– Что тут у вас происходило в деревне, пока я отсутствовал? – поинтересовался Майк.
– Ничего, – ответила Кати, даже не моргнув глазом. – Обычная скучная жизнь, ничего интересного.
– Как, совсем ничего? Никаких сплетен? Никаких скандалов? Не могу поверить.
– Ты, – сказала Кати, – ты предмет всех разговоров. И то, что случилось с тобой. Все говорят, что ты сражался с Агьос Микалис [12]. О тебе говорят.
– Значит, и сюда дошло? Надо мне было держать язык за зубами.
– Не беспокойся, Майк! Ты был когда немножко сумасшедший, когда… не был. – Кати сжимала губы, чтобы не рассмеяться, но ее огромные карие глаза улыбались.
Вид у Майка был озадаченный, будто он не понимал, что она имеет в виду.
– Ой, чуть не забыла, – сказала Ким. – Вчера я кое с кем познакомилась.
– С кем?
– С пастухом. Ты видел его, Майк, он каждый день проходит мимо нашего сада.
На лицо Кати внезапно легла тень беспокойства.
– Манусос. Кати, ты должна его знать.
– Да, я его знаю. – С озабоченным видом она отвернулась к окну. Упоминание о Манусосе явно встревожило ее.
– Должна сказать, что он кажется порядочным человеком. – Ким решила ничего не говорить о турецкой бане. Не хотелось намекать, что она оставалась наедине с пастухом.
Кати встала и, больше для вида, принялась переставлять образцы керамики на полке.
– Он разговаривал с тобой? Этот Манусос?
– Конечно.
– Неслыханно. Он странный человек. Не разговаривает с людьми.
– Да?
– Ну, редко. Только о том, что ему нужно, когда приходит в деревню.
– Он кажется очень приятным.
– Да. Но будь осторожна. Я кое-что слышала. Я слышала, что этот пастух следит за твоим домом.
– Кто тебе сказал такое?
– Лакис.
– И кому из них ты больше доверяешь? Лакису?
Повернувшись к ней, Кати ответила:
– Нет.
Майк чувствовал – что-то есть за их словами, чего он не понимает. Он хотел было вмешаться в разговор, но тут Кати спросила, как он собирается плавать с рукой в гипсе.
– Трудно будет. Но собираюсь попробовать.
Они поехали домой, и жена мясника громко приветствовала их, когда они проезжали мимо, а торговка помидорами поднялась от своих грядок и помахала им.
– Ты стал местной знаменитостью, – сказала Ким.
– Ты так думаешь? Мне показалось, они машут тебе.
В тот день Манусос гнал овец мимо их дома и, казалось, не собирался останавливаться, но Ким окликнула его. Он смущенно повернулся, щелкнув овцам прутом, срезанным на склоне. Майк, голый по пояс, пожал ему руку:
– Ким рассказала мне о турецкой бане. Я бы тоже сходил посмотреть ее.
– Может, сегодня вечером? – предложила Ким.
– Я очень занят. Очень занят. Идите вдвоем. Отведите своего мужа. Теперь вы знаете, где это. А вам, – пастух показал на синяки Майка, – это очень полезно. Мне пора.
– Может, в другой раз сходите с нами?
– Хотелось бы.
Он отказался от кофе и пошел дальше.
– Выглядит устрашающе, – сказал Майк, когда пастух скрылся из виду.
– Но он болезненно застенчив. И хотя вид у него малость свирепый, есть в нем какая-то сердечность.
– Да. Хотя не знаю. Не уверен. Пока что.
Ким заставила Майка потерпеть до темноты, чтобы он смог оценить всю красоту купания при свечах. Она купила дюжину их в Палиоскале, да и Манусос оставил там свои церковные. Она зажгла все. Казалось, они очутились в сказочной пещере. Оранжевое пламя свечей, колебавшееся в волнах воздуха от двери, подталкивавшего в спину, словно приглашая войти, колыхалось в черном зеркале воды, подсвечивало пар, спирально поднимавшийся вверх и истончавшийся у отверстий в потолке.
– Какая красота! – Голос Майка взлетел под купол и на восторженное мгновение повис в воздухе.
Ким разделась. Свет, словно масло, заструился по ее гибкому телу. Она задержалась на несколько секунд, чтобы Майк мог полюбоваться ею. Движением, одновременно стыдливым и сладострастным, склонила голову к плечу. Его глаза скользнули по спелой выпуклости ее лобка, где в густой путанице темно-русых завитков поблескивали жемчужинки влаги. Видение богини. Такое ощущение, что он никогда не видел своей жены обнаженной. Трепет охватил его.
Не сводя с него взгляда, она погрузилась в воду. Он последовал за ней, осторожно держа загипсованную руку на бетонном краю бассейна. Жар обволок его. Ким была права, сравнив это ощущение с соитием.
– Господи! А-ах!
– О-о-о-о!
– Только не плещись!
Они лежали в воде, раскинув руки и ноги, как пара розовых морских звезд. В объятиях времени.
– Мы сваримся, – сказал Майк.
– Пора вылезать.
Ким вывела его на берег и бросилась в море. Майк за ней, но осторожно, и плавал кругами на спине, выставив руку в гипсе. Потом, пошатываясь, выбрался на сушу и повалился спиной на мелкую гальку. Скалы кружилась вокруг него, и шипели, накатываясь и отступая, волны.
– Земля! Планета! Э-э-эй! У тебя нет ощущения…
– Будто мы покурили что-нибудь? Есть.
– Наркотик самой Земли. Я могу и подсесть.
Ким оседлала его, ее кожа пахла морем и водорослями. Она наклонилась поцеловать его, ее мокрые волосы упали ему на глаза, губы были солоны. У него от ее поцелуя задрожал подбородок, так что клацнули зубы.
– Я соскучилась по тебе, – сказала она. От нее словно било током. Она встала. – Подожди.
– Ты куда?
Она снова скрылась в бане.
– Две минутки.
Он лежал, глядя в ночное небо. Звезды сверкали, словно на карте астронома. Он был в состоянии эйфории после купания, и воображение легко рисовало ему геометрические фигуры, соединяя яркие точки меловыми линиями, как на астрологических схемах. Близнецы. Стрелец. «Эй! – хотелось сказать ему. – Посмотри на это!»
Она вышла из бани, пар шел от ее тела, как в день Сотворения, кожа была розовой, как внутренность раковины, влажные волосы прилипли к голове. От нее пахнуло влажным потом и серой, когда она снова села на него. Она была горячей; ее прикосновение жгло его охлажденную морем кожу. Даже рот горячий. Она наклонилась, скользнула раскрытыми губами по его пениcу и нежным прикосновением зубов прошлась по всей его жадно напряженной длине. Потом, медленно целуя заросшую грудь, поднялась до шеи, мягко стискивая горячими ладонями мошонку.
Он наслюнил пальцы, но она уже была влажной. Она развела бедра и опустилась на него всем своим весом, он охнул, ловя ртом воздух. Ритмично обжигающее пламя раскаляло его плоть, проникало в мозг. Он едва не терял сознания, настолько острым было наслаждение. Он поднял глаза и увидел над собой богоподобные фигуры созвездий, смотрящие на них с интересом, охлажденным далью.
Потом они лежали в объятиях друг друга, задыхающиеся, при последних остатках сознания. Вдруг, когда сердце перестало колотиться так бешено, он услышал голос, женский, как будто это Ким говорила чьим-то голосом. Слова звучали очень ясно, но словно бы из огромного далека: Ангел-воитель побивает и преследует людей, но я дарю тебе это.
Он поднял голову:
– Что?
– Ты мне?
– Да. Ты что-то сказала?
– Я ничего не говорила.
– Точно?
Она тоже подняла голову.
Точно, – сказала она, гладя его по щеке.
Майк снова откинулся на спину. Голоса. Остров полон голосов.
Что за место! – сказал он. – Что за место!
Поживите без воды под рукой и поймете подлинную ценность водопроводной трубы и обыкновенного крана. Каждые несколько дней Майку и Ким приходилось заново открывать для себя то, что всю жизнь воспринимали как не требующее доказательства. Вода есть основа основ.
Они восполняли ее запас; бережно расходовали ее при готовке, старались пить поменьше и обходиться всего пригоршней, чистя зубы. Выжженный пейзаж середины лета одобрял подобное самоограничение. Вода из церкви Девы Непорочной искрилась у горлышка канистры. Майк, у которого одна рука еще была в гипсе, пока не мог взвалить на себя каторгу ежедневных поездок за водой. Ким рассказала ему, что одалживалась водой у солдат, но и отбила у него охоту обращаться к ним, усомнившись, что она у них свежая, поскольку хранится в цистерне. Возможно, это было и так; но, главное, она не хотела, чтобы у него с ними наладились какие-то отношения.
Вода же из крана возле церкви была кристально чистая и холодная, шедшая по трубам прямо с гор. В любое время дня у нее был вкус утренней росы. Как говорила Ким, хоть разливай по бутылкам и отправляй пароходом продавать в Сенсбери.
– Схожу за водой, – сказал в то утро Майк, хватая пластмассовую канистру.
Ким мыла тарелки в соленой воде из колонки.
– Ладно. Пока!
Он уже отошел от дома, когда она крикнула вдогонку:
– Если встретишь святого по дороге в Камари, убей его!
Он обернулся. Зачем она сказала это? Но она уже скрылась в доме.
Если встретишь святого по дороге в Камари, убей его. Майк еще мысленно повторял слова Ким, а канистра уже наполнилась, и вода потекла через край ему под нога. Завинтив крышку, он досыта напился из-под крана и подставил пригоршню, чтобы плеснуть на горящую от солнца шею. Он поднял голову и увидел, что дверь в церковь открыта. Оттуда вышел православный священник с охапкой увядших цветов.
