу иначе… Целую ручку, ваше благородие, покорнейше прошу вас встать. – Она присела в глубоком реверансе. – Так годится?
Я поднялся, не глядя на нее. Кажется, я свалял крепкого дурака!
– Встаньте, ребята, рядом с ним. Живо, живо!
Фазекаш прошелся перед нами, заложив руки за спиной, как Наполеон перед строем своих маршалов.
– Как по-твоему, Аги?
– Пожалуй, Черный, – сказала Аги. – Они одного роста.
– Правильно! Ну-ка, Черный, сменяйся с ним одеждой. Живо!
Нельзя сказать, чтобы Черный подчинился с большой охотой. Да и я тоже не прыгал от радости. Не очень-то приятно натягивать на себя костюм, еще теплый от чужого тела. Но что было делать! Мне предстояло идти с Аги, а в военной одежде меня мог задержать первый встречный патруль.
– Смотри, какой кавалер! – воскликнула Аги, увидев меня в костюме Черного. – Тебе больше идет штатское, русский!
– Почему не берете нас обоих? – спросил ее капитан Комочин.
– Так приказано. Вы останетесь здесь заложником. Я вечером должна вернуться. – Не вернусь – вас повесят.
Я содрогнулся:
– А если…
Она перебила меня:
– Если вы русские, бояться нечего… Ни тебе, ни ему. Скорей, кавалер, у нас мало времени.
Она была младше меня, ей было не больше двадцати. А говорила со мной, как с зеленым юнцом.
Черный не удержался, крикнул на прощанье:
– Эй, Аги, если он побежит, стреляй прямо в голову. А то понаделаешь дырок в костюме.
В голосе у него прозвучали заискивающие нотки. Но Аги была непримирима.
– Ты разве не знаешь, что я умею отлично управляться и без пистолета? – отрезала она, и Черный прикусил свой длинный язык.
«Молодец!» – мысленно похвалил я ее.
Мы прошли немного вперед, и Аги зажгла спичку.
– Спускайся.
Я разглядел в полу люк и в нем лестницу. Только сейчас мне стало все ясно. Сталевары скрывались в одном погребе, а ходили через другой, помещавшийся ниже, куда вел этот люк. Мы с Комочиным, забравшись в нижний погреб, случайно оказались у них на пути.
Аги шла впереди и все время чиркала спичками, оглядываясь:
– Видно?
Вероятно, она сама отлично прошла бы в полной темноте.
Мы подошли к выходу из погреба. Аги толкнула плечом тяжелую дверь. Я хотел помочь.
– Не надо…
Она вышла сначала сама, потом, придерживая дверь руками, выпустила меня.
Яркий солнечный свет хлестнул по глазам. Я зажмурился. Потом стал открывать глаза – осторожно, часто моргая, чтобы снова не хлестнуло.
Город лежал внизу, весь залитый солнцем. Красочный, яркий, словно за ночь с него смыли всю вчерашнюю унылую серость. И мирный. Такой мирный, что я на мгновение ощутил удивительно легкое, почти сказочное чувство радости и облегчения, словно проснулся после кошмарного сна.
Только одно мгновение – и заклубившееся в чистом небе крутое облачко и жесткий хлопок зенитки тотчас же разрушили обман, заставляя расплачиваться острой щемящей болью за только что испытанную радость.
– Красиво?
Аги стояла рядом, любуясь панорамой города. На солнце она выглядела утомленной. Под глазами лежали тени.
– Очень. – Я всей грудью вдохнул воздух – он был по-настоящему свеж и чист, без всякого обмана. – У нас по утрам такое же прозрачное небо.
– Где у вас?
– В Сибири. На Алтае. Слышала?
Она не ответила, зябко передернула плечами.
– Солнце, а холодно… Идем!
К моему удивлению, она повела меня не вниз, по тропке, а вправо, по виноградникам, в обход.
– Почему не туда?
Аги быстро повернула голову. Губы ее сжались, белый лоб прорезала острая складка.
– Откуда ты знаешь, что надо туда?
– Я видел вчера. Ты прошла вверх, потом обратно.
Она все еще смотрела на меня недоверчиво. Я добавил:
– Мы лежали в кустах, там, внизу. Ты шла и пела. Вот это.
Я промычал мотив. Складка на ее лбу разгладилась.
– Не так. – Аги, улыбаясь, пропела место, где я сфальшивил. – «Веселая утка». Самый модный фокстрот… Ты танцуешь? – неожиданно спросила она.
– Я… Меня ранило в ногу… Отучился.
Ранение было здесь ни при чем. Просто я не умел танцевать. В десятилетке нас обучали всяким танго, фокстротам, бостонам, но я гордо заявил, что отлично проживу и без них. Ребята с каждым разом все увереннее вели своих дам по школьному залу. А я смотрел на них, презрительно кривя губы, и страшно, до слез, завидовал. У меня просто в голове не укладывалось, как у них хватает смелости подойти к девчонке и обнять ее за талию…
Внизу, довольно близко от нас, показались первые дома. Сверху они выглядели нелепо и жалко, как будто пытались забраться в гору, да так, выбившись из сил, и застряли на полпути, с трудом удерживаясь на крутом склоне. Но когда мы поравнялись с ними, то оказалось, что невзрачные каменные домишки эти прочно, по-хозяйски стоят на земле и, вероятно, не один уже век.
Еще ниже тропка перерастала в городскую улицу. Здания здесь тоже были старые, источенные безжалостным временем, с маленькими, подслеповатыми оконцами и островерхими крышами из когда-то красной, а теперь почерневшей от дыма и копоти черепицы.
Аги остановилась и приподняла левую руку, согнув ее в локте.
– Цепляйся! Видишь, уже город.
Я несмело взял Аги под руку. Она передвинула поудобнее свой локоть, и моя рука, прижатая им, вдруг ощутила теплую упругость ее тела.
Стало не по себе. Я осторожно потянул руку. Она взглянула вопросительно:
– Что такое?
– Так… Неудобно.
Но она поняла.
– Ой, какой ты стеснительный! – она рассмеялась и нарочно еще сильней прижала мою руку. – А знаешь, мне даже нравится. Кругом все такие нахалы… Или у вас, в России, парни с девушками так не ходят?
– Нет, – соврал я.
Она поверила и удивилась:
– А как?
– Просто… Идут рядом и разговаривают.
– Но ведь так гораздо приятнее. И не целуются?
