Когда Арон открыл глаза, дело шло к полудню. Небо затянуло серой пеленой, и в воздухе пахло дождем. Арон лежал, глядя на крышу шалаша и вспоминая события вчерашнего дня. С тяжелым вздохом он приподнялся, и в глаза ему бросился узелок из светло-коричневой ткани, лежавший рядом с ним. Какое-то время Арон недоуменно смотрел на него. Потом резко сел и взял узелок.
Кто-то принес припасы утром? Нет, не может быть! Они приезжали сюда всего неделю назад. И узелок выглядел по-другому. Арон сидел и держал его в руках. Пальцы судорожно вцепились в свою добычу.
Внутри узелка оказались бинты и маленькая бутылочка с какой-то мазью, очевидно целебной.
Арон снова опустился на подстилку. Прижал узелок к лицу. Его охватила радость. Такая мощная и огромная радость накрыла его с головой, что ему захотелось защититься от нее, спрятаться.
Тебя ранил мой страх. Ты хотел, чтобы я тебе доверяла.
Мы отправились на прогулку в Хохай. Это было накануне открытия сезона охоты на лосей — в самом начале осени. Мы оба устали, и ты решил, что нужно срезать дорогу через болото. Перед нами простиралась болотистая местность, совершенно плоская, без единого деревца. Присев на кочки на краю леса, мы развернули карту на коленях и углубились в ее изучение, изредка бросая взгляды по сторонам.
— Вдоль западного края идет тропа, она вроде сухая, — сказал ты. — По ней будет два километра до дороги.
Я ничего не ответила. Я уже жалела, что согласилась пойти на эту прогулку. И мне было страшно. И от страха во мне просыпалась ярость. Ярость на саму себя за то, что я была такой идиоткой и позволила втянуть себя в очередную авантюру.
— Там точно есть дорога.
— Ты всегда так говоришь.
— На этот раз все в порядке. Сама посмотри.
На карту я смотреть не собиралась.
— Лучше посмотри на это, — сказала я, окидывая взглядом болото. — Я хочу идти по нормальной дороге. Не хочу увязнуть в болоте. А то, что перед нами, и есть самое настоящее болото.
Я хочу ощущать твердую почву под ногами, даже если это означает лишние пять километров.
Сложив карту, ты сунул ее в карман и сообщил мне, что не планируешь идти обратно тем же путем. Ты собираешься испробовать новую дорогу.
Мы молча затушили костер. Я чувствовала, как трепещет крыльями внутри меня страх, в любую секунду угрожая превратиться в огромную хищную птицу.
— Может, все-таки пойдем через лес? — взмолилась я.
Ты бросил на меня взгляд исподлобья:
— Я хотел бы, чтобы ты мне доверяла.
По твоему лицу было видно, что ты имеешь в виду не только этот поход и не только болото. Они были всего лишь одним незначительным эпизодом долгой истории, которая сейчас прокручивалась у тебя в голове.
— Как же мы сможем жить вместе, если ты мне не доверяешь? — продолжал ты.
Мы начали ссориться. Я просила тебя относиться к моим страхам уважительно и прислушиваться к моим желаниям.
— Дело не в уважении, — фыркнул ты. — Дело в доверии. И в любви. Как я могу поверить в твою любовь, если ты мне даже не доверяешь? Если ты думаешь, что я заведу нас в болото? Я умею читать карту, тебе это прекрасно известно. Мы не заблудимся и не увязнем в болоте.
Я не сдавалась.
— Не впутывай в это любовь, — сказала я, четко выговаривая слова.
— Опять двадцать пять, — раздраженно отозвался ты. — Послушать тебя, так любовь вообще никуда нельзя впутывать, особенно твою. Конечно нельзя, потому что ее нет!
На последних словах ты перешел на крик и со всей силы пнул старый гнилой пень, так, что труха полетела во все стороны.
Ссора переросла во взаимные оскорбления и откровенную брань. Но через пару минут она угасла сама собой, и мы замолчали.
— Ты тоже мне не доверяешь. Ты не веришь в мою любовь, — произнесла я спустя какое-то время.
— Как мне прикажешь это делать, если ты никогда ее не выказываешь?
— Спасибо тебе. Спасибо тебе за это большое! — Я сделала пару шагов назад и повернулась к тебе спиной.
— Всегда пожалуйста. Если бы ты только знала, сколько раз за эти годы ты причиняла мне боль! Боль! Понимаешь? Но рано или поздно всякое терпение заканчивается. В конце концов, это равнодушие больше невозможно выносить.
— Равнодушие? Значит, если я отказываюсь идти с тобой в болото, я к тебе равнодушна? Так по-твоему?
— Да.
Снова пауза.
— Но я же тебя умоляю. Почему ты не можешь пойти обычной дорогой вместе со мной?
— Я тоже тебя умоляю. Пожалуйста, доверься мне хотя бы один раз, и пойдем через болото.
— Я не могу! Я боюсь! Мне кажется, ты неправильно понял карту. Здесь же не видно ни одной тропинки. Там сплошная трясина, — крикнула я и бросилась бежать в сторону леса, где, как мне казалось, была тропа. Ты звал меня, но я бежала, не оборачиваясь. Можешь кричать сколько влезет, думала я. Никогда в жизни я с тобой больше не пойду. Ненавижу тебя. Ненавижу твое лицо, ненавижу твои узкие злые глаза, ненавижу твою тупость. Видеть тебя больше не хочу!
Пробежав пару сотен метров и заметив, что ты даже не пытался меня догнать, я остановилась. Тишина окружила меня со всех сторон как стеной. В лесу была только я одна. Ты позволил мне убежать в лес одной, даже не стараясь остановить, хотя прекрасно знал, как мне страшно. Теперь я ненавидела тебя еще и за это. За то, что ты меня бросил одну без карты. Я начала рыться в карманах и в рюкзаке, чтобы узнать, что у меня с собой. Там лежали ключи от машины. Они у меня — так тебе и надо. Спички, складной нож, пустой пакет от бутерброда и яблоко.
Я не знала ни сколько пробежала, ни даже в правильном ли направлении. Я попыталась определить направление по солнцу, но бешено бьющееся сердце не давало сосредоточиться. Тишина была такой плотной, что любой звук, нарушавший ее, треск или хруст, пугал меня. Я была предоставлена самой себе. Оглядевшись по сторонам и прикинув, где я нахожусь, я снова побежала. Мне не хватало смелости идти спокойно. Тем более что до захода солнца оставалось немного, а дорога была далеко.
Тропинки в лесу похожи на лабиринт. Весь лес пронизан паутиной из сотен тропинок, большинство из которых протоптаны животными и ведут не к дороге, но к водопою, сочным лугам, норам, берлогам и лежбищам. Я напрягала зрение, пытаясь угадать, человеческая ли тропа передо мной и куда она может вести. В лесу легко ошибиться. Все время кажется, что видишь тропу, которой на самом деле нет, бежишь по ней, чтобы через пару сотен метров обнаружить, что пробираешься через заросли голубики прямо в болото.
Мысли у меня в голове перепутались. Не могло быть и речи о том, чтобы в таком состоянии найти нужную тропу. Я принимала за тропу то ручей, то канаву. Я словно углублялась все дальше в свой собственный страх, как будто кто-то гонится за мной по пятам. Ты сидел словно камень у меня в желудке, тяжелый, острый. Все то, что ты выплеснул на меня во время ссоры, встретило гневный отпор с моей стороны, как отвечают ударом на удар, злобой на злобу. И твои злые слова прилипли к ладоням, застряли между пальцами, напоминая мне о том, что случилось. Люблю ли я тебя на самом деле? — думала я. Есть ли доля правды в том, что ты сказал? Нет, ты ничего не понял. Не понял меня. Но люблю ли я тебя? Был ли у меня ответ на этот вопрос? Почему у меня было ощущение, что подо мной разверзлась бездна? Я не могла ответить на этот вопрос. Не знала ответа. Я выбрала тебя, разве этого мало? Из всех мужчин на земле я выбрала тебя! Мой внутренний голос когда-то сказал мне: этот мужчина станет отцом твоих детей. Разве этого недостаточно? Неужели идти с тобой через болото — это любовь? Постоянно играть со смертью, соглашаться на все твои безумные авантюры, прислушиваться к твоим сумасшедшим идеям? Ты часто обвинял меня в том, что я трусиха. Но я не испытывала ни малейшего желания рисковать своей жизнью и играть в прятки со смертью. Люблю ли я тебя? Или все это ужасная ошибка? Все это: ты, я, мы — всего лишь тропа, которая никуда не ведет.
Внезапно лес закончился, и я очутилась на дороге. Эта дорога была мне незнакома. Она выглядела совершенно новой. Повсюду валялись выкорчеванные пни и камни, сломанные ветки и обрубленные корни, между которыми отцветал чертополох. По деревьям на краю леса видно было, что они не привыкли к такой свободе: раньше их теснили другие деревья, которых больше не было. И ветер теперь свободно гулял по этому новому туннелю в лесу.
Я уже давно потеряла ориентацию в пространстве. Но теперь предположила, что ветер дул с запада. Там же было солнце. Это северный ветер с Атлантики, преодолевший горы на границе с Норвегией и не растерявший своей силы. Теперь он рвал заросли чертополоха, и, повернувшись к нему спиной, я пошла: бежать больше не было сил.
Я пыталась убедить себя, что мне ни капельки не страшно. Люди жили в этих местах тысячи лет. Всего пару десятков лет назад дети пасли здесь коз и коров. Чего мне бояться? Но все равно мне было страшно: страх поселился у меня в душе и даже успел свить гнездо для своих птенцов. Наверно, это густой лес меня пугал, потому что нельзя было понять, что там прячется, а прятаться там может все что угодно. Мне пришла в голову мысль, что больше всего меня в лесу пугает возможность встретить в этих странных комнатах себя саму, потерянную и заблудшую, — и не узнать. Себя с лапами, шерстью и клыками. Или голодную, жалкую и потрепанную. Или с мордой в крови и пухе. Нагота леса была моей наготой, и здесь она обступала меня со всех сторон.
