Что, толстяк, любишь подсматривать?
До смерти испуганный толстяк не отвечает. Он изо всех сил вжимается в пол и накрывает голову руками. Кадр с точки зрения Уэйна: макушка лысеющей головы с прижатыми к ней короткими толстыми пальцами, держащими недоеденный гамбургер. Слышится громкий хлопок, и в голове образуется дырка. Кровь выливается из нее, словно из-под крана – не бьет струей, а медленно, вполне миролюбиво поднимается, течет по голове и образует лужу, насквозь пропитывая гамбургер и раскрашивая его в ярко-красный цвет.
Снова камера переключается на Уэйна: не обращая внимания на убитого, он трется о тело Скаут.
УЭЙН
О, господи! Как же меня заводит убийство! Я так тебя сейчас заезжу, крошка, что у тебя зубы повыскакивают.
Сильные руки Уэйна впиваются сзади в Скаут. Кажется, что пальцы его вот-вот прорвутся через тонкую хлопчатобумажную ткань.
Смена кадра на крупный план руки убитого толстяка, сжимающей кровавый гамбургер. (Примечание: Должно создаваться ощущение, будто и гамбургер, и зад Скаут, в равной степени, – не более чем мясо, предназначенное для утоления мужского голода.)
В кадре снова Уэйн и Скаут – в полный рост, сплетенные в вожделеющем объятии. В их головах гремит рок-музыка, и, кажется, они почти танцуют под нее. Если это и правда танец, то примитивный, плотский – танец животных, пойманных в ловушку двух могущественных жизненных инстинктов – борьбы за выживание и секса.
УЭЙН
А ну, давай, детка.
Уэйн задирает платье Скаут до пояса, открывая на всеобщее обозрение ее трусики, украшенные не то сердечками, не то какими-то детскими картинками. Но хотя Скаут также явно охвачена страстью, ведет она себя застенчиво и ребячески.
СКАУТ
Мы же в магазине, Уэйн, в общественном месте! Мы не можем здесь этого делать.
Тут же люди!.. Они же могут увидеть!..
УЭЙН
Нет проблем, малыш.
Уэйн отпускает Скаут и направляет автомат на распростертые тела. Они подпрыгивают, как игрушечные, под градом пуль. Тишину взрывают крики.
Серия крупных планов.
Мать обнимает дочь. Дочь обнимает куклу. Обе изрешечены пулями.
В рыданиях испускает дух какой-то бизнесмен.
Плакат с изображением счастливого семейства, делающего покупки, с надписью: «Если у вас возникла проблема, обратитесь за помощью к нашему персоналу».
Широкий план магазина – сцена кровавой бойни, в центре которой Уэйн победоносно накрывает все вокруг потоком пуль. Мускулы и вены рельефно проступают на его крепких руках, в которых он сжимает выплевывающий пули автомат.
Крупный план Скаут. Она завороженно смотрит на Уэйна глазами, полными обожания. Наконец стрельба затихает.
УЭЙН
Нет больше никаких людей, конфетка, во всяком случае, смущать мы никого не будем.
СКАУТ
О Уэйн, я так тебя люблю.
Скаут обнимает Уэйна. Одна ее нога, хрупкая и тонкая, как у жеребенка, даже несмотря на увесистый ботинок, скользит вверх по ноге Уэйна, а рука притягивает его лицо для поцелуя.
НОЧЬ. В БОГАТОМ КАЛИФОРНИЙСКОМ ДОМЕ
Красивый, но несколько безликий интерьер: огромные белые диваны, стеклянные и металлические столы и полки. Очевидно, над домом поработал дизайнер-профессионал. Уэйн и Скаут стоят посреди комнаты. Их дешевая грязная одежда в пятнах крови разительно контрастирует с холодными пастельными тонами интерьера. Разгоряченные от жары и радостного возбуждения, они только что пробрались в дом, и Скаут с удивлением рассматривает всю эту роскошь. У обоих в руках – автоматы, а кроме того, еще куча оружия, которым они увешаны.
Камера переходит с общего плана на крупный план Уэйна, нежно целующего Скаут в лоб.
УЭЙН
(Неожиданно громко и восторженно)
Круче убийства ничего нет, Скаут. Я ведь много чего в свое время перепробовал – автогонки, диких лошадей, казино, воровство, и говорю тебе, ничто не может сравниться с восторгом, которой приносит убийство.
Крупный план Скаут. Глаза ее закрыты; она как будто впитывает в себя атмосферу дома.
СКАУТ
Не кричи, Уэйн. Я наслаждаюсь покоем. Ну разве это не чудесный дом? Разве не прелесть все эти шелковые подушки, столики из стекла и всякие другие штуки?
Скаут сбрасывает туфли и расхаживает по дому босиком.
Крупный план ног, утопающих в густом ворсе ковра.
Камера – вверх по ногам. Руки – нервно теребят платье на уровне бедер. Скаут непроизвольно приподнимает юбку чуть выше. На ее бедре виден большой синяк.
В кадре – Уэйн и Скаут.
УЭЙН
Знаешь, для чего им эти стеклянные столы, радость моя? Хочешь, скажу, для чего?
СКАУТ
Чтобы ставить чашку, когда они кофе пьют, Уэйн.
УЭЙН
Нет, малыш. Для того, чтобы залезать под стол и наблюдать за тем, как другие на него испражняются.
Крупный план Скаут, у которой от удивления открывается рот.
УЭЙН
Да, родная. Я об этом читал. Я точно знаю.
Широкий план комнаты. Уэйн растянулся на огромном диване, положив ноги в ботинках на тот самый стеклянный стол. Его комментарии ужасно расстроили Скаут. Выражение лица у нее постоянно меняется, и слезы то и дело выступают на глазах.
СКАУТ
Не может такого быть, Уэйн! Не может такого быть, и я не хочу об этом больше слышать. Именно сейчас, когда все так хорошо, тебе нужно было заявить, что кто-то ходит в туалет на стол?
УЭЙН
Такова жизнь, родная. Конечно, это ненормально, но знаешь, сколько вокруг ненормальных! Не все же такие, как мы с тобой. Да брось ты, малыш, не кисни. Вот я отлично себя чувствую, а ты как, радость моя?
Настроение у Скаут меняется с пугающей быстротой.
СКАУТ
Мне тоже хорошо, Уэйн.
УЭЙН
Мне всегда хорошо, когда прикончу целую кучу ублюдков. Это вроде тонизирующего средства. Надо рекламный ролик снять такой, по типу Алка-зельцер.
Уэйн крупным планом.
УЭЙН
Нет настроения? Тоска заела? Жизнь дерьмо? Не теряйте ни минуты. Надерите кому-нибудь задницу – и вы почувствуете себя отлично.
Уэйн и Скаут в кадре. Уэйн хохочет над собственной шуткой.
УЭЙН
Ты знаешь, малыш, что сказал доктор Киссинджер?
СКАУТ
Ты мне не говорил, что ходил к доктору.
Скаут плюхается на диван рядом с Уэйном. Платье задирается; снова виден синяк, теперь он со стороны Уэйна. Уэйн не может его не видеть. Скаут в смущении быстро одергивает платье.
УЭЙН
Да он не врачом был, а государственным секретарем. Большой человек – убил столько народу, сколько нам с тобой за всю жизнь не успеть, как бы мы ни старались. Так вот, ты знаешь, что он сказал? Он сказал, что власть – это афродизиак, ну то есть она сексуально возбуждает.
СКАУТ
Я знаю, милый, что такое афродизиак.
УЭЙН
Так вот, когда кого-то убиваешь, то имеешь над ним абсолютную власть, а значит, это тоже афродизиак.
СКАУТ
Видимо, так, милый.
Уэйну на ум приходит что-то смешное. Он резко откидывается, отчего автомат с холодным металлическим звуком съезжает к нему на колени.
УЭЙН
А как тебе такое, малыш: если убиваешь черного, то это значит афро-американо-дизиак!
Уэйн снова с хохотом откидывается на массивные диванные подушки. Потом устраивается поудобнее.
СКАУТ
Я не знаю, о чем ты, милый, но лучше убери грязные ботинки с дивана и будь осторожней с кровью на твоих штанах. Этот дом очень милый, и думаю, те, что здесь живут, тоже милые люди, не стоит оставлять кровавых пятен у них на диване.
УЭЙН
Кровь засохла, киска. Кровь быстро засыхает, потому что она сворачивается. И знаешь что, милая? Если бы кровь не сворачивалась, ты могла бы умереть от одного-единственного укола булавкой.
СКАУТ
Я знаю, Уэйн.
УЭЙН
И ты бы тогда была гомофобкой. Так это называется.
СКАУТ
Гомофоб, дорогой, – это тот, кто выражает неодобрение по поводу сексуальных сношений между людьми одного пола. Думаю, ты спутал гомофобию с гемофилией.
Резкий переход с дальнего плана к крупному. Выражение лица Уэйна меняется с одного на другое, как два кинокадра. Веселость трансформируется в мрачную угрюмость. Скаут хорошо известно, что это означает.
Скаут крупным планом, с деланной улыбкой на лице.
Крупный план ее дрожащей руки.
Оба в кадре.
УЭЙН
(С нескрываемой угрозой)
Неужели?
СКАУТ
(Делая жалкую попытку казаться естественной)
Да, дорогой.
УЭЙН
Неужели?
СКАУТ
(На этот раз с дрожью)
Думаю, да, дорогой.
Стремительный рывок, и Уэйн уже сжимает шею Скаут одной рукой, а другую, откинув автомат, заносит для удара.
УЭЙН
А как называют женщину, которая много треплет языком? Телка с разбитой губой, вот как!
Уэйн сталкивает Скаут на пол. Она кричит.
