- София, у меня есть для тебя… для нас, хорошие новости. – Иван попробовал изобразить на своем, не менее измученном лице, улыбку. – У НАС есть сердце!
Он выпалил эту фразу с таким воодушевлением, словно это было как минимум волшебным заклинанием от всех их бед. Да, в принципе, так оно и было. Вот уже несколько минут как Иван получил надежду и возродил свою веру. Он надеялся, он знал, что эта новость вселит вдохновение и в Софию, которая не меньше его жаждет хороших новостей. Едва заметный огонек в любимых глазах сказал ему красноречивее тысячи слов - он не ошибся, жена, также как и он, получила свою порцию надежды и радости.
- Как «есть»? – София задала вопрос не потому, что не поняла или не расслышала, а только лишь затем, чтобы услышать еще раз эти заветные слова из уст мужа.
- Иван Варфоломеевич только что мне об этом сообщил. Нашу Бахтияру уже сейчас начнут готовить к операции по пересадке! – Произнося эти слова, Иван ощущал, как кровь резво начала блуждать по его венам, а всего несколько минут назад, он не чувствовал даже стука собственного сердца.
- Господи, спасибо тебе!!! – закрыв лицо руками, София дала полную волю слезам. – Господи, спасибо!
Выброс адреналина, который София испытала в этот момент, был для нее слишком мощным, и она уже практически готова была оказаться на холодном больничном полу:
- Соня, - увидев к чему все движется, Иван ловко подхватил супругу. – Родная, держись. Это отличная новость, но, боюсь, нам еще многое предстоит пережить.
- Я готова пережить все, кроме нашей дочери. Пусть только в груди Бахтияры забьется здоровое, пусть и чужое сердце. – Сквозь слезы София улыбалась. – Господи, Ваня, неужели нам так повезло?! Неужели нас услышали наверху... или внизу... Еще вчера Иван Варфоломеевич утверждал, что шансов для нашей дочки очень и очень мало. А сейчас…
Прижимая к груди Софию, Иван заметил суету возле палаты их дочери.
- Идем, проведем нашу малышку в операционную. Похоже, все случится совсем скоро.
София резко обернулась и, не обронив ни слова, первой бросилась в палату.
- Куда вы ее увозите?! – истерический крик разразил больничную суету.
- В операционную, - спокойно проговорил один из медбратьев.
- Разрешите нам проводить дочь? – как никогда учтиво и спокойно поинтересовался Иван.
- Да пожалуйста. Только до двери операционной, не дальше.
- Хорошо! – единогласно выкрикнули родители.
- Ма, па, а куда меня везут? – сонные глаза Бахтияры, тоже бесцветные и потухшие, приоткрылись, стоило сменить практически идеальную тишину палаты на коридорные шорохи и голоса.
- Доченька, ты не волнуйся. Тебя везут в операционную и уже завтра, ты будешь практически здоровым человеком. Ну, разве только тебе нельзя будет прыгать и бегать, словно угорелая. А пока ни о чем не думай. – Борясь со слезами, предательски накатывающими на глаза, шептала София.
- Бахтияра, ты ведь папина дочка, сильная и мужественная, так что ничего не бойся. Знай, совсем скоро мы вновь будем играть в футбол и ты обязательно возвратишься в свою секцию, где за тобой все скучают и желают скорейшего выздоровления. Дочь, ты Багдасарова, а мы так просто не сдаемся.
Иван не заметил, как сильно сжал крохотную руку Бахтияры, а та, совершенно привычно, даже не подала виду, что ей больно. Она не привыкла жаловаться и всегда мечтала оставаться в глазах отца сильной девочкой, ЕГО девочкой. Той, которой он мог бы гордиться. Той, которая всегда лишь радовала бы своего папу. Той, которая лучше любого мальчишки. Той, которая любит его так сильно, что никто в мире не способен любить кого-то сильнее, разве что он ее.
- А чье сердце мне вставят? – было последним вопросом полусонной девочки, практически исчезнувшей за дверью операционной.
- Не важно «чье», важно, что оно здоровое. – Успел бросить в ответ Иван.
«Чье?», Ивану действительно было не важно, главное, что оно есть, и оно будет биться в груди его дочери. Бахтияра исчезла. Возле операционной засуетилось множество медперсонала. Последним в нее вошел Иван Варфоломеевич.
- Молитесь. – Почти приказным тоном проговорил доктор глядя на сжавшую у груди руки Софию и на Ивана, изо всех сил старавшегося оставаться сильным.
Родители лишь закивали в ответ тому, в чьи руки отдали свое сокровище. В эти минуты, предстоящие часы, именно этот пожилой мужчина станет их Богом. В его власти жизнь их ребенка и Иван с Софией искренне верили в то, что в груди их малышки спустя какое-то время забьется чужое, но здоровое сердце. Они будут молиться всевышнему, чтобы тот дал право на жизнь их дочери и помог Ивану Варфоломеевичу провести операцию не менее виртуозно, чем несколько десятков до этого. Они будут молиться за спасение юной души и молодого тела. Они обязательно помолятся за здоровье того, кто спасет эту душу и это тело.
Минуты ожидания медленно перевалили в часы. Молитвы стали казаться проклятием. Иван в миллионный раз измерил шагами больничный коридор, а София словно сумасшедшая бесконечно бормотала себе что-то под нос.
Один час сменился вторым, а затем третьим. Из операционной ничего не было слышно, и ожидание хоть какого-нибудь результата доводило Ивана до крайней степени безумия. Его подсознание рисовало самые ужасающие картинки. Иван словно присутствовал на операции и видел, как острым скальпелем врач разрезал молодую плоть его Бахтияры. Все процессы в юном организме приостановлены и несколько докторов делают все возможное, чтобы с запуском нового сердца, организм ожил. Бахтияра не дышит, не шевелится и, похоже – не жива. Иван видит, как почерневшее и какое-то ссохшееся, словно сгнившее до черна яблоко, сердце его дочери, поместилось в ладошку пожилого мужчины, а затем было выброшено в мусорное ведро, находившееся рядом с операционным столом. Сквозь огромную дыру в груди Бахтияры он отчетливо видел все ее внутренние органы, от чего крепкому духом мужчине, хотелось застонать от боли в собственном сердце. Пребывая в неком трансе, он пристально наблюдал как на пустующее несколько секунд место, Иван Варфоломеевич помещал новый, пульсирующий орган. Чужое сердце прекрасно. Оно здорового алого цвета, вновь напомнило ему яблоко, только теперь оно было спелым и сочным. Оно билось даже на ладони у доктора…
- Бред! – непроизвольно вырвалось из груди измученного собственными фантазиями Ивана, который изо всех сил старался переключить свое сознание на более радужные мысли, но ничего не выходило. – Соня, я на свежий воздух. Скоро вернусь. – Автоматически прошептал Иван в сторону совершенно безразличной к его словам жены. Ему нужен был свежий воздух.
По дороге к выходу Иван сделал остановку у кофейного аппарата одиноко красовавшегося у лестничной клетки. Кофе, то, что делало его жизнь на одну десятую процента выносимее. Всякий раз этот горячий напиток обжигал его изнутри и заставлял работать мозг чуть лучше, чем он мог справиться самостоятельно. Организм Ивана был истощен, а этот темно-коричневый напиток хоть на несколько минут бодрил все клеточки измученного переживаниями тела.
- Папочка! Папочка!
Пластиковый стаканчик моментально оказался на полу, а сам Иван боялся пошевелиться. В его ноги жадно впились чьи-то маленькие рученки и пронзительный тоненький голосок разорвал его внутренний мир изнутри своим «папочка». Он замер.
- Карина, это не твой папа, - последовало сразу за детскими словами, - твой папа на работе, а это чужой дядя. Оставь в покое его ноги.
Иван обернулся и увидел как симпатичная молодая брюнетка силой пытается отцепить от его ног малышку лет трех. Девочка была похожа на свою маму, вот только волосы были намного светлее, а глаза чернющие точь в точь такие же как у мамочки.
- Простите. Просто вы сзади очень похожи на нашего папочку. На вас точно такая же ветровка и джинсы, цвет волос и рост… Простите, ради Бога. – Извиняясь мать успешно завладела дочкиной ручонкой. – Карина, идем. И больше не смей так поступать. Это, по меньшей мере, не прилично. Дядя вон до сих пор в себя прийти не может.
