Понемногу скорпионы обнаруживались на более низких этажах святых дворцов; потом стали захватывать и остальные помещения, дошли до четвертого, пятого, вплоть до частных апартаментов понтифика на самом верхнем этаже. И все они были того странного неестественного цвета, переливающегося темно-зеленым на клешнях и хвосте.
Камерленг об этой новой напасти узнал последним, когда нашел их в своих комнатах на пятом этаже, готовясь к утренней мессе и собираясь на утреннее голосование. Надевая серебряные фибровые туфли, он закричал от боли и ужаса: затаившийся скорпион укусил его за большой палец ноги.
– Сквардзони, немедленно зовите врача! Быстро!
Тучный главный врач по случаю поломки лифта и, в общем, для сокращения пути помчался по лестнице – упражнение для семидесятилетнего человека не из приятных, к тому же, тяжелого сердечника. Но профессиональный долг призывал, и медлить было нельзя. Когда он вошел в комнату камерленга, на нем лица не было – он был так бледен, что Сквардзони подумал: не позвать ли другого заодно врача – для помощи и этому человеку.
Однако старый усталый доктор, потомок известного в истории Церкви понтифика Климента VIII,[42] пришел в себя более менее быстро. Достал из своей сумки шприц и ввел противоядие, принесенное им, поскольку о случившемся его предупредил капеллан. Как только сделал укол в руку камерленгу, сейчас же попросил для себя стул. Впервые в жизни он сидел у пациента, но надо было как следует отдышаться.
Новость о произошедшем с камерленгом распространилась с быстротой молнии. Камерленг тем не менее пошел в конклав, отдал указание раздать бюллетени для голосования, давая понять кардиналам, как важно для сплоченности Церкви не обращать внимание на опасность его ранения от укуса скорпиона.
Кардиналы из Индии, Японии, Австралии и Филиппин в составленном ими общем документе предлагали коллегам голосовать за униатского украинского кардинала, Вольфрама Стелипина.
Новая провокация, похожая на ту, что была в предложении голосовать за палестинца Набила Юсеффа, – подумал Веронелли, получив копию этого документа.
– Сквардзон, надо собрать итальянцев. Хотел бы повидаться с ними со всеми сегодня вечером после ужина, но не здесь у меня… в башне Сан Джованни.
Веронелли, уверенный в том, что за несколько часов сможет окончательно прийти в себя благодаря своевременной помощи доктора Альдобрандини, распорядился собрать конклав к четырем вечера. Он хотел таким образом сэкономить время: возможно, удастся проголосовать, не дожидаясь позднего вечера, дважды. А ночью в узком кругу нужно будет посовещаться насчет конкретной кандидатуры на папский престол, куда ни за что на свете нельзя допускать этого славянина, о котором было написано в документе, полученном после обеда.
Пока он просматривал расписание на день, появился Сквардзони с сообщением, что звонит Назалли Рокка.
– Передайте мне трубку немедленно.
– Как дела, Ваше Высокопреосвященство? Вы пришли в себя?
– Пожалуй, да. Сегодня вечером постараемся проголосовать два раза. Мне приятно, что вы позвонили.
– У меня есть одно предложение, которое может помочь в борьбе со скорпионами, – инженер улыбнулся, вспоминая сопротивление камерленга еще несколько дней тому назад отказывающегося воспринимать всерьез эту новую напасть.
– Вы умеете найти выход из любой трудной ситуации, я доволен. С котами – это было нечто невероятно удачное; я, признаться, был в растерянности – казалось, только этого не хватало… в некотором смыле ситуация щекотливая… я сомневался в вас… однажды мне приснилось, что Назалли Рокка наводнил крысами святые дворцы, привезя их, вместо котов, в наших машинах. Не будет ли скандала с горсоветом из-за котов?
Инженер рассмеялся.
– Выслушайте мое новое предложение. Теперь я хочу взять куроводов с их питомцами.
– Но объясните зачем?
– Да, потому, что самый естественный враг скорпионов – это куры, животные неприхотливые, но мужественные; они поедают этих дьявольских тварей.
– Вы правы, я вспомнил. Хорошо помню курятник моей матери в деревне; она оставляла кур в доме как раз для этого.
– Так и нам надо привезти их теперь в святые дворцы.
– Это омерзительно.
– Но только так мы можем избавиться от нескольких тысяч этих тварей. Мне сообщили, что поблизости есть куриная ферма, в Коллеферро. И я же сосчитал, сколько птиц необходимо, чтобы обслужить этаж за этажом, включая Сикстинскую капеллу.
– Сикстинскую капеллу? Вы с ума сошли? Куры в Сикстинской – никогда!
– Ваше Высокопреосвященство, я еще не успел сказать, что сегодня утром скорпионы дошли уже и туда… а это угрожает фрескам; они уже карабкаются на фрески; причем странное дело – они начали с тех мест, где краски наиболее светлые…
– Ну, этого я не знал, как только поднимусь, загляну в капеллу… Однако ж, в четыре у нас будет голосование, как поступим? Сейчас ведь уже одиннадцать…
К этому часу, если вы разрешите, я могу задействовать наших кур; они крепкие и упитанные, привычные просыпаться довольно рано, чтобы поесть, еще не начав день. Вот увидите, они сделают свою работу хорошо.
Кардинал-камерленг Святой Римской Церкви пока выслушивал инженера, этого непредсказуемого человека, принимающего решения без учета каких-либо предрассудков, подумал об архангеле Михаиле, о первом антагонисте дьявола, об ангеле-хранителе «народа божьего» и «воинствующей церкви».
– Ваше Высокопреосвященство, слышите меня?
– Ну, конечно, слышу, Назалли Рокка, наш главный защитник… в главном, вы, как архангел Михаил для конклава, от этих, представляющих опасность… – и камерленг не смог закончить фразу, чтобы не называть тех, кто угрожает.
– Да нет, я делаю только свою работу, ничего другого. Исполняю свой долг, однако, спасибо. Итак… можно продолжить?
– Продолжайте, конечно, оставьте только мне время, чтобы предупредить моих ближайщих коллег, не очень-то это просто допустить в конклав… Сколько-сколько вы сказали нужно кур?
– Три тысячи семьсот, Ваше Высокопреосвященство, по крайней мере, на сегодня.
– Надеюсь, хватит.
– Сначала я дам проехать машинам с продуктами и едой для кур к ватиканской станции, заскочу посмотреть – все ли там в порядке. Знаете ведь, куры – не самые тихие животные на свете.
– Мне кажется, хорошо придумано.
– Спасибо, Ваше Высокопреосвященство, до следующего разговора, и желаю вам доброго здоровья. Бегу в Коллеферро, к моим курам.
Что ему теперь говорить коллегам об этой новой инициативе, так мало подходящей к святому месту? За котов его уже кое-кто корил. До его слуха донесли, что испанец Овиедо, кардинал из Мадрида, давно уже упрекает его за создание во дворце невыносимой обстановки, особенно после случая, как его оцарапал черный кот.
Не представлял себе, как мог согласиться на этот беспорядок с курами в конклаве. И если бы не угроза разрушения фрески «Страшный Суд», никогда бы не решился допустить присутствия кур, помощников ангелов против сил Зла.
Пунктуальный камерленг вошел в Сикстинскую капеллу, сопровождаемый деканом и сановниками, которые должны держать символический зонтик над Святым местом и носить папки красного велюра с секретными документами конклава. Переступили порог капеллы и окаменели от ужаса, увидев большую фреску в глубине капеллы.
Вся верхняя часть великолепной картины, где блаженные расположены, недалеко от Спасителя, пробуждаются к вечности трубящими ангелами – вся эта часть была покрыта переливающимся темно-зеленым ковром из скорпионов, закрывшим собой все цвета и фигуры фрески.
Вошедшие кардиналы подняли головы: кое у кого из них голова пошла кругом, у кого-то щеки залились, слезами, другие быстро сели, закрыв глаза ладонями, а кто-то шатаясь искал в толпе хоть кого-нибудь, кто мог хоть что-то объяснить, может быть, и самого камерленга. Почему, собственно, его, он сам дрожал, обернувшись к тоже задрожавшему кардиналу Этторе Мальвецци, только что вошедшему в капеллу и сразу заговорившему:
– Они атаковали только Добро, только святых… что же нам делать? Не можем же мы оставаться здесь и ничего не предпринимать!
У Веронелли, все еще ощущавшего действие противоядия, закружилась голова.
– Что ты хочешь, чтобы мы сделали? Что – пропеть Veni Creator,[43] как делали это в предыдущие разы? Или теперь же вызывать специалистов для очистки стен, чтобы спасти картину?
От Мальвецци никогда не было никакого толку, и Вероненни продолжил.
– Я все вижу, Мальвецци. Иди на свое место, не будем терять присутствия духа. Лайте мне подняться на алтарь, постараемся найти выход. И покинем капеллу, пока не выберем нового папу!
