Георгий строго одергивает бабульку:
– Бабушка, Вы конечно еще та красотка в Ваши девяносто. Но как говорят у нас на Текстилях, Вас не спрашивали, между прочим.
Степан печален и несколько философичен:
– Нам всю жизнь говорят, что мы порнография. Однако это не мешает нам…
Он указывает на свой пах.
– Вы знаете сколько женщин перепробовали это?
Потом показывает на пах брата:
– А это? И там, и тут ровно по 24 сантиметра. Бог видит кого обидит.
– Баба, фас! – рычит Ксения.
– Киай!
Нога Скелетон взлетает и наносит удар Степану в грудь. Тот беззвучно валится в угол. На него сверху летят книги.
Георгий пятится:
– Это меняет разговор, только успокойтесь, не взлетайте так высоко, Вы же не орел в конце концов.
Степан вежливо выползает из-под книг.
– Итак… Итак, что мы имеем? Она образована. Умна. Но ей не хватает… как бы это выразиться…
Скелетон уточняет:
– … общения. Она готова разговаривать круглые сутки. А вы?
Ксения рыдает за все свои прошлые годы:
– Баба, фас! Фас, я сказала! Мама, ты что не видишь? Те же яйца, только сбоку! Мама, тебе мало, что я с 12 лет знаю всю эту помойку?
Скелетон вдохновенно взлетает, круша братьев.
– Киай! Киай!
Ксения безутешно рыдает:
– Чтобы я! Допустила! До родной мамочки! Это? Мама, да лучше эрозия, чем это! Мама, да лучше смерть, но только не это!
42. У меня чудовищная овуляция!
В небольшой фотогалерее в тихом московском переулке прохладно и чисто. Некоторые посетители расхаживают по полу просто босиком. Две девушки разносят бокалы с холодным шампанским, у столика с мороженым довольно людно… Это фотовыставка матери Яны – седовласой дамы за 50.
Лидия Петровна – в окружении восторженных гостей.
Тем временем в туалетное помещение спускаются какой-то парень и Ксюша (ака Синица). Оглянувшись, поворачивают в мужской зал. Захлопывается туалетная кабина.
Парень возится с дешифратором. Надо снять старый чип и поставить новый. Парень быстро проделывает эту операцию. Разговаривают шепотом.
Синица спрашивает:
– Их программисты идут за нами след в след?
– Да, – отвечает Влад. – Дешифратор слишком часто стал «простреливать». Еще неделька – и они вычислят алгоритм его работы.
– Умные там сидят перцы … – вздыхает Синица.
– Новый не будет постреливать как минимум два месяца. За это время я еще чего-нибудь придумаю.
Заходит охранник, прислушивается, внимательно смотрит на нижнюю щель. Синица сбрасывает на пол лифчик, притворно стонет, парень притворно пыхтит, изображая необычайное наслаждение…
Синица возвращается, Влад бесследно исчез.
Яна и Синица разглядывают одну из фоторабот, непроизвольно взявшись за руки.
Лидия Петровна, оставив круг гостей, подходит к паре и протискивается между ними, чтобы разбить этот слишком крепкий и подозрительный союз рук. Ей не нравятся эти лесбийские игры.
– Девочки, ну и как вы оцениваете все это? – спрашивает Лидия Петровна.
– Мама, как всегда много новых находок, – рассеянно отвечает Яна. – Это этап. Серьезный этап.
– Ну, не лукавь… По крайней мере твоей глухонемой подруге нравится?
Синица поспешно кивает.
– Она не глухая, а немая – уточняет Яна.
Молодые снова автоматически берутся за руки. Матери это не нравится; она отходит, раздраженная.
– Я ужасно хочу в туалет. – Синица прижимает ладонями пах. – У меня чудовищная эрекция.
– Я тоже. У меня чудовищная овуляция.
Влюбленные предаются нахлынувшей страсти в кабине женского туалета.…
Вдруг Яна обмякает в руках Синицы. Синица испуганно ее тормошит.
– Яна… Подожди… Не здесь… Ты не вовремя…
Он испуганно выскакивает из кабины, набирает в пригоршню воды, бросает в лицо Яны. Яна неподвижна.
– Яна… Не спи… Не засыпай… Ну, любимая… Постарайся проснуться… Мы еще не все сказали…
Дверь за его спиной защелкивается. Синица испуганно оборачивается. Это вошла Лидия Петровна. Она поднимает с пола лифчик и набрасывает его на грудь дочери.
– Что с ней?
Синица испуганно вытягивается в струнку. Мама приподнимает парик.
Синица от неожиданности почему-то оправдывается:
– Я – немая.
Женщина гладит Синицу по голове, нежно проводит по щекам.
– Почему ты так плохо бреешься, немая? Ты будешь ее любить всегда?
В ее глазах нечаянные слезы недобабушки.
– Она хорошая… Но немного невезучая… Я вижу, что она любит тебя, милый мальчик…
– Я тоже люблю.
Мать светло произносит:
– У вас будут дети? Я хочу, чтобы больше двух…
Она показывает свои руки.
– Ты видишь, как они соскучились по этим… милым головкам… пузикам… спинкам… по клизмочкам…
Она качает воображаемого младенца:
– У-а… У-а…
Строго переспрашивает:
– Сколько у вас будет детей?
– Больше двух…
– Мало. Ты только что клялся, что больше трех…
Синица от возмущения вдруг начинает говорить женским голосом:
– Когда я такое говорила? Я не слышала!
– Я слышала. Если ты немая, то не думай, что вокруг глухие.
…Синица несет Яну к машине.
Его провожает мать Яны и некоторые гости.
– Что с Яной, Лида?
– Лидия Петровна, что с ней?
Синица замечает в зеркало, что к машине приближаются двое в штатском. Синица бьет по газам.
Он говорит сам себе:
– Ах, мама! Я забыл сказать, что сегодня, кажется, Вы слышали голос дочери в последний раз…
Он добавляет после молчания:
– Я тоже, кажется…
Он целует спящую.
– Кажется она больше уже не проснется никогда.
Двое в штатском медленно приближаются и заходят вслед за матерью Яны в помещение фотогалереи.
43. В кластере D00 X 0000000000000011
Вася на кухне, с раздражением тычет в кнопки пульта ДУ, прихлебывая сок. Митя упрямо твердит свое:
– Я держу мамин кулончик, не выпуская и чувствую…
– Отстань, хватит молоть всякую чепуху!
– Я чувствую, что моя рука становится другой. Смотри…
– Я ничего не вижу.
Митя кладет свою руку на руку брата.
– Чувствуешь? Она теплая и живая.
– Остань, бредятина это все!
– Ну потрогай получше. Мы превращаемся в людей!
– Смешно.
Он берет нож.
– Дай руку!
– Нет. Она живая!
– Дай! Никакая она не живая! Мы – мертвые!
Он пытается притянуть руку брата к себе, завязывается борьба. Васе наконец удалось прижать руку братишки к столу. Он приставляет нож к руке и режет. Идет кровь.
– Больно, пусти!
– Тебе не может быть больно, – как заклинание твердит старший брат. – Ты мертвец!
Митя вырывается и в ужасе выбегает из кухни, Вася с ножом – за ним. На него нападает настоящая злость, – оттого, что он не может объяснить очевидное.
– Дай руку, я сказал! Дурачок! Я докажу, что ты труп, слышишь!
Мите удается закрыться в комнате. Через какое время в щель протискивается длинный тонкий нож. Мальчик забивается в угол.
Вася кричит за дверью, неистово и с отчаянием:
– Сейчас я тебе устрою самый настоящий слэшер! И ты навсегда поймешь, что ты всего лишь нереализованный сценарий!
Митя плачет и бормочет:
– Мама, спаси меня… Мама, спаси… Мама, я твой… Видишь, у меня настоящая человеческая рука, мама…
Увы, мамы пока нет.
…Ослепительно белый день. Собственно, это не день, а вечное сияние золотого вечного дня. В его свете угадываются призрачные фигуры в белом, они как бы идут.
Это самопишущиеся скриптрайтеры Е1204 (отдаленно по форме – мужчина) и Е1205 (женщина). Они держат за руку детей – Митю и Васю. Рука Мити, наспех кем-то перебинтованная, материальна.
– Я все-таки не понимаю, почему некоторые сущности стремятся стать формой? – говорит одна фигура. – Ведь они никогда не обретут ее. Эти мальчики – вечно мертвы, как они этого не понимают?
– Мне жалко этих детей. – отвечает вторая фигура.
Она наклоняется и целует каждого.
– Они так хотят жить… Родиться и жить… Особенно маленький…
– Зачем? Их желание очень скоро обернется тупиком. Посмотри еще раз в эту точку.
И тот, что больше похож на мужчину, взмахивает рукой и возникают какие-то малопонятные записи, напоминающие язык программирования. Скриптрайтер указывает на одну из точек.
– Значение энергии здесь равно нулю, то есть, здесь вечная смерть. Мальчиков это не страшит?
– Они так хотят побыть с мамой… Нам незнакомо это чувство, но я их немного понимаю, кажется…
Фигура гладит каждого по голове.
– Хорошо все-таки иногда чувствовать себя земной женщиной и любить своих детей…
– И все-таки надо объяснить детям, что они никогда не дождутся мамы. У них ее нет. Их самих тоже нет – их не существует. И никогда не будет. Митя, ты меня слышишь?
Митя слышит.
– Вы врете! Еще немного – и я стану живым! И за мной придет мама! Я не мертвый, а живой!
Вася более рассудителен:
– Ну, покажи еще раз свою руку, дурачок…
– Смотрите!
Скриптрайтер снова указывает на одну из точек в малопонятной записи.
