Олег проводил меня до двери моей квартиры, и мы все стояли и стояли, и нам совсем не хотелось расходиться по домам.
— А знаете что, Лена, давайте завтра сходим в ресторан. Как вам моя мысль? — Вдруг предложил Олег.
— Мысль замечательная. Только у меня завтра снова репетиция, и, боюсь, что если сходить в ресторан прямо с раннего утра, то потом я слабо буду разбираться в рояльных клавишах. А после репетиции у меня уже не будет никаких сил, и значит, удовольствие все пройдет мимо.
— А никаких проблем, — обрадовался Олег. — Тогда мы все перенесем на послезавтра, никакой репетиции, а только сплошные удовольствия. Согласны?
— Ладно, — согласилась я, — удовольствия так удовольствия.
И мы, наконец, расстались.
Завтра пролетело как один миг. Накануне я весь остаток вечера прилежно просидела за роялем, шлифуя моего Шостаковича до неописуемого блеска.
Я легла в одиннадцать, проснулась в семь, прекрасно выспалась, плотно позавтракала и поехала на репетицию. Я играла блестяще. Я упивалась звуками. Когда все закончилось, я, очень довольная собой, гордо взглянула на оркестрантов и стала складывать ноты.
Когда зал опустел, мой замечательный гениальный дирижер подошел ко мне, немного пожевал губами — это он обычно так тянул время, и сказал:
— М-да, м-да. Милочка, как бы вам это помягче сказать. В общем, сегодня вы были не совсем на высоте. Ваш Шостакович звучал как-то суховато, без лоска. Хочется больше красок. Вы меня понимаете? — Я обалдело кивнула. Дирижер сочувственно глянул на меня и продолжил: — Видимо, вы мало спали — вон какая бледненькая. — И он участливо покивал головой. — Ну, ничего, ничего. Я в вас верю. Вы обязательно справитесь. Только я вас умоляю — отдыхайте побольше! Вы, когда хорошо отдохнете, играете просто божественно, просто само совершенство.
Я поехала домой и сразу легла спать.
На следующий день Олег зашел за мной около семи часов вечера, как мы и договаривались. Я была готова: в полной боевой раскраске и вечернем платье я была неотразима. И на этот раз никакой дирижер не смог бы меня в этом разубедить.
Олег выбрал маленький китайский ресторанчик. Обожаю восточную кухню! Мне все равно, что есть: суши или мясо в кисло-сладком соусе. Но это фантастически вкусно!
И еще в таких ресторанчиках всегда есть одно преимущество перед другими — в них нет музыки. Вернее, не то чтобы совсем нет, есть какие-то булькающие и мурлыкающие звуки, от которых хочется иногда впасть в транс. Но зато там нет этих жутких бахающих звуков, которые современные мне люди почему-то называют музыкой. Какая же это музыка? Музыка — это красивая мелодия, а здесь только дикий грохот безумных ритмов. Понимаете разницу? Голый облезлый ритм. И все!
В ресторанчике был красноватый полумрак. Это происходило оттого, что вокруг нас были только традиционные китайские красные фонари. Мне это очень понравилось. Здесь было спокойно и умиротворенно, как и повсюду на настоящем Востоке. Сейчас много подделок, но этот Восток, похоже, был настоящим. Узкоглазые и темноволосые официанты знали по-русски только два слова: спасибо и пожалуйста. Причем произносили они это на свой, восточный, манер, и я сначала вообще не поняла, чего они от меня хотят. Зато их «сасиба» и «сазаласта» звучали примерно каждые десять секунд. А я очень ценю в официантах именно вежливость. Это же лицо конторы! А еще улыбка официанта сильно отражается на его чаевых.
Чтобы заказать себе что-нибудь съедобное, надо было просто ткнуть пальцем в предложенное меню. Что касается скорости исполнения заказа, то здесь Восток оказался на недосягаемой высоте. Блюда появлялись перед нами со скоростью изготовления фаст-фуда, дымящиеся и вкусно пахнущие, на блестящих тарелочках под блестящими крышечками. И при этом все подряд официанты не забывали мне вышколенно улыбаться. Мне даже показалось, что их улыбки были искренними. Не то что в каком-нибудь мак-дональдсе. Там улыбки выдрессированы годами обучения у профессиональных стервозных менеджеров. Но, черт возьми, это все равно приятней неулыбчивого совкового общепита.
Мы заказали целую кучу всякой восточной всячины и наслаждались пищей долго и со знанием дела. Мы болтали обо всем на свете — сначала, как водится, о погоде. Потом об изменчивости моды. И здесь Олег неожиданно оказался докой. Я уже почти забыла о том, что он археолог. А археологи, оказывается, уделяют большое значение тому, во что одевались наши свежераскопанные предки. Из этой информации, к моему крайнему изумлению, они извлекают много далекоидущих гипотез. Может, конечно, и не все археологи разбираются в моде, но Олег как раз был таким экземпляром. Мода была его коньком, а для меня, как для вполне нормальной женщины, эта тема была неиссякаемой и вечной. Мы проговорили часа три — и когда сидели в ресторане, и когда шли домой, и даже когда стояли около моей квартиры. Олег все рассказывал и рассказывал мне о своих замечательных находках и умозаключениях, которые из них следовали. Я слушала его, открыв рот, и думала: «И такой золотой мужик жил у меня буквально над головой, а я ничегошеньки об этом не знала». И это открытие было моей самой главной археологической находкой.
В первом часу ночи мы, наконец, расстались, пообещав друг другу, что назавтра обязательно созвонимся. Я легла спать абсолютно счастливой. Наверное, когда в человеке есть предчувствие любви, то это всегда делает его счастливым. У меня даже походка изменилась, я теперь не ходила по земле, а ступала по ней легко и почти воздушно. А голова моя была заполнена дивной музыкой сфер, ангелы пели мне свои гимны, а сама я теперь могла дни напролет проводить за роялем, сочиняя невероятной красоты мелодии, которые и записывала мгновенно в свою нотную тетрадь.
Говорят, свои лучшие стихи Пушкин написал, когда был влюблен. А поскольку он был влюблен практически постоянно, то и стихи у него всегда были просто супер! Видимо, я понемногу двигалась в том же направлении. Олег мне нравился все больше и больше, пока я, наконец, не осознала, что влюбилась в него по уши.
Мы теперь гуляли по вечерам каждый день. Лето было замечательным, в меру теплым и почти без дождей. Я видела, что и моя персона Олегу отнюдь не противна, и это обстоятельство радовало меня, как давно уже ничто не радовало в этом мире. Так прошло около двух недель. Машку я категорически забросила, и она, разобиженная, даже не звонила мне.
В один из таких дней Олег сказал мне, что пытался дозвониться до Кольки, а абонент почему-то оказался недоступен. И это продолжается уже третий день.
— Слушай, может, ты знаешь, куда они все подевались? — Я задумалась и честно созналась Олегу, что тоже понятия об это не имею.
— А давай Машке позвоним! Она-то наверняка знает, куда он подевался. — Олег заглянул мне в глаза и чмокнул меня в кончик носа — наши отношения зашли уже в ту стадию, когда кончик носа — это самое безобидное место, в которое я позволяла ему себя чмокать.
— Знаешь, давай лучше ты, — замялась я, — Мне как-то неудобно.
— Чего-о? — Удивился Олег. — Это как так, неудобно? Вы же подружки не разлей вода, и вдруг неудобно.
— Ты понимаешь, я ее пару раз «продинамила», когда она мне звонила — один раз мы с тобой в кино опаздывали, а второй раз, ну, в общем, мы с тобой были заняты. Оба, — и я застенчиво зарделась. — И, похоже, Машка обиделась. Вот. — Я шутливо ткнула его кулачками в грудь. — А все ты виноват, соблазнитель. Заколдовал меня, как Кощей Бессмертный Василису Прекрасную.
Олег обнял меня и прижал к себе.
— Не нужны нам никакие Василисы. Нам и с Еленами Прекрасными неплохо живется. — И он снова поцеловал меня, долго и нежно. После этого он достал телефон и скомандовал мне: — Диктуй ее номер. Я сам ей позвоню. Надо же вас как-то помирить. Вот покаюсь сейчас, что соблазнил ее лучшую подругу, и пусть она теперь на меня все шишки валит. — Олег набрал ее номер и через секунду уже вправлял Машке мозги, ласково, но настойчиво. Он договорился, что сегодня мы ужинаем у нее — Машка обожала гостей, и Олег, как тонкий психолог, уже давно просек это обстоятельство. — Ну вот, мы с тобой двух зайцев убьем. Во-первых, ублажим твою подругу — она же обожает готовить, а во-вторых, узнаем, наконец, где наш друг Колька.
И тут мне в голову пришла свежая мысль.
— Послушай, Олег, а почему ты так уверен, что Машка что-то знает?
Олег посмотрел на меня как на несмысленыша и погладил по голове.
— Раз говорю, значит, знаю, — сказал он. — А ты, что, разве сама не заметила, что у них настоящий «ля мур»?
— Ага, это ты значит так обозначаешь тесный контакт мужчины и женщины, — съехидничала я. — Это значит, что и у нас «ля мур».
— Глупенькая, у нас с тобой все по-настоящему и никакого «ля мура».
— Ага, значит, это Колька Машке мозги крутит? — Не унималась я. Олег по-прежнему смотрел на меня как на годовалого ребенка.
