И если кто-нибудь хоть раз еще скажет ей, что она – беззаботная дуреха, как это позавчера заметила Татьяна, то она ответит: «Это ты сказала…», и пусть потом думает, что же она имела в виду.
И если Саня говорит, что она занимается ерундой – пусть он так считает. Она ничего на это не скажет, только спрячет на время рожки-антеннки, как это делают улитки, в свою раковину.
Соня подняла глаза к Татьяниному окну как раз в тот момент, когда певица выглянула из него с маской на лице, и Соня испугалась: сущий Фантомас!
Соня побаивалась Татьяну: такие везде чувствуют себя, как дома, уверены в своей красоте и неотразимости. Татьяна была из разряда тех женщин, которые даже в незнакомой компании или в чужом доме «забираются на диван с ногами» – и в прямом, и в переносном смысле. Когда-то Татьяна заглянула к ним по какому-то пустяковому вопросу, и Саня пригласил ее попить чаю, так эта особа тут же забралась на диван, поджав под себя одну ногу и согнув в колене другую. Это Соне не понравилось. Было в этой позе что-то неприличное, что-то двусмысленное. Конечно, не для нее, Сони, а для Сани, который сразу принялся развлекать их анекдотами, чего раньше никогда не делал, он считал, что пересказывать анекдоты – плебейское занятие…
Соня кивнула Татьяне и снова погрузилась в работу и в свои такие разношерстные мысли.
И думала так: если бы ей, Соне, пришлось покончить жизнь самоубийством так, как это недавно сделал какой-то несчастный, о котором писали в газете, – выбросился с десятого этажа, было бы ей все равно, что произойдет с ее телом уже после того, как она будет мертва. С одной стороны, думала Соня, она уже ничего не будет ни чувствовать, ни видеть, а с другой – она ведь до того момента, когда превратится просто в тело, должна понимать, что это тело может лежать в неприличной позе, что его будут касаться множество чужих рук – следователей, медиков, санитаров. Как можно не думать об этом, когда решаешься на такой шаг? И не лучше ли в таком случае пойти и затеряться в пустыне, закопаться в песок и выпить яд? Или броситься в море? Или в огонь?
Словом, сделать так, чтобы тебя не видели и не касались?
Соня обязательно бы позаботилась о своей оболочке!
– Ох!
В очередной ямке, в которую она влезла пальцами, оказался острый осколок. Из пальца пошла кровь. Порез небольшой, но кровь течет. Соня встала и, зажав палец, побежала в дом. Чуть не сбила с ног старую фрау, которая вышла в общий коридор, поскольку в ее комнатах начала уборку Оксана. Соня поздоровалась.
– Фрау Сонья, – обратилась к ней старая дама, – я уже несколько раз видела на вас удивительные украшения… Это – серебро? Простите мое любопытство, но где ваш муж покупает такие изделия? Я хочу подарить своей подруге что-нибудь необычное…
Пришлось остановиться.
– Разве они необычные? – удивилась Соня. – Вы шутите?
– У меня нет времени и желания шутить. Я всегда говорю то, что думаю.
– Тогда мне очень приятно это слышать, – вежливо ответила Соня, – ведь эти украшения я делаю сама.
– То есть? – не поняла фрау Шульце.
– Это мое хобби, – объяснила Соня, – у меня такого добра накопилось много.
Вы хотите сказать, что все это – ваша работа? – Удивлению фрау Шульце не было границ, она даже присела в кресло, и Соня нетерпеливо затоптались на месте, крепче зажимая пораненный палец. А фрау Шульце неспешно продолжала:
– Я разбираюсь в таких вещах, поверьте мне. Мой муж был лучшим ювелиром в Германии! Он имел клиентов по всему миру, а некоторые его работы хранятся в музеях и частных коллекциях.
Соня вежливо слушала, чувствуя, что сейчас кровь закапает на только что вымытый Оксаной пол. Чтобы сократить время своего пребывания перед глазами фрау, она изобразила заинтересованность, покачала головой, улыбнулась, мол, прекрасно, так держать, – и медленно двинулась к лестнице, ведущей в ее квартиру.
– А не могли бы вы показать мне свои работы? – не унималась фрау Шульце. – Поверьте, мне это очень и очень интересно…
Соня не могла больше стоять, сделала лишь приветливый приглашающий жест и стала подниматься по лестнице, слыша за своей спиной тяжелые шаги старой дамы. Разве могла она знать, что у судьбы могут быть и такие тяжелые шаги…
…Было около восьми часов вечера.
Соня лежала на диване и перечитывала книгу турецкого писателя – нобелевского лауреата. Перечитывала потому, что сначала эта книга показалась ей наивной. Передать ее содержание, хотя она и была толщиной в четыре пальца, можно было в нескольких словах: состоятельный человек накануне свадьбы влюбился в юную родственницу и провел с ней сорок четыре дня в неистовых ласках, готовясь к браку с другой. А после торжественной помолвки его девушка исчезла, а у него пропала потенция. Свадьба не состоялась. Через год мужчина нашел свою возлюбленную, но она уже была замужем за другим – некрасивым и толстым молодым человеком, заядлым «киношником». Целых девять лет влюбленный до безумия герой выполнял постыдную роль друга семьи, пока не добился своего: девушка рассталась с нелюбимым мужем и согласилась на брак со своим бывшим любовником.
Хэппи энд?
Читая пространные описания страданий несчастного турка, Соня умилялась и удивлялась тому, что человек может переживать свои чувства совсем по-женски – сентиментально, с надрывом и слезами.
А в некоторых местах, совсем не предполагающих веселья, она даже посмеивалась – над наивностью то ли писателя, то ли его героя, пока не дошла до развязки. Оказывается, девушка, живя со своим мужем, надеялась, что тот даст ей возможность осуществить свою мечту – стать актрисой. Но эгоизм мужа, который в его интерпретации был вовсе не эгоизмом, а проявлением любви и желанием защитить возлюбленную от жестокого мира, не дал этой мечте воплотиться в жизнь. После девяти лет таких вот психологических вывертов воссоединенные влюбленные снова провели вместе ночь, описанную на удивление хорошо.
А утром разбились на машине. Девушка погибла, мужчина выжил. И впоследствии основал музей, где хранились все вещи любимой – даже окурки ее сигарет…
И вот после такой развязки Соня должна была перечитать все заново – от начала до конца, без иронии, пытаясь поверить в каждое написанное слово. И все равно видела за строчками искусную хитрость автора расставлять ловушки для таких, как она. И это было с его стороны нечестно. И даже подло! На глазах у Сони выступали слезы: как же просто ее обмануть, поймать в сети и бросить в разбитой машине с проломленной головой, без ответа на вопрос: зачем любить, если это приносит лишь страдания и такой вот конец. Неужели так должно быть, неужели так оно и есть, если за такие истории получают Нобелевские премии? Очевидно этому писателю известно что-то больше, чем ей, Соне.
Если бы можно было спросить у него, почему ей так тревожно, почему неуютно именно тогда, когда у нее есть все. Возможно, он поставил бы ей диагноз, о котором Соня и не догадывается, и вывел бы ее на ровную прямую дорогу, объяснил бы «на пальцах», что она – полная дура и что Саня точно так же спасает ее от мира и жизненных неприятностей! А в случае чего тоже создаст музей или хотя бы маленький уголок, где выставит все ее произведения, в которых изливается серебром ее маленькая душа. И все, все поймет…
А возможно, он спросил бы ее так же просто и кратко, как и Саня: «Чего тебе еще не хватает?» И она бы смутилась, потому что поняла бы: если посторонний человек спрашивает то же – значит, проблема в ней, в Соне.
И нужно просто работать над собой. Как? Например, пить снотворное, больше гулять на свежем воздухе, не бездельничать, а устроиться наконец на работу.
Хотя именно сегодня обнаружилась странная вещь: Соня работает! Только ее работу невозможно оценить, ведь Соня ее работой не считает. Об этом говорила ей фрау Шульце…
…Старая дама словно с ума сошла, пересматривая кучу созданных Соней «безделушек». Более того, она удивила Соню тем, что задавала кучу профессиональных вопросов, и Соня впервые говорила о том, что казалось важным и интересным только ей одной.
– Какой припой вы используете? – спрашивала фрау Шульце. – Серебро нельзя паять одним оловом…
У Сони от этой фразы даже дыхание перехватило. Откуда фрау могла знать о пайке металлов, да еще и о припое, который служит «склейкой» между мелкими деталями! Но, услышав профессиональный вопрос, она уже не могла сдерживать себя и, забыв о пораненном пальце, увлеченно принялась в подробностях рассказывать о своей работе, удивляясь тому, что фрау Шульце слушает ее с неподдельным вниманием.
– Для пайки серебра я использую припой собственной рецептуры, – говорила Соня, и фрау поднимала брови:
– То есть?
– Я так мучилась, пока не нашла идеальные пропорции смеси, – объясняла Соня. – В графитовом тигле смешиваю восемьдесят шесть процентов латуни, десять с половиной процентов серебра – серебро должно быть обязательно! – и пять с половиной процентов олова. Тогда получается идеальный припой! С другими, сколько ни экспериментировала, получается какая-то… штукатурка!
