– Извини, – обижается Энн.
– А у тебя, Брин? – спрашивает Эмили.
– Что?
– Какой фильм любимый?
– «Военные игры»[27], – наконец говорит Брин.
– «Военные игры»? – повторяет Эмили. – Тот, где...
– Двое подростков и компьютер, – подхватывает Тия. – Помню-помню!
– «Мы находимся на ДЕФКОН-4», – басом цитирует Пол.
– А разве он еще... не устарел? – осторожно спрашивает Эмили. Пол представляет себе, как она хмурится, силясь понять, с чего бы любить некультовое кино.
Минуту Брин молчит.
В темноте никто не видит его лица.
– Меня на этот фильм отец водил перед смертью, – в конце концов объясняет Брин.
Теперь умолкают все. Что тут скажешь?
– А еще мне нравится «Правдивая ложь»[28], – добавляет Брин.
Все облегченно вздыхают.
– Классический боевик, – подхватывает Тия. – Блестящее название-оксюморон...
– От чего умер твой отец? – перебивает Энн.
– Энн! – прикрикивает Эмили.
– Его сбили, – объясняет Брин. – Развозчик пиццы.
Пол слышит, что Энн с трудом сдерживает смех.
– На мопеде? – уточняет он, заглушая сдавленные звуки справа.
– Да. За рулем был мой дядя Дейв. Они давно враждовали. Вот дядя врага и прикончил.
Пол гадает: каково это, когда твоя жизнь – в сущности, черная комедия.
В темной комнате уже не холодно. Пола другое тревожит – молчание. Ему нравится слушать разговоры – тогда не приходится вслушиваться в тишину. Почему-то он мечтает, чтобы мимо проехал автобус, пролетел самолет, кто-нибудь расхохотался под окнами, возвращаясь из паба. Полу недостает электрического гудения своей квартиры и квартир знакомых, гула холодильников, морозильников, компьютеров, телевизоров. Правда, редкие звуки слышатся – но вот именно редкие. Деревенские, напоминают о каникулах, – стрекот сверчков, жужжание ночных насекомых, мотылек шуршит крыльями об стекло.
Игра «Любимое» продолжается. У Пола своя игра: он угадывает пристрастия остальных. Каждый раз делает самый нелепый выбор. Любимой музыкальной группой называет «5ive»[29], но Энн и Эмили сразу начинают бурно ею восхищаться. Эмили явно иронизирует, но Энн! Пол не уверен, что она, как и он, решила поиграть в нелепицы. Неужели он в ней ошибся, и она ничем не лучше Эмили? А может, ей действительно нравится «5ive»? В каком-то смысле Пол тоже их любит. Особенно сейчас, когда Энн ерзает рядом с ним, распевая «Поднимайтесь все». Пол совсем запутался.
Эмили выбирает «Тэйк Зэт»[30].
– А кого именно? – уточняет Энн, продолжая ерзать под одеялами.
– Робби, конечно, – отвечает Эмили.
– Старье! – фыркает Энн. – Слишком очевиден.
– А тебе кто нравится?
– Марк Оуэн, – сообщает Энн. – С ним бы я трахнулась.
Почему-то остальные шокированы, будто услышали эти слова из уст семилетней девчушки.
Тия отдает предпочтение «Блер». Эмили сразу пытается отказаться от «Тэйк Зэт» и заявляет, что на самом деле ее любимая группа – «Блер». Ясно, что на этот раз она и не думает иронизировать. Они препираются, какой сингл вышел в каком году, вспоминают, когда купили каждый из них, спорят, какой альбом лучше («Большой побег» или «13») и с кем встречался Деймон. По очкам они идут ноздря в ноздрю, пока Тия не опережает соперницу, вспомнив про какой-то импортный японский диск.
– А у меня до сих пор хранится номер «Фейса» с обложкой под британский флаг и первым упоминанием о «Блер», – парирует Эмили.
– Да мне-то что, – устало вздыхает Тия, которой наскучил спор.
– Обожаю «Блер», – признается Джейми. – Но если придется выбирать что-нибудь другое, я поставлю на второе место... Принца, а на первое – только «Пэйвмент»[31].
– «Пэйвмент»? – повторяет Эмили. – Это у которых такой сексуальный лидер?
– Стивен Малкмус, – кивает Джейми. – Да, он такой.
– Немного похож на Пола, – добавляет Энн.
– Ну спасибо, – откликается Пол. – Сочту за комплимент.
– Мне нравится «Пэйвмент», – говорит Энн, – но я все-таки выбираю Билли.
Теперь Пол уверен, что она решила поддержать его игру.
– Делакота выпустил ремикс «Меда для пчелы», – говорит Брин. – Клевая вещь.
– О, Делакота – это класс! – подхватывает Эмили. – А что еще ты слушаешь?
– Ну, больше всего диджеев – Дэвида Моралеса, Ричи Рича, Фрэнки Наклса, Нормана Джея, – отвечает Брин. – И тех, кто раньше играл в «Грани», в Ковентри – Рэндолла и так далее.
Все молчат. Брин затягивается, в темноте его лицо озаряется болезненным оранжевым светом.
– А вообще я слушаю чикагский хаус, хэппи-хаус, хэндбэг, хэппи-хардкор, все дела. Обычный хард-кор – правда, другой хардкор, который мы называли дарк, немного ритм-энд-блюз, только не жирных теток, которые поют про любовь и всякую чушь, вроде «тот день, когда ты ушел». «Ти-Эл-Си»[32] – ништяк, я и от «Этернал»[33] балдел, пока не ушла Луиза. Слушаю Мэрайю Кэри. Рагги. Иногда джангл. Драм-энд-басс – это не мое. Говорят, что джангл и драм-энд-басс – одно и то же, но это они зря. Вроде бы его называют еще «британский гараж», или «спид-гараж», или еще как-то. Хрен поймешь. За новьем я перестал следить несколько лет назад, когда оно стало дерьмовым.
– Мне не очень нравится современный хаус, – соглашается Тия. – Я тебя понимаю.
Брин вздыхает.
– Было время, когда радио «Кисс-FM» только появилось, его ловили и в Эссексе, когда везло. По ночам там гоняли крутой музон, иногда приглашали диджеев вроде Колдката и Нормана Джея. А днем крутили Дейва Пирса – ну, знаете, диджея с «Радио-1». Как там его?
– Грозный Дейв Пирс, – подсказывает Эмили. – Видела недавно в одном клубе.
– Вот-вот, – продолжает Брин. – На «Кисее» его шоу были зашибись. Не знаю, что с ним потом стало. Тогда почти все считали «Радио-1» лажей – ну и зря, хаус был еще свежаком, а там набирали людей, которые в нем секли и крутили только лучшее. Поэтому станция была вроде как андеграундом, никто там не заботился о популярности. И само собой, не было там всей этой херни со звонками, когда Трейси передает привет всем хардкоровым фанам в Ингейтстоуне и требует поставить то, что они с подружками слушали, когда какой-то перец из Ливерпуля трахал их по очереди в сортире на Ибице. Денни Рэмплинг еще ничего, а остальные дрочилы не катят. И крутят какую-то блевотину. Лучше пусть меня мамашка пилит, чем «Радио-1» трындит с шести часов в пятницу до утра субботы. Говно. Но самый отстой – те, кому сейчас лет восемнадцать, 1988 год и не помнят, о «Парне по имени Джеральд»[34] не слышали, и не рубят, с чего все начиналось. Скажешь такому «Парень по имени Джеральд», он и вылупится: «Кто-кто?» Что они там слушают, не знаю. Да нет, знаю: гребаное «Moloko»[35] и кретинские альбомы с Ибицы со сраным трансом. А видели недавно «Самых популярных»? Сплошь барахло вроде Элис Диджей, АТБ, ну и все такое. Ну, «Фэтс энд Смолл»[36] еще можно иногда прокрутить, – нехотя признает он. – И «Фэйтлесс»[37] тоже.
– А как звали того парня с «Радио-1», которого подстрелили? – спрашивает Тия.
– Жаль, не добили, – говорит Брин.
– А по-моему, он лапуля, – заявляет Эмили.
– Так как его звали? – допытывается Тия. – Что-то такое на языке вертится...
Все на минуту задумываются, но вспомнить никому не удается.
– Мне нравится «Вечерний концерт» по радио, – нарушает молчание Джейми. – И Джон Пил.
Теперь уже всем тепло. По какой-то необъяснимой причине Полу хочется придвинуться ближе к Энн. Секс ни при чем: Полу недостает человеческого касания. Почему – он не знает.
– А передачи по телику? – спрашивает Энн.
– «Друзья»[38]! – выпаливает Эмили. – Я записываю все серии подряд.
– А я ненавижу «Друзей», – передергивается Тия. – До дрожи.
– Как можно ненавидеть «Друзей»? – удивляется Эмили. – Это же супер!
– Чушь, – отрезает Тия. – На самом деле так не бывает.
– А я люблю «Приятелей»[39], – говорит Энн. – Они идут по СМ-ТВ.
– И я, – поддерживает Джейми.
Полу с трудом верится, что Джейми по утрам в субботу включает телевизор – разве что подрочить на Бритни Спирс или девчонок (а может, гомиков) из группы «Степс»[40].
– А Джерри Спрингер! – вспоминает Эмили. – Обожаю Джерри!
– Приехали, – говорит Тия. – Как можно смотреть такую дребедень?
– Да ладно тебе! – отмахивается Эмили. – Джерри клевый. У меня есть книжка с темами всех его передач.
– Ничего не понимаю, – Тия качает головой.
– А тебе что нравится? – интересуется Джейми.
– Я телевизор почти не смотрю, – объясняет она. – Вот «Лига джентльменов»[41] – еще куда ни шло.
– Да, это круто! – соглашается Эмили. – А «Голод»[42] смотришь?
– Нет, – говорит Тия.
– Да, глупость дикая, – подтверждает Энн.
