Владимир Киселёв - Весёлый Роман

— И так как наши эксперименты кое в чем похожи на эту историю, — говорил Николай, — целый институт ведет свою пла­новую и производственную работу и одновременно ждет се­рендипити.

Я пошел проводить Николая. Когда я вернулся, батя уже был дома. Он сегодня ходил на сессию. Он депутат горсовета. Сей­час они с мамой сидели перед телевизором.

Показывали концерт. Выступал ансамбль Вирского. И батя и мама от «Гопака» не отрывали глаз. Удивительный танец. Трудно усидеть на месте. Особенно, когда — есть там такой тан­цор с усиками, — когда он чешет вприсядку, сложив руки на груди. Совершенно непонятно, как он держится. Вроде состоя­ние невесомости.

Однако, когда начался «Ползунок», батя потянулся выклю­чить телевизор, оглянулся на меня, смутился, покраснел — батя вообще легко краснеет — и ушел на кухню. Ему было против­но смотреть, как танцоры изображали людей, которые все де­лают ползком, не разгибаясь. Непонятно, к чему такой танец.

— Рома, — позвал меня батя.

Я пошел на кухню. Мама за мной. Батя сидел за кухонным столиком и медленно поворачивал в ладонях недопитый стакан чая. Мама стала у двери, оперлась спиной о косяк.

— Кто такой этот Троян? — не поднимая головы, спросил батя. — Что он делает на заводе?

— Работает, — ответил я настороженно. — От Академии наук. Занимается автооператором на бесконтактных логических элементах.

— Так… А ты его знаешь?.. Кто его отец? Кто мать?

— Не знаю. Он живет с теткой.

— Ты никогда не спрашивал, где его родители?

— Зачем бы я это спрашивал?

— Как его по отчеству?

— Как и меня. Алексеевич. Батя переглянулся с мамой.

— Пускай он к нам не ходит, — сложив руки на груди, ска­зала мама. — Нашел товарища. Он старше тебя, и вообще не­зачем ему к нам таскаться.

— Он ко мне приходит, — обозлился я. — А не к вам.

— Вот когда у тебя будет своя квартира — можешь гово­рить, что ходят к тебе одному.

— Чем он вам так не понравился?

— А это уже не твое дело, — повысила голос мама.

— Его отец расстрелян, — сказал батя медленно, с пауза­ми. — И я участвовал в этом деле. В суде, значит. Заседате­лем…

— Нечего тебе перед ним отчитываться, — оборвала батю мама.

Я ничего об этом не знал. Все это было слишком неожидан­но. Но если даже это так, при чем здесь Николай? Что он, будет мстить за отца? Кровная месть?

— Сын за отца не отвечает, — сказал я резко.

— Перед судом. А перед людьми отвечает, — непреклонно сказала мама. — На чьи деньги он жил?

Жизнь меня уже научила! что с товарищем есть только один способ разговаривать: сказать прямо то, что думаешь. Иначе потом все это боком вылазит.

На другой день после тренировки — мы готовились к крос­су — я сказал Николаю:

— Поедем домой вместе. Вдвоем. Есть разговор.

— Хорошо, — согласился Николай.

Мы поставили свои мотоциклы возле автодорожного, там, где торчит «Пушкин на палочке», пешком прошли мимо памят­ника Вечной славы и сели на склоне прямо на траву.

— Это правда, — сказал Николай, глядя перед собой. На Днепр. — Я уже учился в восьмом классе. Но ничего тогда не понял. И до сих пор не понимаю. Я до сих пор думаю, что это просто редкий и глупый случай. — Лицо у Николая посе­рело. — Случайностью определяется очень многое в жизни че­ловека. В какое время ты родился, в какой стране, в какой семье, к чему у тебя способности, какое здоровье — это все случайности. И закон Гаусса, при котором случайная величина зависит от большого числа факторов, способных вносить с рав­ной вероятностью положительные и отрицательные отклонения, касается и людей. Их жизни. Так этот закон коснулся и меня.

Это действительно была непонятная история. Отец Николая, Алексей Кириллович Троян, был учителем, затем директором школы, заведующим районо, а потом его выбрали председате­лем райисполкома. Жили они очень скромно. Мать, как и прежде, работала учительницей. Отец ни разу не разрешил Нико­лаю или жене поехать куда-нибудь на казенной машине. Он был молчаливым, суровым человеком, и, когда мама Николая ска­зала однажды, что хочет поехать куда-то по делу, он ответил, что машина предназначена совсем не для этого. Он учил Николая быть правдивым, скромным, честным, верным слову. Отец не пил, не курил, допоздна сидел на работе, дома читал газеты и книги, но не художественные, а главным образом по лесоводству. В школе он преподавал ботанику, и его привлекал лес. Иногда он вечером ставил на свой стол спиртовку, брал в рот металлическую трубочку с загнутым концом и, выдувая узкий язычок пламени, лудил и паял блесны. Изредка он ездил на рыбную ловлю. Но всегда один — друзей у него не было. В Староселье. У них там была небольшая дача. Деревянный домик. Одна комната. Даже без веранды. На участке ни одно­го фруктового дерева. Несколько сосен и лох, который посадил его отец. Дикая маслина. Колючие кусты, через них не про­дерешься.

И вдруг отца Николая арестовали. Сделали обыск. Обстуки­вали стены, потолки. Дома ничего не нашли. Но, как узнал Николай впоследствии, в Староселье, на этой заброшенной даче, между кустами лоха, в земле нашли металлическую банку, заполненную золотыми монетами, пластинками, кольцами, браслетами, серьгами с драгоценными камнями. Там было почти десять килограммов золота. Следствие выяснило, что отец Николая брал взятки. За квартиры, которые получали всякие проходимцы. При этом дело было поставлено так хитро, что они не знали, кому идут эти взятки. У него была целая организация подставных лиц, которые все это проворачивали. Их тоже суди­ли вместе с отцом Николая, но дали им сравнительно неболь­шие сроки. Отца Николая приговорили к высшей мере наказа­ния потому, что взяточничество со стороны человека, занимав­шего важную государственную должность, вызвало всеобщее возмущение.

— Я не могу понять, — говорил Николай, — зачем он со­бирал золото? Что он думал с ним делать? Почему он так су­рово и требовательно относился ко мне, к маме, так хотел, чтобы я был честным, верным слову? Если он сам…

Мама Николая умерла. Еще до суда. Инфаркт. Он перешел жить к тетке.

— Давит меня все это, — глядя на Днепр, сказал Николай. — До сих пор давит.

По Днепру мчались «Ракеты» на подводных крыльях — много их теперь стало, прыгали по оставленному ими следу моторные лодки.

Мы молчали.

«В самом деле, зачем ему нужно было это золото? — думал я. — Может, он не верил, что мы удержимся в буду­щей войне? Но чем оно могло бы по­мочь? У нас оно ни к чему. Бежать за границу? Если бы у него был даже цент­нер золота, он там никогда бы не до­стиг такого положе­ния, как у нас. Шут­ка сказать — пред­седатель райиспол­кома. В Киеве. В сто­лице сорокапяти­миллионной держа­вы. Как вся Фран­ция.

Так зачем оно ему нужно было? Так нужно, что он брал взятки. Но, мо­жет быть, он был просто сумасшед­ший? И его следова­ло в Кирилловку, а не расстреливать?.. Хорошо, а осталь­ные? Посредники, которые передавали ему эти взятки. Не бесплатно же они это делали. И в уни­вермаге золотые монеты не продают­ся. Кто-то их прода­вал. Кто эти люди? Тоже сумасшедшие? Нет ведь. Обыкно­венные люди, кото­рые ходили рядом с нами и разговаривали, как мы, и так же, как мы, не знали выражений из словаря, который составил Виктор. Может быть, в самом деле следовало, как советовал Виктор, идти ра­ботать в угрозыск, чтоб хватать таких гадов за их потные руки, когда они лезут в государственный карман? Конечно, не очень симпатичная работа. Но нужная.

Наш талмудист говорит — виноваты пережитки. Какие «пере­житки»? Дореволюционного прошлого. Или влияние капитали­стического окружения. Но как объяснить пережитки у людей, которые родились и выросли в советское время? Которые ни­какого капитализма не видели? Да и неизвестно, кто теперь в окружении — мы в капиталистическом или они в социалисти­ческом.

Вот говорят, что у нас нет никакой базы для преступлений, убийств, предательств, бюрократизма. Но раз они существуют, значит, есть и причины. И всегда они будут, пока будут на на­шей земле люди глупые, жадные или просто безответственные. И всегда с этим будут бороться. А закон Гаусса тут ни при чем. Это все не случайности».

В самом центре города Кировограда стоит памятник Киро­ву. Скульптор изобразил Сергея Мироновича в странной позе. Он почему-то указывает бронзовой рукой в землю. Но, в об­щем, даже не очень выдающиеся произведения искусства иног­да оказываются провидческими.

Стоял в Кировограде памятник год за годом, никто не об­ращал особого внимания на то, куда нацелен палец Кирова, а потом покопались в этой земле и нашли там очень ценные ископаемые. Во всяком случае, в городе сейчас нет прохода от горняков. Все они болельщики, все приехали на кросс. И вооб­ще Кировоград известен как город любителей мотоциклетно­го спорта. Поэтому здесь и проводятся так называемые тра­диционные республиканские кроссы на приз имени С. М. Ки­рова.