Петр Николаевич вспомнил другой фрагмент из «Нейтринных инцидентов»: «После возвращения дривен будет чувствовать себя отвратительно. Как минимум, у него будет раскалываться голова. Ему будет казаться, что вся боль, от которой он отгородился с помощью белого цвета, может в любой момент выплеснуться и заполнить ум до краев. В эту ночь ему гарантирована бессонница. Очень вероятны проблемы со здоровьем на третий день (как правило, простуда с высокой температурой или острое расстройство кишечника). После попадания в нейтринный инцидент дривен станет очень скептически относиться к тьюнингу и тьюнеру. Он может попросить смены тьюнера или вообще отказаться от занятий. На некоторое время он получит эмоциональный фон 1 % (апатия), и его действия (бездействие) будут пропитаны безответственностью и тягой к смерти».
Сергей встал и, пошатываясь, пошел в прихожую. Петр Николаевич молчал, охваченный чувством стыда за свой непрофессионализм. Последний раз он испытывал это чувство больше пяти лет назад, еще на молочном заводе. Одевшись, Сергей сказал на прощание:
— Скорее всего, они ждут меня внизу. Но чему быть, того не миновать. Искренне желаю, чтобы вы с ними никогда не столкнулись. Если что, признак их появления в вашей жизни такой: осколки начинают складываться в очень красивую картинку, все налаживается, на вопросы появляются ответы. Проще говоря, сбываются ваши мечты. Не дай бог, с вами это произойдет. Тогда бегите от удачи сломя голову, пренебрегайте возможностями, лишайте себя счастья, делайте все против здравого смысла. Возможно, тогда можно от них спастись. Но если вы обнаружите их слишком поздно, когда они уже давно ходят за вами по пятам и когда их лица уже смазаны, тогда вам кранты. Вот мне, например, кранты. Я не надеюсь дожить до утра.
Он вышел, закуривая, и стал медленно спускаться по лестнице.
Петр Николаевич долго смотрел в глазок. Ничего не происходило, лестница оставалась пуста. Наконец, он оторвался и пошел поставить чайник. Наливая воду, он услышал стремительный топот ног по лестнице. Он бросился к глазку, но топот был уже где-то внизу. Он побежал на кухню и выглянул в окно. Дверь подъезда открылась, и в стуженую февральскую темень вышли двое. На них были тулупы и шапки ушанки. Руки они держали в карманах, а в зубах было по сигарете. Это их он встретил в парке во время утренней пробежки. Торопливо они направились к метро, мотая на ходу головами из стороны в сторону. Он уже собирался задернуть штору, как вдруг увидел, что от стены его дома отделилась фигура и побежала к проезжей части. Петр Николаевич распознал Сергея. Выскочив на проезжую часть, Сергей смотрел налево и назад, видимо, в сторону тех двоих, что побежали к метро. Он не посмотрел направо, когда достиг встречной полосы. Петр Николаевич закричал: «Куда!», и на стекле образовалось мутное облачко от горячего дыхания. Завизжали сигналы, раздался скрежет шипованной резины об асфальт, и Сергей исчез под колесами микроавтобуса.
Петр Николаевич продолжил смотреть. Вскоре образовалась пробка в обоих направлениях. Водители встречного потока замедляли ход напротив аварии и еле ползли.
Сзади им нетерпеливо сигналили, но, поравнявшись с местом происшествия, смолкали. На той стороне улицы собралась толпа зевак. Петр Николаевич перебирал в голове варианты: не оставлял ли он Сергею каких-нибудь бумаг, например, обучающих курсов, или своей визитки, или чего-то еще. Кажется, нет. Это было хорошо.
Через несколько минут двое в ушанках вернулись, все так же по зажженной сигарете в зубах. Они подошли к двери в подъезд, но не стали входить, а медленно пошли вдоль стены дома, отшвырнув сигареты. Иногда они присаживались на корточки и вытягивали шеи. Потом они вставали, почти прижимались лицами к стене дома и двигали головами из стороны в сторону. У Петра Николаевича создалось полное впечатление, что они принюхиваются. Ему стало жутко. Двое закончили обследование, зажгли по новой сигарете, засунули руки в карманы и побежали в точности по следам Сергея.
Протиснувшись сквозь плотный поток еле ползущих машин, они вынырнули на противоположной стороне улицы и побежали во дворы. Их фигуры стали размазываться.
Петр Николаевич даже надавил пальцами на глазные яблоки, решив, что у него что-то со зрением, однако это не помогло. Когда они скрылись за углом дома на той стороне улицы, из-за угла еще какое-то время выпирал темный шлейф, в котором угадывались смазанные очертания их ног, локтей и голов и две ярко-оранжевые волнистые нити, видимо, от сигаретных огоньков. Прошло несколько секунд, и шлейф растаял.
Петру Николаевичу стало не по себе. Он пошел проверить, заперта ли входная дверь, и по пути включил свет в санузле и коридоре. Проверив замок, он опустил крышечку дверного глазка. Проверил балконную дверь и окна в большой комнате, включил свет в спальне. Наконец, вернулся на кухню, поставил перед собой стопку и полупустую бутылку текилы, включил телевизор, откинулся на спинку стула и вытянул ноги. Чувствовал он себя неважно, спина болела все сильнее, по телу разливалась нездоровая слабость. Петр Николаевич, не закусывая, выпил две стопки подряд.
Целебного эффекта алкоголь не оказал, только усилилась тяжесть в голове, и потянуло закрыть глаза…
Он проснулся от настойчивого звонка в дверь. Вначале он не понимал, сколько времени и каковы обстоятельства. В телевизоре два молодых человека в спортивной форме, поднимая гантели, обменивались глубокомысленными фразами. Новая реклама «Найка».
«Видимо, пришел мой особый ученик с бутылкой текилы», — решил Петр Николаевич. Циферблат на кофеварке, однако, показывал только половину шестого.
Рановато для него.
Петр Николаевич пошел открывать. Глянув в глазок, он увидел черноту. Глазок был чем-то загорожен.
— Кто там?
— Откройте, я к вам по важному делу.
— Кто вы?
— Я просто узнал, что здесь живет психолог, и хотел поговорить, — что-то в тоне парня было стрёмное. Да, именно такое слово: стрёмное. Он, казалось, говорил насмешливо, но тщательно скрывал иронию.
— Я не даю бесплатных консультаций.
— Почему бесплатные? Вы гляньте в глазок.
На этот раз черноты не было. На лестничной площадке стоял незнакомый молодой человек со взмокшими волосами, в коричневом шерстяном костюме, пиджак поверх футболки. Держал он перед собой веер зеленых банкнот.
— Сейчас, — и Петр Николаевич пошел в спальню. Вытащив из-под дивана коробку, он замешкался, решая, чем вооружиться: мачете, газовым пистолетом или двустволкой.
— Ну, скоро вы там? — раздался приглушенный голос.
Петр Николаевич вздрогнул. Взял газовый пистолет и пошел к двери. Приоткрыв дверь и высунувшись, он удивился: парень был старше и сложен плотнее, чем показалось в глазок. И костюм на нем, казалось, имел более светлый оттенок. Волосы, впрочем, были взмокшие.
— Как вас зовут? — улыбнулся парень, достал из кармана все ту же пачку банкнот и стал пересчитывать.
— Ефим Трофимович, — сказал Петр Николаевич.
— А я Вадик. Или Кирилл, как хотите. Можно и так, и так. Но пока Вадик.
— Хорошо, Вадик, что вы хотите? Учтите, ко мне скоро придут гости, у меня мало времени.
— Да, гости действительно к вам скоро придут, — ответил Вадик.
Петр Николаевич напрягся. Парень говорил слишком вальяжно, но, похоже, был на взводе. Как будто впервые решился на мокрое дело.
— Так что вам надо?
— Ну что вы, Петр Николаевич? Я не собираюсь вас убивать, — вдруг сказал Вадик. — У меня этого и в мыслях не было, вас убивать.
Петр Николаевич поднял пистолет:
— Проваливай отсюда, щенок.
Парень не отреагировал. Он продолжал пересчитывать банкноты, шепча тихо: «Двадцать девять, тридцать».
— Собственно вот, — сказал он, протягивая меньшую пачку. — Здесь тридцать сотен. Надеюсь, этого достаточно для внеочередного тренинга? Дело в том, что я очень нуждаюсь в психотерапии. Очень.
Петр Николаевич не удержался и посмотрел на купюры, но тут же спохватился и поднял взгляд.
— Вам не нужны деньги? — изумился Вадик. — А! Вы не доверяете! Вы думаете, здесь подвох. Вообще, вы очень странный психолог. К вам приходят с проблемой, а вы говорите «проваливай отсюда» и ругаетесь. Вам предлагают деньги, а вы воротите нос, как будто вам принесли головы убиенных младенцев. Разве так можно?
— На сегодня прием окончен. Приходите завтра, в шестнадцать-тридцать и деньги приносите в рублях.
— Но тогда я принесу ровно десять тысяч, — предупредил Вадик. — Это, — он отщепил часть от пачки банкнот, — цена вопроса.
— А я не стану заниматься с вами за десять тысяч. Я возьму вдвое за срочность.
— Но вдвое за срочность завтра это все равно втрое меньше, чем я даю сейчас, — на лице парня выразилось мучительное недоумение. — Я нуждаюсь в вашей помощи срочно, понимаете? Мне нужен тьюнер для инцидента на внешней ленте времени.
