Аура помнила отца, его нос, пухлые щеки, сияющие темные глаза. Отец любил подхватывать ее на руки, подбрасывать в воздух, катать на плечах. Он пел и играл песни группы Cri-Cri на гитаре, учил ее французским и английским словам. Несметное количество раз в день он говорил, как сильно любит ее. У Ауры сохранилась старая фотография: она сидит верхом на мягком холме отцовского живота; отец растянулся на газоне их дворика, а рядом на задних лапах стоит их белоснежный маленький терьер, его пасть открыта, наверное, он лает. Когда она всматривалась в этот снимок, ее порой охватывало удивительно приятное чувство, сродни физиологической памяти: щекочущие пальцы, падение вперед, со смехом — прямо в его объятия, искорки, бегущие по щекам от прикосновения щетинистого подбородка. Это был единственный раз, когда ей довелось пожить в доме с двориком, за исключением года в Остине — там у ребят с нижнего этажа был собственный сад. Голубая мечта Ауры с ранних лет: домик с двориком. Эктор разлюбил меня, с усталым вздохом говорила Хуанита в ответ на расспросы Ауры об их разрыве. Я умоляла его взять нас обратно, детка, но он отказался. Нам оставалось лишь одно: уехать оттуда и начать все с чистого листа. У нас не было выбора, hija.
Аура знала историю родительских отношений, по крайней мере историю их знакомства. Хуанита встретила Эктора, когда училась в университете в Гуанахуато и снимала дом с сестрами Эрнандес — Лупе и Кали, и Вики Падилья, будущими тетушками Ауры. Мать Хуаниты, Мама Виолета, отправила ее из Такско в Гуанахуато в женский католический пансион, когда той исполнилось четырнадцать. Сестры Эрнандес учились, но не жили в пансионе, и их мать, Мама Лоли, практически удочерила Хуаниту, предложив ей переехать в их дом. Тогда она подружилась и с Вики. Гуанахуато, выстроенный на крутых горных склонах, с его колониальной архитектурой и церквями, знаменитым университетом и узкими ветреными улочками, барами и покатыми площадями, был тогда международным студенческим и туристическим центром, каковым, впрочем, является до сих пор. Как и во всем мире, в семидесятых в Гуанахуато правили секс, наркотики и алкоголь. Не могу с уверенностью утверждать, как жили в те времена сестры Эрнандес, Вики и даже Хуанита, но все они, в юности ни на кого не похожие настоящие красавицы, в зрелости оказались в той или иной мере обречены на горе, страдания и алкоголизм. Итак, Хуанита познакомилась с Эктором на вечеринке в доме Эрнандесов. За несколько лет до этого он встречался с Лупе Эрнандес. Аура всегда говорила мне, что Эктор обратил внимание на Хуаниту благодаря кожаной мини-юбке, которая в тот вечер изумительно подчеркивала стройность ее бледных ног и изгиб бедер. Хуанита громко смеялась, любила вставлять смелые и острые замечания, густая черная подводка, будто сделанная маркером, придавала ее и без того неистовому взгляду еще большую выразительность. Она отпугивала парней своего возраста. Но Эктор, адвокат и местный политик, был на десять лет старше. В тот вечер он явился весь в белом, с белой же гитарой в руках. Как утверждала Хуанита, он не был красив в привычном представлении, но его лицо цвета спелой пшеницы было полно героизма, разговаривал он вкрадчиво, обладал чувством юмора, и у него была милая, грустная улыбка. Круглый сирота, усыновленный бездетной парой из Сан-Хосе-Такуая, бухгалтером и его женой, он поступил на юридический факультет университета Гуанахуато и заблистал там. Выдающийся ум, говорили все, и блестящее будущее — восходящая звезда ИРП, даже в большей степени, чем брат Хуаниты Леопольдо, к тому времени ставший координатором партии власти. Эктор мог сыграть на гитаре любую песню «Битлз», а когда пел In the Summertime на английском, то звучал прямо как солист Mungo Jerry, если бы тот был мексиканцем. Хуанита и Эктор поженились спустя два года после знакомства, а затем, меньше чем через год, в больнице города Леон в Гуанахуато родилась Аура. Они жили в Сан-Хосе-Такуая. ИРП выбрала Эктора кандидатом от партии на должность председателя муниципалитета городка, то есть фактически на пост мэра. В те времена кандидаты от партии власти не проигрывали выборы. Проводя кампанию вместе с красивой юной женой с длинными волнистыми каштановыми волосами, в джинсах и расшитой крестьянской сорочке, сам Эктор с зачесанными назад, как у Бобби Кеннеди, волосами, спадавшими на его большие уши и глаза, воплощал современный облик ИРП, возрожденной революционной партии, научившейся за прошедшее со студенческой резни 1968-го десятилетие обновляться, находить общий язык с молодежью и соответствовать духу времени.
Став Primera Dama Municipal, «первой леди» местного общества, мать Ауры поневоле была на виду так же часто, как и ее муж, если не чаще: она была рядом с ним на всех церемониях и банкетах, председательствовала на дамских обедах, послеполуденных чаепитиях, благотворительных мероприятиях, всевозможных фестивалях и праздниках на клубничных плантациях. Однажды Эктор решил, что больше не хочет быть мужем Хуаниты, и она поняла, что публичное отречение Эктора сделает ее жизнь и жизнь Ауры в Сан-Хосе-Такуая невыносимой. В такой обстановке растить ребенка было немыслимо. В любом случае она ненавидела этот скучный, бесцветный городишко. Единственное решение, о котором она ни разу не пожалеет, — это переезд в столицу, чтобы начать там новую жизнь.
У него появилась другая женщина, ма? — иногда спрашивала у матери Аура.
Кто знает, hija. Не удивлюсь. Впрочем, Эктор никогда не был бабником.
А как же я? — допытывалась Аура. Почему он бросил меня? Почему не отвечает на мои письма?
Даже родившие самого прекрасного ребенка на свете взрослые могут поссориться и разлюбить друг друга, старалась объяснить Хуанита, и раз за разом повторяла Ауре, как сильно отец любил ее. Но Эктор изменился, говорила она. Теперь очевидно, что тогда что-то произошло с ним, с его психикой, уточняла она. Он никогда не мог принять то хорошее, что давала ему жизнь, hija. Такой блистательный и очаровательный с виду, внутри он так и не смог преодолеть нечто, заставлявшее его раз за разом отказываться от шанса на личное счастье.
Ауре было известно: с тех пор как отец стал председателем муниципалитета, дела его шли неважно. Вместо того чтобы взлететь на самый верх, он пошел ко дну — стремительно или постепенно, она не знала. Тетя Вики иногда приносила новости о нем: он преподавал право в местном колледже, но и не гнушался стороннего заработка, доставляя бутылки с лимонадом в рыночные ларьки, забирая пустую тару и возвращая ее распространителям. Было трудно поверить, что отец так опустился. А затем, годы спустя, будто не осознав, сколь важен был для ее дальнейшего процветания бывший отчаянный молодой председатель муниципалитета Сан-Хосе-Такуая, развалилась и прогнившая, ненавидимая всеми ИРП.
В самых ранних воспоминаниях Ауры о жизни в Мехико мать предстает часами сидящей в темном углу гостиной их крошечной квартирки, с залитым слезами лицом она безостановочно крутит на проигрывателе грустные песни. Аура всегда вспоминала эти времена, стоило ей услышать сентиментальные баллады Хосе Хосе. Она писала отцу письма. Поначалу с помощью мамы, пока не научилась писать сама. В некоторых из них она спрашивала, почему папа не разрешает им с мамой вернуться домой. Мать отправляла ее письма, но он так никогда и не ответил.
Вскоре Хуанита устроилась секретарем на факультет психологии Национального университета. Они жили в маленькой однокомнатной квартире в комплексе высотных зданий в южной части города. Университет предоставлял сотрудникам недорогое жилье, однако большинство квартирантов, казалось, не имели к университету никакого отношения и, вероятно, за взятку нелегально заняли места съехавших родственников или друзей. В квартире пахло газом и заплесневелым цементом. При сильном ветре со стен здания откалывались куски и с грохотом летели вниз, разбивая оконные стекла. По ночам Аура слышала вой котов и голодный плач котят на лестничных пролетах их двенадцатиэтажного дома, но ей было запрещено спасать котят, потому что, по словам мамы, на лестнице обитали наркоманы. Аура часто представляла себе наркоманов, спящих на перилах вниз головой, словно летучие мыши, питающиеся кровью кошек и заблудившихся детей.
Я знаю, что мало кто из сотрудников университета, по сей день проживающих в этих башнях, считает их столь ужасными. Но это тягостное впечатление — иногда она называла их «Кошмарные башни» — появилось у Ауры не только благодаря детским воспоминаниям о тех безнадежных днях: однажды ночью там произошло нечто, о чем Аура помнила очень смутно, событие, в реальности которого она не была до конца уверена. Однако осколки этих образов прошлого повредили ее нервные клетки, и она стала чрезмерно чувствительна к определенным раздражителям, так, например, пробивающиеся сквозь листву лучи, или блики за решетчатой изгородью, даже промелькнувшая в солнечный день рубашка в яркую полоску могут вызвать у некоторых людей припадок.
