Следующий кадр: Ужовы сидят в уютных велюровых креслах, забранных полиэтиленовыми чехлами.
В некотором отдалении, у большого огнедышащего камина сидит, потягивая томатный сок, крупный лысый мужик с абсолютно круглым животом, смиренно отдыхающим на коленях владельца.
- Здравствуйте, - приветливо сказал круглобрюхий. - Я сожалею, что моим друзьям пришлось нарушить ваши планы.
- Здравствуйте, - приветливо ответили Ужовы. - Ничего страшного.
- Ничего? В самом деле? - Круглый живот чуть повернулся в сторону Васьки, которому показалось, что подвинулись все стены гостиной. - Тебя как зовут?
- Василий, - с достоинством сообщил тот. - А вас?
- Мар Марыч, - ответил живот. - И в каком классе ты учишься, Василий?
- А вы? - поинтересовался Васька.
Живот колыхнулся. Хозяин с еле заметным удивлением взглянул на старшего Ужова и поставил томатный стакан на тёмно-красный столик с резными ножками.
- Понятно. Слушайте. Я не даю и не беру обещаний. Вы оказались не в то время и не в том месте. Избавиться от ваших трупов - пять минут работы. Но пока вы ехали ко мне в гости, я случайно посмотрел новости. Вы Ужовы?
- Из чего следует, - вежливо улыбнулся Иван Иванович, - что мы всё-таки оказались в нужном месте в нужное время. Не так ли, Мар Марыч?
- Конечно. А проверить всё-таки надо. - Хозяин чуть приподнял ближайший к лицу подбородок.
В дверях показался крепыш, уже без шапочки, но с пистолетом. Кивнул. Щёлк, хлоп! Пуля пробила Васькину шею. Иван Иванович вздрогнул - и в следующий миг схватился за своё продырявленное плечо.
Кровь из обеих ран, слегка побрызгав на полиэтилен, предохранявший обивку кресел, остановилась. Дырки затянулись свежей плотью.
У хозяина пропали все восемь подбородков, а крепыш, нарушая субординацию, произнёс десять - двенадцать коротких ненормативных слов.
Исчерпав лексикон, крепыш осмотрел и обнюхал своё оружие, после чего повторно прицелился в Ваську, очевидно, полагая, что осечки бывают разные.
- Убери, - выдохнул хозяин. - Иди. Ты теперь - слепоглухонемой. Понял?
Крепыш кивнул и спрятал пистолет.
Пока Галина готовила завтрак, Николай рассказывал Марии о своих исторических находках. Он любил архивы, книжную пыль и потемневшие зеркала. Ему казалось, что всё былое он видит намного чётче, нежели актуальное современное. Он давно не обращал внимания на прессу, жил своим умом, уважал жену за крепость духа, путешествовал по России при любом удобном случае. А то, что в родном сибирском городке ему ещё и учительствовать разрешали, воспринимал как милость. Как ни странно, в этой провинциальной школе даже зарплату давали вовремя - в отличие от остальных российских школ начала двадцать первого века.
Мария с облегчением в душе слушала его плавную речь, правильно построенную по-русски, а Галина разливала чай с травами, ненавязчиво подхватывая фразы Николая, и такая гармония царила за этим утренним столом, что передать её можно было бы только хорошей музыкой.
Галина тоже учила детей истории, но почитывала и фантастику, и модную эзотерику, собирала конфессиональную прессу и листовки от всевозможных сект, мечтала купить домик в лесу с большим телескопом на крыше, варить малиновое варенье и написать книгу сказок для современных малышей, ушибленных прогрессом.
Они оба настолько выпадали из обоймы человеческих стереотипов столицы, насколько и было уникальным сегодняшнее состояние души Марии, то есть насколько и нуждалась она в чём-то совсем незнакомом, из другого мира, в котором - по крайней мере здесь и сейчас - её никто не разыскивал.
По счастью, в их комнатке не было телевизора. Мария могла успеть рассказать своим знакомцам свою правду - прежде чем телеохотники что-нибудь соврут. Слушая Николая, она тщательно перебирала выражения, но всё никак не могла придумать начало.
- А вы скажите как есть, и мы поймём. Не бойтесь, - вдруг подсказала ей Галина, почуявшая замешательство гостьи.
Мария решилась - и вынула из-за пазухи Петровича. Крыс проснулся, очень возмутился и молниеносно исчез в глубинах сумочки.
Супруги не отреагировали на Петровича ни единым движением, что обнадёжило Марию. Если б Галина изобразила какое-нибудь нервическое ойканье с расплёскиванием чая по скатерти, Мария могла бы спокойно уходить и не вспоминать минувшую ночь. А если бы выступил ещё и Николай, то тем более выйти вон следовало бы побыстрее.
Но нет. Внимательные глаза, терпеливое ожидание. С тем же эффектом она могла бы предъявить им удава, жирафа или пингвина. Чистые люди.
Мария закрыла сумочку и сказала:
- Меня ищут.
- Очень? - спросил Николай.
- Очень. Я работаю... работала... в научно-исследовательском институте. Директором. Я не очень учёный доктор мудрёных наук, но хороший организатор. Мне всегда поручали что-нибудь возглавить, у меня легко получается руководить. Так вот. На последнем месте работы я провела всего около четырёх месяцев - и очень крупно проштрафилась. Подробности рассказывать долго, но в результате моего головотяпства произошли неприятности. Куда-то испарились все сотрудники самой секретной лаборатории, с которыми я не успела даже познакомиться... - Мария замолчала, чувствуя, что говорит не то и что её слушатели это понимают.
Галина подлила ей чаю, намазала булку маслом и погладила по руке.
- Если вам трудно, Маша, подождите, соберитесь с мыслями. Вы нам ничем не обязаны. Вам, очевидно, сейчас очень тяжело. Мы с Колей завтра отдаём эту комнатку хозяйке и возвращаемся в свой городок под Новосибирском. Может, вам что-то нужно? Хотите - я поговорю с хозяйкой? Возьмёте комнатку?
- Я не знаю, - вздохнула Мария. - Я заражена. Мои секретные сотрудники долгие годы делали опыты, получили результат, а испытания - после животных - почему-то провели на мне. С успехом. Без спросу.
- Какая-нибудь новая чума двадцать первого века? - с пониманием откликнулся Николай, много читавший об оружии разных времён и народов.
- Можно сказать, что да. Но вы не бойтесь: воздушно-капельным путём это скорее всего не передаётся. - Мария всё-таки заметила в глазах у Галины короткий всполох осторожной тревоги.
- А зачем вас ищут? Лечить? - спросил Николай.
- Это не лечится.
- Изолировать от общества?
- В лучшем случае, - сказала Мария.
- А в худшем? - немного удивилась Галина. - Не убивать же человека, которого какой-то дрянью заразили нечестные люди! Это их надо ловить!
Мария выбралась из кресла, подошла к окну, полюбовалась на пламенеющие купола Храма Христа Спасителя. Причитания Галины почему-то придали ей храбрости. "Какая разница - сегодня, завтра! Всё равно все узнают когда-нибудь! Мне-то уж действительно всё равно: сегодня или завтра. Или через сто лет!"
Обернулась и отрезала:
- Эта дрянь - бессмертие.
...Тишина всего дома смодулировала в другую тональность. Всем участникам немой сцены послышался далёкий звон. Мария невольно покосилась на Храм, что сиял у неё за спиной, отражаясь во всех поверхностях комнаты, - будто зазвонили к службе, и пошёл великий грохот монохорда, высочайшим валом, и воды всех морей выплеснулись на всю сушу Земли.
Николай ещё в Новосибирске, у билетной кассы, чувствовал приближение какого-то состава - кроме того поезда, на котором собирался в путь с женой. Конечно, интуиция - дочь информации, как полагают психологи, авторы учебников. Да и повод, по которому они с Галиной собрались в Москву, давал возможность пошевелить мозгами. Шутка ли: постоять ночью на Красной площади с ленинской кассетой и проверить своими шестыми-седьмыми чувствами истинность либо ложность контактёрских сообщений и тому подобное. И когда к ним Мария с сумками подошла, жалкая, но хорохорящаяся, он тоже что-то почувствовал, но - по обыкновению - не поверил. Он уважал документы, предметы материальной культуры, археологические черепки, кости трудопринуждённых Энгельсом обезьян и даже бездоказательный бред Дарвина. Последний странно убедил Николая в своей эволюционной теории только тем, что ради так называемой науки отказался от карьеры священника.
Галина, как сказано выше, почитывала другие книги, уважая мнения разных авторов. Плюралистка, понимаешь ли. Российские женщины вообще лабильнее мужчин в мировоззренческих проблемах, а Галина ещё и учительница, историк, а дети на уроках стали задавать такие вопросы!.. И ни в одном учебнике нет ответов.
Названные различия в способах познания мира не мешали супругам жить дружно и даже счастливо. Оба беззаветно любили Россию и по вечерам частенько вели беседы, обмениваясь опытом: кто что ещё нашёл нового хорошего о Родине, дабы сообщить сначала супругу, а потом детям в школе. Поставят самовар и давай меняться находками!.. Собирали по крупицам, по газетам, редким книгам, архивам, по чердакам брошенных деревень, по надписям на заборах и в подъездах, словом, где попало, но - всё в одну большую прекрасную копилку любви к Родине. Иногда лишь под утро успокаивались.
