Письмо было совсем короткое. Вот что он писал:
«Надеюсь, я никогда больше о тебе не услышу».
Не услышу!
Письмо расстроило меня почти до слез. Я сидела как ошпаренная, глядя в экран, твердя: футыблин, черта лысого, футыблин…
Что я сделала не так? В чем я виновата? За что?
И главное: почему его слова так меня расстраивают?
А вот почему. Тут-то тебе и стало ясно, что он тоже думал о тебе все это время. И думал не так, как ты, мечтательная и рассудочная девица с неоконченным – едва начатым! – высшим образованием. Нет, он думал о тебе так, что не мог не говорить о тебе, так, что проговаривался, и так, что его третья жена стала беситься от ревности. А еще знаешь что, милая? Он запил. Почему ты так решила? Да очень просто. Он не пишет на форум по приборостроению уже пять недель. А выпивкой он увлекается, это тебе хорошо известно. Он запил! Запил – из-за тебя! Он влюбился в тебя, наивная идиотка, которой не хватает понимающих людей!
Вот почему. Вот за что.
Понимающие люди – это большая роскошь. Ты ее не заслужила, ибо сама не понимаешь в жизни ничего. Ты, Аля Ерыгина, – придурок. Потребитель.
И я решила усилием воли перестать думать о Р.И. Ну, то есть не совсем перестала, просто я все время себя одергивала. Натоптанная дорожка моих мыслей о нем никак не хотела зарастать. Тридцать первого декабря, под Новый год, веселясь в компании друзей, я по какому-то наитию набрала его номер.
– Алло! – проговорил на том конце Р.И. своим чудесным, совершенно трезвым голосом.
– Это Аля, – сказала я.
В трубке послышался детский хохот – бесились дочери Р.И. от третьей жены.
– С Новым годом, – добавила я.
– С Новым годом, – сказал Р.И. без выражения.
– И удачи вам, пожалуйста, – добавила я еще. – До свидания.
– До свидания, – вымолвил он.
Я повесила трубку, испытывая настоящий восторг.
Шло время. Наступила весна. Я работала, встречалась с друзьями, в апреле переехала к своему молодому человеку. Мысли о Р.И. сделались из острых и волнующих привычными и уютными, как десяток других любимых мыслей. За зиму я послала ему на рабочий адрес два письма; оба – со специального секретного адреса, который я назвала мужским именем, но так, чтобы по содержанию письма Р.И. мог догадаться, что это я. Оба раза я рассказывала Р.И. какие-то ненавязчиво-забавные короткие случаи из своей жизни, которые именно он мог бы (как мне казалось) оценить. Р.И. не отвечал. Постепенно к привычным мыслям о нем стало примешиваться легкое беспокойство. Мне хотелось узнать, что с ним все в порядке. Наконец я решилась и отыскала телефон фирмы, где он работал.
– Уволился он, – иронически сказали на том конце провода.
– Куда?
– Никуда. Запил и уволился. Мы с ним не общаемся. Точнее, он с нами не хочет общаться.
Я кинулась звонить на мобильник, но и он был недоступен. Говорят, человек не иголка, но потерять друг друга иногда бывает очень просто. Похоже на то, сказала я себе, что тебе не удастся его найти. Вряд ли в происходящем есть моя вина – разве что капелька.
Прошло лето. Мы с Борей провели отпуск в горах. Я почти не думала о Р.И., только изредка вспоминала о нем и вздыхала. Однажды в мои руки попала пиратская база данных всех московских и петербургских абонентов. База была не моя, поэтому я лишь в виде развлечения забила туда пару-тройку знакомых мне имен. Среди них было и имя Р.И.: оказалось, он жил на набережной канала Грибоедова, в центре города. Жил когда-то, был прописан, живет ли теперь – неизвестно.
В конце сентября мы с Борей неожиданно собрались в Питер на выходные, на день рождения одного приятеля. Шлялись по набережным, пили пиво, пели песни на Дворцовой. В воскресенье, ближе к вечеру, мы шли по каналу Грибоедова. Я подумала о том, что в моей записной книжке есть адрес Р.И. И точно, он там был. Более того: мы находились в квартале от его дома.
– Послушай, – сказала я Боре. – Тут живет один мой приятель. Правда, я не знаю, может, он переехал. Давай зайдем?
Боря согласился.
Мы вошли во двор мрачного шестиэтажного дома с грязными потеками по фасаду. В парадной еле горели тусклые лампочки. Поднявшись на шестой этаж, я позвонила в дверь, не особенно думая, что буду говорить. До этого мы пили пиво; я действовала наобум, по наитию.
Дверь открыла женщина…
Я сразу поняла, что это та самая женщина, которая слала мне эсэмэски. Хрупкая фигурка; лицо, которое имело бы все шансы быть красивым, если бы не его выражение: «Дождь ли, снег, любое время года – надо благодарно принимать…» Такой человек может мягким, тихим, доброжелательным тоном сказать тебе: «Уходи и не возвращайся». Он может любить и уметь играть с детьми и все-таки не иметь чувства юмора; он считает себя добрым, всепрощающим оптимистом и из-за этого все время морщит лоб и опускает уголки губ книзу. Бедная!
За ней, в глубине коридора, послышался топот. Там бегали девчонки.
– Здравствуйте… А вы к кому? – спросила женщина, растерянно и внимательно глядя на нас.
– Мы с прежней работы Р.И., – говорю я.
– За книжками?
– Да.
Женщина ушла в глубину коридора. У меня сильно билось сердце. Почему она не позвала мужа? Не прошло и минуты, как она вернулась с кипой толстых англоязычных справочников по химии.
– А где сам Р.И.? – спросила я.
– Он здесь не живет, – отрывисто сказала женщина. – Еще с весны. Где он, я не интересуюсь.
Удивительно, подумала я. Никто не интересуется, где Р.И., ни сослуживцы, ни семья. Одна я. Велико ли сокровище – человек, сумевший так испортить со всеми отношения?
– Попробуйте на новой работе его найти, если он вам нужен. Фирма называется вроде «Контакт»… Не помню точно, – она поморщилась.
Дочки выглядывали из-за дверей. Чужая жизнь, подумала я.
– Книги зачем-то уперли, – сказал Боря, сходя по лестнице. – Куда мы их денем? Книги-то хорошие, выбрасывать жалко.
– Отвезу Р.И. на его новую фирму.
– Когда?
– Завтра.
– Мы же уезжаем сегодня.
– Останусь и отвезу. Нельзя, чтобы пропадали.
– Нет уж, я поеду! Мне завтра на работу как штык надо, – заявил Боря. – Ты, если хочешь, оставайся!
Он, конечно, думал, что я шучу. Но я на самом деле решила дождаться понедельника и отвезти Р.И. книжки. Мне казалось, что если я этого не сделаю, я так никогда и не избавлюсь от мыслей о нем. Все это начинало попахивать фанатизмом. Я не понимала сама себя.
Наутро, разложив толстую кипу книг по пакетам, я села в метро и поехала на край Питера, где, по мнению «Желтых страниц», находилась приборостроительная фирма «Контакт». Поезд грохотал в тоннелях, я сидела, обняв пакеты с книгами, и меня обдувал слабый, свежий ветерок. Выйдя на конечной, я оказалась в диком поле. Справа начинались дачи, слева виднелись приземистые строения – ангары полуразрушенной промзоны. По-видимому, фирма «Контакт» находилась в той стороне. Идти пришлось по настоящей колее, да и добравшись до строений, я долго проблуждала в пыльных лабиринтах, натыкаясь то на ворота с ржавой цепью и замком, то на авторемонтную мастерскую. Наконец, я увидела облезлую стрелку «Контакт» и звонок, шнур от которого уходил в глухую бетонную стену.
– Аля?
Я обернулась. На пороге ангара стоял Р.И. За год он сильно изменился. Я поняла, что не помню его. Что все это время я думала о каком-то одном человеке, а теперь увидела перед собой совсем другого. Может быть, дело было в седой щетине на скулах; или в тусклом солнце, освещавшем промзону как-то искоса, неохотно.
– Я вам книги привезла, – сказала я и подняла пакеты над головой.
Мы сидели на автомобильных шинах, пили чай и непрерывно улыбались друг другу. Пакетик чая оказался последним, так что чай почти не имел цвета. Вместо печенья я закусывала его куском сахара.
– Я побывал за Уралом, – рассказывал Р.И. – В самой настоящей тайге… Вечерами там стояло такое красноречивое молчание…
Что говорила ему я – не помню. Помню только, как во время нашей недолгой беседы ни о чем счастье просачивалось в мое засохшее сердце, и оно размокало, делалось живым, и мир будто протирали тряпочкой, и все кругом становилось живее, ярче и моложе.
– Спасибо, что пришла, – сказал Р.И. и подал мне руку.
Хабанеру Хагаеву опять разбудило что-то зверское. Может, это вертолет с бензопилой аккуратно срезал верхушки тополей во дворе. Или это трактор со скрежетом палил по окнам соседей. Каждое утро что-то зверское будит Хабанеру, а выглянешь на улицу – тишь, гладь да Божья благодать.
Спустя полтора часа Хабанера подходит по асфальтовому полю к банку, где она работает начальником дилингового отдела. Шумят старые пыльные тополя. Широкий проспект выводит вверх, на мост через Неву, а слева от моста, окруженная снизу кустами, упирается в небо серая вышка телебашни.
Хабанера садится за компьютер боком к окну. В окно ей видно Неву и набережную, стоянку и бизнес-центр, заводы и церкви, крыши и тучи, вышку и мост. В углу, противоположном окну, на кронштейне подвешен телевизор. Экран поделен на четыре части. Преобладающие цвета: красный, зеленый, рыжий и черный. Алан Гринспен. Долларов за баррель. Минутки банка Англии. Кроме Хабанеры в комнате еще девять человек, три стажера и Дашка-переводчица. Всего их, стало быть, четырнадцать. Кроме Дашки-переводчицы, все торгуют валютами и индексами.
