Бедный Петрушка! Хоть его тень и летает в финале над ярмарочным вертепом, бессильно грозит Богу-Фокуснику, уже ничего не изменишь. Минутная прихоть Кукольника оживила масляничные гулянья на петербургской площади и вытолкнула на сцену марионетку с сердцем человека, Петрушку, а вслед за ним – Балерину и темного красивого Арапа. И неизменное трио разыграло перед зрителями вечную драму любви и ревности. Но толпа осталась равнодушна к страданиям Петрушки, даже когда он пал от сабли разъяренного Арапа. И бессердечный Фокусник выбросил Петрушку из театрика: кукла погибла, куклу прячут в ящик, когда она больше не нужна.
Прошло время, и размолвка между супругами забылась. Наступила настоящая весна: май жестокий с белыми ночами, вечный стук в ворота «Выходи», женщины с безумными очами, с вечно смятой розой на груди.
В Санкт-Петербурге наконец заработал долгожданный филиал. В конце мая Андрей с Лизой прилетели туда на торжественный прием по случаю его открытия.
Они прилетели ранним рейсом. Когда приземлились в Пулкове, стояло прекрасное майское утро, весенняя погода, хотя вышка посреди аэродрома еще навевала легкую тоску.
Прямо из аэропорта Андрей поехал на предприятие, а Лиза пошла одна гулять по городу. Вечером, после приема, он пообещал отвезти ее смотреть, как разводят мосты: они договорились об этом давно, еще в марте.
Лиза шла по Петербургу со смешанным чувством радости и сожаления.
Завернула в Николоморской собор поставить свечку Богородице за то, что все так хорошо кончилось. Теплый воск со свечки капнул ей на безымянный палец.
Потом пешком дошла до Исаакия. Миновала «Англетер», мимоходом взглянула на крыльцо, вспомнила, как однажды она встретила Диму – вот здесь, у входа в гостиницу. А если бы в тот день она прошла мимо него, не заметила? Сказали бы: «Не судьба»?
Да, сказали бы именно так. И были бы правы.
Подойдя к Исаакиевскому собору, Лиза с удивлением огляделась вокруг. Все стало иным: солнце, жара, туристы, и ангелы там, наверху, – совершенно не страшные.
И дальше, на Мойке, где раньше был голубой лед, и тишина, и тайна, – снуют маленькие кораблики, и равнодушные голоса экскурсоводов рассказывают в громкоговоритель о достопримечательностях города. Даже там, где воды реки устремляются в загадочный треугольник Новой Голландии, не зная, какими они выйдут с другой стороны. Даже у Юсуповского дворца, где Бог вычертил на снегу красную восьмерку: разворот, начало и конец истории, невосполнимую потерю, которой не было.
Лизе стало так грустно, что она свернула с набережной в сеть переулков. Остановилась перед случайным домом и зашла в дверь с надписью «Авторский магазин Оли Епифановой».
В магазине ее встретили венецианские маски. Все то же трио: Пьеро, Арлекин и Коломбина.
– Здравствуйте, Дима, – сказала Лиза печальному Пьеро.
Маска не ответила.
Лиза побрела от витрины к витрине, разглядывая изящные вещицы. На стенах висели плакатики с оригинальными изречениями.
«Какая милая эта Оля Епифанова, – подумала Лиза. – Так славно все придумала. Я бы, наверное, могла с ней подружиться».
В магазине было уютно. Пахло чем-то прекрасным и грустным. Дойдя до последнего зала, Лиза поняла, откуда идет этот запах: в глубине помещения расположен отдел роз.
Не здесь ли Дима когда-то заказал для нее ту самую корзину?
А над цветами Оля повесила для Лизы табличку с древнеперсидской мудростью: «Если ты прошел мимо розы, не ищи ее больше».
Лишь то, что мы теперь считаем праздным сном -
Тоска неясная о чем-то неземном,
Куда-то смутные стремленья,
Вражда к тому, что есть, предчувствий робкий свет,
И жажда жгучая святынь, которых нет, -
Одно лишь это чуждо тленья.
Во время игры открой свои мозги.
Из «Советов исполнителям» Э. Сати
«Господи, какая история!» – подумала Лиза, вернувшись назад, на Мойку.
Но что зря говорить – объяснять бесполезно. Мужчине невозможно объяснить женскую логику, которая стремится показать независимость именно в тот момент, когда хочется одного: чтобы тобой овладели.
По неизбежной траектории Лиза описала восьмерку в путанице питерских дворов и снова оказалась перед Новой Голландией.
Механическое, постоянно наигрываемое правой рукой pianissimo, в то время как левая время от времени подбрасывает мелодические реплики, несущие случайные запахи.
Какая история – красивая и бесполезная, как томный стиль модерн, сгинувший в жестком функционализме XX века.
Лиза поднялась на Поцелуев мост, облокотилась о перила: стоять, смотреть на воду. Как четки, перебирать воспоминания – тихие, нежные.
И вдруг – с отстраненной, ясной точностью часового механизма – вспомнила свой давний сон.
Не ту – жаркую, густую – первую часть про фавна, а конец сна, смятый и задавленный телефонным звонком Андрея, где был мост, и балконы, и Дима, Дима… и еще что-то очень важное, и надо было понять, что.
Там, во сне, она лежала на огромном балконе какого-то дворца. В действительности на Мойке нет таких дворцов: он напоминал скорее ажурное венецианское палаццо.
Она лежала на кровати, у самого края балкона, над рекой, которая была гораздо уже реальной Мойки – крохотный канал, Зимняя канавка. А с другой стороны реки, на точно таком же балконе, на точно такой же кровати, придвинутой к балюстраде, без сна лежал Дима и смотрел на Лизу, не отрываясь.
А темная вода канала текла между ними, безнадежно разделяя почти соприкасающиеся берега, и заходила в какие-то распахнутые ворота, и никто не знал, какой она выйдет с другой стороны, миновав Остров Мертвых.
Сон – не сон, влажное прикосновение, секунда, пустой музыкальный такт.
Момент краткого выпадения из жизни, внезапного отклонения от судьбы, неподвижности перед действием – миг, в который Бог потерял тебя.
Но жизнь уйдет вперед, грянет иная музыка: ритмическая, сложная – эротические заклинания прихода весны. И наступит стихийное обновление, Весна Священная, новая хореография: сомкнутые фигуры, неуклюжие движения, ноги, завернутые носками внутрь, локти, прижатые к телу, тяжелые втаптывания в землю.
Красивая срезанная роза – стиль модерн – не имеет будущего. У грядущего другие, жесткие очертания, и ты не можешь задержаться навсегда в этом полупустом изящном пространстве, не можешь вечно жить в гостинице «Англетер», смотреть на ангелов и переживать несуществующую любовную историю. Однажды движение продолжится, весна разразится летом, вспыхнет созвездие красных красок, зальет бледно-голубую полоску дрожащего тающего льда, и Бог найдет тебя.
УВЕДОМЛЕНИЕ КРИТИКАМ:
«Если бы Бог не любил мою музыку, я бы ее не писал».
К. Дебюсси
В романе приведены отрывки из пьес:
– «Саломея» О. Уайльда;
– «Пеллеас и Мелизанда» М. Метерлинка; а также из произведений А. Пушкина:
– «Сказка о золотом петушке»;
– «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях»;
– «Медный всадник»;
– «Пиковая дама».
В текст вплетены небольшие поэтические фрагменты:
– французских символистов (эклога С. Малларме «Послеполудень фавна»);
– поздних романтиков (Т. Готье);
– русских авторов Серебряного века (Д. Мережковский, К. Бальмонт, А. Блок, М. Цветаева, 3. Гиппиус, Н. Минский, И. Северянин).
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Гипермодерн, или что делать после оргии?
«Оргия – это освобождение во всех областях: политическое, сексуальное, освобождение женщины, ребенка, бессознательных импульсов и искусства. Мы прошли все пути виртуального производства и сверхпроизводства объектов, знаков, идеологий и удовольствий. Сегодня все – свободно, ставки сделаны, и мы все вместе оказались перед роковым вопросом: «Что делать после оргии?»
Жан Бодрийар. «Прозрачность зла»
1
Карнавальная культура,
«Камаринская» и «мыльные оперы»
Начну с программного заявления, которое кому-то может показаться банальным, а кому-то – шокирующим.
Одной из главных задач современного искусства является интеграция массовой и элитарной культур (говоря языком Бахтина, «ученой» и «народной» культур). Сразу уточню: под «народной» культурой в данном случае понимается не городской карнавал, не петрушечные театрики и не прочие лубки, давно и с успехом рециклированные «высоким искусством» предыдущих периодов. Нет, речь идет о том, что образованная публика и не назовет иначе, чем «вся эта гадость»: привокзальные любовные романы, торжествующие на бесчисленных лотках, низкопробные детективы и триллеры, а также любимые одинокими пенсионерками «мыльные оперы».
Это факты живой народной культуры нашего времени. Они не только не умерли, но переживают период своего расцвета. Поэтому, не будучи еще подвергнуты никакой «элитарной» обработке, для интеллектуального читателя они неизбежно предстанут покрытыми толстой коркой вульгарности: «пара-литература» для клиентов парикмахерских.
