– …я гостила у своих друзей в Таиланде. У них была вилла на озере Пхукет, еще до того, как в Таиланд толпами повалили туристы. Там-то я и повстречала Нельдо, отца Пирса. После чего мой отец, ваш дед, от меня отказался. Наверное, мне надо было умолять его о прощении, но на дворе стояли шестидесятые, в воздухе витал дух свободы. Я послала к черту и его, и его деньги. Мы с Нельдо прожили несколько лет, так и не вступив в брак, и мой отец был в ужасе, поскольку среди людей нашего круга это было не принято.
– А потом ты встретила отца Мариэтты, – сказала я.
– Правильно. Когда родился Пирс, я познакомилась с Гунтаром. Он был датчанин, балетный танцовщик. Потом он вернулся в Данию, организовал свою труппу. Это был самый красивый мужчина из всех, кого я встречала, но, простите за банальность, холодный как лед. Когда-нибудь вы, детки, отлично развлечетесь – будете ездить по всему миру и навещать своих отцов.
– А кто отвез тебя домой, мам? – спросил полусонный Теодор.
– Я воспользовалась машиной нашего соседа-англичанина. Он себя плохо чувствовал и не мог сесть за руль. Я его подвезла, а потом прошлась пешком.
– Я думал, он в больнице, – сказал Теодор.
– Мам! – Я разозлилась не на шутку. – Между… между вами что-нибудь было?
– Все расскажу утром, – сказала мамочка. – А теперь – спать. Завтра мы открываем новую страницу нашей жизни.
– По-моему, это бессмыслица, – сказал Леопольд. – Когда открываешь новую страницу, видишь всего-навсего обратную сторону предыдущей.
– У Роджерса и Хаммерстайна есть песня про жареных омаров, – рассказывал Теодор Пирсу. Времени было около часу пополудни.
– Идиотизм, – сказал Пирс. – Чистый идиотизм – писать песни про жареных омаров.
– Это была песня про моллюсков, – сказал Теодор. – Ребята могли себе позволить… Ладно, не бери в голову.
– Песня про моллюсков? – повторил Пирс недоверчиво. – Не догоняю.
– Где все? – спросила я.
– Взяли собак и пошли ухаживать за англичанином, – сказал Пирс.
– И Мариэтта с ними? – спросила я.
– Ага.
– Черт! Как так получилось – она напилась, а проснулась раньше меня!
– Генетика, – ответил Теодор. – Датская кровь. Алкоголь хорошо усваивается.
– Ты выяснил, что именно произошло вчера в библиотеке? – спросила я.
– Приблизительно. Кофе хочешь?
– Да, спасибо. Я сама сделаю, а ты расскажи, что там было.
– Я слышал несколько довольно противоречивых версий. Чтобы узнать правду, придется подождать пятничной газеты. Как я понял, Эдвард отсыпался после припадка. Леопольд забыл с ним рядом игрушечный пулемет. Англичанин то ли обкурился, то ли чересчур чувствителен к угарному газу. Он пошел к библиотекарше в кабинет узнать, нельзя ли ему, хоть это и справочная литература, взять на дом «Энциклопедию птицеводства». Библиотекарша как раз ходила и запирала двери, а когда вернулась к себе, тоже потеряла сознание из-за этого газа. Телефоны, как тебе известно, не работали. В ФБР знали, что Эдвард грабитель. Не получив никакого ответа, они просверлили в стене дырку и увидели лежащего Эдварда, а рядом с ним пулемет и нечто, показавшееся им самодельной бомбой. Там же валялась библиотекарша с задранной юбкой. Они позаимствовали на Алгонкинском полигоне танк и напрочь разворотили стену.
– Танк? – переспросила я.
– Или что-то в этом роде, – сказал Теодор. – Ну, знаешь, вроде тех, которые применили тогда в Уэйко, в Техасе.[5]
– А бомба?
– Понятия не имею, – пожал плечами он. – Даже не знаю, была ли она настоящая. С год назад все паниковали насчет самодельных бомб. Некоторые действительно оказались бомбами, а большинство – так, игрушки.
– Пожалуй, это похоже на правду, – сказала я. – А с англичанином-то что?
– Фэбээровцы решили, что он тоже преступник, и здорово его отдубасили. Кажется, даже повредили ему гениталии, – сказал Теодор.
– Какой кошмар! Пойду, пожалуй, тоже его навещу. У нас найдется что-нибудь ему в подарок?
– А чем он интересуется? – спросил Пирс.
– Знаю! – обрадовалась я. – Пирс, поделись косячком-другим.
– Ты чего? – сказал Пирс. – У меня самого травы кот наплакал, ее сейчас вообще не достать. Да ты же его даже толком не знаешь.
– Послушай, Пирс, отдай мне все, что у тебя осталось, а я за это расскажу, что я для тебя придумала.
– Сначала расскажи, потом посмотрим, – сказал Пирс.
– Знаешь, по-моему, ты должен поехать в Лос-Анджелес и стать кинозвездой.
– Один? – спросил Пирс.
Лицо его приобрело странное выражение, в его примитивном мозгу, похоже, наконец забрезжила Мысль. То, что мы наблюдали, сравнимо разве что с поведением неандертальца, впервые разводящего огонь. Я собралась было ему об этом сообщить, но решила не отвлекать его в столь ответственный момент – кто знает, может, вторая Мысль не посетит его никогда.
– Я… я потом к тебе приеду, помогу обустроиться, – сказала я. – Пирс, ты действительно самый красивый мужчина на свете, и я давно не встречала никого, кто умеет говорить, как Гэри Купер. Есть несколько звезд ему под стать, но, увы, большинство нынешних героев экрана – коротышки с длинными носами и безвольными подбородками.
– Кто такой Гэри Купер? – спросил Пирс.
– Мод, а идея-то неплохая, – воодушевился Теодор. – Он станет кинозвездой и поможет нам всем или хотя бы мне с моей музыкой.
– Я представления не имею, чем хочу заниматься, поэтому мне он вряд ли поможет, – сказала я. – Впрочем, я бы не отказалась выйти замуж за английского лорда. Тогда бы все меня уважали.
– Это точно, – сказал Теодор. – Статус женщины по-прежнему в основном зависит от того, есть ли у нее муж и кто он. А тебе не будет противно, когда люди станут к тебе хорошо относиться только потому, что ты леди?
– Не-а, – сказала я. – Плевать.
– Лишь бы относились хорошо, – сказал Пирс и по-дебильному загоготал.
– Закрыл бы ты свои коралловые уста, – сказала я.
– И не гогочи! – сказал Теодор. – Когда ты молчишь, Пирс, ты производишь потрясающее впечатление. Некоторые при виде тебя даже впадают в благоговейный ужас – сам видел. Жаль, мне этого не дано.
– Как же мне на пробы ходить – с закрытыми коралловыми устами? – спросил Пирс.
– Я буду ходить с тобой, – пообещала я. – Буду объяснять, что ты считаешь себя выше всей этой суеты и разговаривать не желаешь. Правда, текст роли тебе все-таки произносить придется.
– Он может и этого не делать, Мод, если ты объяснишь, что без камеры у него плохо получается, – сказал Теодор. – Вот здорово будет побывать на съемках!
– Пирс, так можно я возьму марихуану?
Он сходил в спальню и вернулся со щенком и двумя косяками.
– Песик ты мой, – сказал он, целуя его в морду. – Вонючка маленькая!
Косяки он отдал мне.
– Один мокрый! – сказала я.
– Он упал в лужу, которую напустил щеночек. – Давно я не видела Пирса таким жизнерадостным.
Я положила косяки на стол, отправилась к себе в спальню и вывалила из шкафа всю одежду. Ну и что, что Мариэтта первая притащилась к лорду, все равно я оденусь лучше. Сколько я его видела, он всегда был в чем-нибудь консервативном, но, поскольку тягаться с консервативными английскими девицами его круга смысла не имело, я решила поразить его воображение эксцентричностью костюма. Впрочем, другой одежды у меня и не было.
Я нашла пару очень узких атласных брюк цвета морской волны (чуть выше щиколоток и почти без пятен), а наверх – черный с короткими рукавами свитерок из ангоры. Завершал ансамбль мохнатый розовый акриловый жакет. Оставалось подобрать обувь. Мне не хотелось уродовать свои лучшие туфли прогулкой по грязи. У Мариэтты нога на размер меньше, однако у нее есть несколько пар, в которые я с трудом, но влезаю. Я опасалась навлечь на себя ее гнев, хотя, с другой стороны, он мог бы сослужить мне хорошую службу, поскольку, увидев меня в своих туфлях, она обычно теряет дар речи и только нечленораздельно мычит, что выставляет ее не в лучшем свете.
Но в последний момент я струхнула и надела зеленые резиновые сапоги, веллингтоны, которые могли пробудить в нем ностальгию, напомнив о битве при Ватерлоо, где его соотечественники впервые появились в галошах. Прихватив со стола косяки, я направилась к двери.
– Когда мы поедем, Мод? – спросил Пирс.
– Пакуй вещи, братец! – сказала я. – Через две недели нас здесь не будет. Или раньше, если денег наскребем.
Я зашагала по грязи. Навстречу мне шли мамочка, Леопольд и Мариэтта.
– Куда это ты? – спросила Мариэтта.
– Навестить англичанина, – сказала я. – Как там он?
– Не стоит его сейчас беспокоить, – жестко сказала Мариэтта. – Он отдыхает.
Трейф с Лулу, до того рыскавшие под деревьями, кинулись ко мне. Трейф передними лапами заляпал мои атласные брюки. Лулу его немедленно приструнила – куснула в шею. Он взвизгнул и посмотрел на нее с обидой. Лулу презирает Трейфа. А когда у нее течка, находит вполне привлекательным. Его такая переменчивость всегда поражает и озадачивает.
