– Рад, – согласился тот. Ему показалось, что Олега Ивановича просто-таки распирает от гордости за собственное великодушие. (Того и гляди пернет.)
– Жаль, что я не могу побеседовать с Дамиром про ту девку. Боюсь, мы с тобой еще не скоро его увидим. Держи ухо востро. Приказ ясен?
– Так точно, – безо всякого энтузиазма ответил Кирюха.
– Свободен.
Едва Кирюха вышел, в кабинете вновь закашляла стрельба.
На обратном пути он дернул за ручку каждую дверь в узком коридоре.
Распахнулась только одна. Ее никто не запер – видимо, за ней не было ничего ценного.
Ступеньки вели вниз и обрывались в темноте. Кирюха щелкнул выключателем. Лестница была короткой. На кирпичной стене белела нарисованная краской стрела, над ней – надпись:
УБЕЖИЩЕ НА 500 ЧЕЛОВЕК
«Пока есть возможность, надо исследовать», – решил Кирюха.
Глухая кирпичная коробка освещалась одной-единственной лампочкой, спускавшейся с потолка на длинном проводе. Никаких скамеек, сидений или какой-то другой мебели – совершенно пустое помещение. Напротив входа – невысокий дверной проем, над ним жирная надпись: М/Ж. Справа от него из стены на высоте метра выпирает ржавый кран. Под краном в полу решетка, чтобы вода стекала в канализацию.
«Ну-ка, ну-ка...» – у Кирюхи родилась идея. Он направился в уборную. Так и есть: ничего похожего на унитаз. Простая, безо всяких наворотов, дыра в полу.
Из дыры доносились журчание быстро текущей воды и вонь.
Кирюха пожалел о том, что, как и все некурящие люди, не носит при себе ни спичек, ни зажигалки. Сейчас бы посветить и посмотреть, что там внизу... Хотя и так можно догадаться: канализационный тоннель, который несет свои фекальные воды куда-то за город. Достаточно широкий, чтобы сквозь него мог пройти человек. Жаль, что дыра, куда справляют нужду, совсем маленькая. Не то что Кирюха – худющая Юкки не протиснется.
Он вышел из туалетной каморки, приблизился к торчавшему из стены крану, наклонился к решетке в полу. Взялся за ее прутья обеими руками, потянул – тяжелая решетка приподнялась, открыв широкое прямоугольное отверстие.
Вот и безопасный выход, подумал Кирюха. Он был очень зол на Юкки. Спустить дрянную бабенку в канализацию, пока она окончательно не изуродовала жизнь ему самому и его друзьям! Она, конечно, поднимет вой: мол, купайтесь в дерьме сами... А ее никто спрашивать не будет! Поставить перед выбором: или покидаешь общагу через фекальное подземелье, или придется тебя заложить. Да, так он и скажет. А если понадобится – спустится в тоннель вместе с ней и проводит до самого выхода из канализации. Лишь бы она исчезла и его жизнь снова стала бы спокойной. Ради такого можно рискнуть. В последний раз.
Жестокая улыбка, что вылезла на лицо парня, исчезла. Он стиснул кулаки. Напрягся. Медленно выпрямился.
Кто-то стоял за его спиной. Бесшумный. Неподвижный.
Развернувшись одним рывком, Кирюха увидел Соломоныча.
Лицо этого человека без возраста, порезанное редкими, но глубокими морщинами, как обычно не выражало ничего. Здесь, в полутемном бомбоубежище, оно казалось жутким, хотя по рассказам обитателей общаги Кирюха знал Соломоныча безобиднейшим человеком.
Впервые в жизни он столкнулся с ключником лицом к лицу. Прежде видел его издалека и очень редко. Соломоныч старался не показываться людям на глаза без особой нужды. Столкнувшись с кем-нибудь случайно, торопился уйти, на приветствия отвечал негромко, не оборачиваясь.
– Денис? – спросил Соломоныч. – Денис Пролетарский?
Кирюха мотнул головой:
– Кирилл Шнееман.
– Шнееман... – ключник пожевал губами. – Ах, да! Одногруппник Пашки Маргулина!
– Нет. Я такого не знаю.
– А как там Аля Грумова? Сдала историю КПСС? Алька – девчонка смышленая, творческая... Ей зубрить все эти съезды, которые ничем друг от друга не отличались, знаешь как тошно! А Васек Углов как поживает? Что-то давненько его не видно...
Несложно было догадаться, что странный дядька называет имена тех, с кем когда-то учился.
– Никого из этих людей я не знаю, – совершенно честно признался Кирюха.
– Странно... – Соломоныч, похоже, слегка удивился, хотя по нему было не очень заметно. – И Олежку Коркина, друга моего?
– Олежку Коркина... – парень хотел было мотнуть головой, но вдруг понял с изумлением, что последняя фамилия ему знакома. – Олег Коркин – ведь это комендант!
– Комендант... – недоверчиво произнес ключник. – Хм... Какой теперь год?
Кирюха сообщил. Соломоныч горестно вздохнул:
– Да-да... Опять забыл.
– А вы вместе с Олегом Иванычем учились?
Вместо ответа последовал такой монолог:
– Вова Изумрудов... Он умер здесь, в убежище. Можно сказать, в обстановке, приближенной к боевой. В то время другой комендант был, Павел Ильич Ланской, он решил учения провести. В мире тогда черт-те что творилось: Рейган назвал нас империей зла и развернул свою программу «звездных войн». Павел Ильич постара-а-ался... ой, постарался! В три часа ночи врубил пожарный ревун. Студенты выскакивали из комнат и бежали вниз, ничего не соображая. Внизу их встречал Павел Ильич с охранниками. Каждому вручал противогаз и говорил: без паники, только что началась третья мировая. Через полчаса авиация стран НАТО начнет утюжить город, так что все мы организованно, сохраняя спокойствие, спустимся сейчас в бомбоубежище... Конечно, не всем это понравилось. Кто-то хотел вырваться наружу, но охранники не выпускали. А Вовка Изумрудов, он всегда боялся замкнутых пространств...
– Клаустрофобией страдал, – подсказал Кирюха.
Соломоныч пожевал губами – слово явно было ему незнакомо:
– Здесь, внизу, ему стало плохо. Шутка ли: темно, окон нет, противогаз давит, душно в резиновом наморднике. Его стошнило. Пока противогаз с Вовки снимали, он уже умер. Захлебнулся Вова.
«Вот удивился бы Рейган, когда бы узнал, что его сверхнавороченные военные спутники стоили жизни ни в чем не повинного советского студента... – подумал Кирюха. – Впрочем, сейчас он все равно ничего не помнит».
– Коменданту было что-нибудь? – спросил юноша.
– Сняли его. Назначили – знаешь кого? Меня назначили. Мне подработка нужна была, предложил себя. «А справишься? – спрашивают. – Должность серьезная». Справлюсь, отвечаю я. Каким я комендантом был, Дениска!
– Я Кирюха.
Ключник сбился с мысли – замолчал и пристально посмотрел юноше в глаза. Трудно было вынести этот неподвижный змеиный взгляд стеклянных глаз.
– Пойду я, – буркнул Кирюха и отшагнул в сторону.
Странный человек в потертом пиджаке продолжал смотреть туда, где только что стоял его собеседник.
Кирюха поднялся на восьмой этаж и вбежал в актовый зал.
– Сдал? – спросил Антон.
– Сдал-то сдал... Где маленькая дрянь?
– В каморке прячется. Выходить не хочет, говорит, ты ее убьешь.
– Надо бы... – пробормотал Кирюха.
– Так что там случилось ночью, Кирюша? – спросила Настя – Мне тут рассказали какую-то совершенно нелепую сказку...
– Какую?
– Ну, что якобы Дамир Бейбутов из 605-й комнаты драл на балконе какую-то Юльку, которую никто не знает, там у него отказало сердце, он чуть не умер, и тут прибежал ты с электрошокером и оживил его. Потом его увезли на «санитарке».
– Будешь смеяться, все было именно так. Та Юлька – наша Юкки. И перед тем, как перепихнуться, они здорово обкурились.
– Какая сука! – зло выплюнула Настя.
Кирюха постучался в дверь каморки:
– Гражданка, к вам можно?
Не дождавшись ответа, распахнул дверь.
Бродяжка сидела на полу, обхватив ноги руками и уткнув лицо в коленки. Кирюха сперва вздрогнул – он до сих пор не смог привыкнуть к черной окраске ее волос.
– Ну, привет, Юкки... – неприветливо произнес он. – Или Юлька... Не знаю, как правильно...
– Как больше нравится, – мрачно сказала девчонка, не поднимая головы. – Бить будешь?
– Ты даже этого не заслуживаешь. Доставай рюкзак.
– Зачем?
– Рюкзак! – рявкнул Кирюха, пнув ногой стену.
Малолетка медленно встала, перевернула стопку плакатов, которая рассыпалась, как огромная колода карт. Под плакатами обнаружился изрядно расплющенный розовый кролик-рюкзак.
Кирюха взял плюшевую зверюгу за горло и заговорил голосом инквизитора, читающего приговор ведьме:
– Ты очень плохо поступила со мной прошлой ночью. За это я возьму из твоего рюкзака все, что мне понравится.
– Бери... – согласилась Юкки, равнодушно глядя на своего карателя.
Кирюха распахнул рюкзак. Не глядя, запустил руку и вынул мягкую игрушку – оранжево-черного тигренка.
– Его зовут Валера, – невозмутимо сообщила малолетка.
Валера полетел на пол, вслед за ним – пачка мятых журналов для девочек. Один из них ненадолго задержался в руках Кирюхи. В нем были статьи о моде, фотографии эстрадных «мальчиков», душераздирающие письма малолетних читательниц («Я впервые поцеловалась с парнем. Неужели я беременна?!»), глупенький рассказ о любви... Впрочем, на содержание ерундового журнала Кирюхе было плевать – он перелистывал страницы, надеясь найти спрятанные между ними купюры.
